— Многовато тебе понадобилось времени, чтобы это понять.

— Неохота было возвращаться в участок. — Он сделал паузу. — Собираешься написать на меня докладную?

— Еще не решила. Нужно дать тебе подергаться. — Она тоже помолчала. — Что это у тебя играет?

— Это «Литл Криминалз», «Парад развеселых легавых».

— Не очень-то хорошо эти ребята разбираются в полицейской службе.

— Это Рэнди Ньюмен… Мне нравится название другой его вещи — «Толстяка не проведешь».

— Толстяк — это, случаем, не ты?

— А ты подумай как следует… — Он немного помолчал. — Сдается мне, Шив, ты перешла на сторону Макрея. Скажи, ты и вправду считаешь, что это было простое ограбление?

— Я велела Фил и Колину расследовать эту версию, — призналась Шивон.

— Решила уступить?

— Ничего я не решила! — разозлилась Шивон.

— Хорошо-хорошо, я неудачно выразился… Осторожность никогда не помешает, Шивон. И я последний, кто станет тебя обвинять.

— Ты и сам пришел бы к тем же выводам, если бы подумал как следует! — с горячностью возразила Шивон. — Разве за Федоровым кто-то следил, когда он вышел из отеля «Каледониан»? Нет, если верить твоему эксперту по видеонаблюдению. Приставала ли к нему проститутка, которую видел Геверилл? Не исключено. И очень может быть, что поблизости околачивался ее сутенер с обрезком водопроводной трубы… Короче говоря, Федоров просто оказался не в том месте и не в то время.

— Ну, с этим трудно не согласиться.

— Зачем тогда раздражать наших членов парламента, русских миллионеров и деятелей из Первого шотландского банка? Это ничего нам не даст.

— Зачем?.. Не знаю, но, откровенно говоря, это чертовски приятно. Работа должна приносить удовольствие, иначе зачем она вообще нужна?

— Это удовольствие только для тебя, Джон… И так было всегда.

— Тогда побалуй меня в мою последнюю неделю. Напоследок, так сказать…

— А чем я, по-твоему, занимаюсь?

— Ты? Ты занимаешься подведением итогов. Списыванием со счетов, если воспользоваться банковской терминологией. Поэтому и появился Тодд Гудир. Он — твой напарник, как ты сама была когда-то моей напарницей. Ты уже начала его готовить, и, насколько я успел заметить, тебе это нравится.

— Нет, постой…

— А кроме того, — продолжал Ребус, не слушая ее, — он нужен тебе, чтобы, когда придет время, не пришлось выбирать между Хейс и Тиббетом.

— Странно, Джон, что с такими аналитическими способностями ты так и не поднялся по служебной лестнице.

— Служебная лестница плоха тем, что на каждой ступеньке тебя ожидает новая задница, которую необходимо лизать.

— Какой прекрасный образ!

— В жизни каждого человека должно быть место прекрасному.

На прощание Ребус пообещал, что они увидятся завтра («Так уж я устроен — мне все время кажется, что я могу понадобиться»), и дал отбой. Некоторое время он сидел неподвижно, надеясь, что Шивон перезвонит, но телефон молчал. Вокал Рэнди Ньюмена неожиданно начал раздражать его своей чрезмерной жизнерадостностью, и он выключил альбом. В запасе у него хватало музыки, которая больше подходила к случаю: ранний «Кинг Кримсон» или тот же Питер Хэммил, однако Ребус принялся бродить по темной квартире, бездумно переходя из комнаты в комнату, и вдруг обнаружил, что стоит перед входной дверью с ключами от «сааба» в руке.

«Почему бы нет, черт возьми?» — сказал он себе. Ребус уже не раз поступал подобным образом; сомневался он и в том, что в будущем будет вести себя сдержаннее. Кроме того, он был не слишком пьян и не ожидал никаких проблем с дорожной полицией. В конце концов Ребус решился. Тщательно заперев за собой дверь, он спустился на улицу, открыл машину и сел за руль. Ехать было всего ничего. Он снова миновал «Монпелье», свернул с Брантсфилд-плейс, совершил еще один поворот и припарковался на темной, тихой улочке, застроенной домами в викторианском стиле. Здесь Ребус бывал настолько часто, что с легкостью замечал любые изменения: новые фонари, отремонтированную мостовую, покрашенную ограду в палисаднике. Сегодня, к примеру, его внимание привлекли объявления о том, что с грядущего марта стоянка на улице будет разрешена только в специально отведенных местах: подобное уже произошло на Марчмонт-роуд, но и после этого найти место для парковки легче не стало.

Приехали и уехали несколько мусоровозов: Ребус слышал голоса рабочих, говоривших с польским акцентом. У нескольких домов появились пристройки, а в двух садиках исчезли гаражи. На Ребуса здесь никто не обращал внимания. Какой-то мужчина, гулявший с собакой, даже начал здороваться с ним, принимая за местного жителя, но его тощая собачонка оказалась куда менее доверчивой и, когда Ребус, присев на корточки, попытался ее погладить, отскочила от его протянутой руки.

Впрочем, в большинстве случаев Ребус оставался в машине, где он сидел, опустив стекло и сжимая в зубах сигарету. Изредка он включал радио или клал руки на руль. Ребус даже не всегда смотрел на сам дом — он и так знал, кто в нем живет, знал даже, что на заднем дворе есть каретный сарай, превращенный в квартиру телохранителя. Однажды он стал свидетелем того, как перед воротами, закрывавшими въезд на подъездную дорожку, остановился автомобиль. Стекло задней дверцы бесшумно опустилось, и Ребус встретился взглядом с пассажиром, который смотрел на него с бесконечным презрением, разочарованием и даже, кажется, с жалостью. Жалость, впрочем, вполне могла быть поддельной, зато в искренности остальных чувств сомневаться не приходилось.

Ребус был уверен, что за всю свою взрослую жизнь Большой Гор Кафферти не испытывал жалости ни к одному человеческому существу.

В воздухе еще витали серые клочья дыма, а запах гари настойчиво лез в ноздри, в рот, впитывался в одежду. Шивон Кларк прижимала к лицу носовой платок. Ребус выбросил и растоптал только что закуренную сигарету.

— О господи!..

Это было единственное, что он мог сказать или подумать.

Тодд Гудир первым услышал новость и позвонил Шивон. Уже в пути ей пришло в голову позвонить Ребусу. Теперь они вместе стояли на Джоппа-роуд и смотрели, как пожарные сматывают ненужные больше шланги. От дома Чарльза Риордана остались одни закопченные стены — оконные рамы выгорели, крыша провалилась.

— Ну что, теперь нам можно войти? — спросила Шивон у одного из пожарных.

— Куда вы так торопитесь, мэм?

— Я просто спросила…

— Я не знаю, поговорите с боссом.

Пожарные размазывали по лицу пот и сажу. Они уже сняли кислородные маски и баллоны и оживленно переговаривались друг с другом, словно члены молодежной банды после потасовки с конкурентами. Кто-то принес им воду и сок. Соседи стояли в дверях своих домов или в палисадниках, выглядывали в окна. На проезжей части собралась небольшая толпа зевак, которые шепотом обсуждали происшедшее. Этот район обслуживал полицейский участок Д, и двое детективов в штатском сразу же спросили Шивон, что привело сюда коллег с Гейфилд-сквер.

— Здесь жил один из наших свидетелей, — уклончиво ответила Шивон, которой вовсе не хотелось посвящать их в подробности.

Детективы остались этим очень недовольны и с тех пор держались довольно прохладно, время от времени переговариваясь с кем-то по мобильным телефонам.

— Как думаешь, он был дома? — спросил Ребус.

Шивон пожала плечами.

— Помнишь, о чем мы говорили вчера вечером?

— Ты имеешь в виду дискуссию о том, что я напрасно пытаюсь разглядеть в смерти Федорова что-то кроме простого ограбления?

— Только не сыпь мне соль на раны, ладно?

Ребус решил разыграть адвоката дьявола.

— Этот пожар может быть совпадением. Не исключено, что Риордан жив и здоров — сидит у себя в студии и знать ничего не знает!

— Я уже звонила туда, там никто не отвечает. — Шивон кивнула на стоящий у тротуара ТВР. ^[12] — Соседка через два дома отсюда говорит, что это его машина. Риордан приехал домой вчера вечером — она догадалась, что это он, из-за шума, который производит его таратайка.