Когда детективы сообщили дежурному, что им нужна Меган Макфарлейн, тот сначала позвонил в секретариат парламента и удостоверился, что Ребуса и Шивон ожидают, и только после этого выписал им два гостевых пропуска. По его звонку откуда-то явился еще один штатный сотрудник, который велел им следовать за собой. Высокий, с торопливой, чуть семенящей походкой, он — как и дежурный администратор — вряд ли был моложе шестидесяти пяти. Шагая за ним, Ребус и Шивон преодолели несколько коридоров, поднялись куда-то на лифте и снова углубились в лабиринт переходов и поворотов.
— Дерево и бетон, — вполголоса заметил Ребус.
— И стекло, — добавила Шивон.
— Особое стекло, — поправил Ребус. — Весьма качественное и весьма дорогое, я полагаю…
За весь путь их провожатый не проронил ни слова, пока за очередным поворотом они не наткнулись на встречавшего посетителей крепкого молодого человека.
— Спасибо, Сэнди, — сказал он. — Дальше я сам.
Сэнди повернулся и потрусил в обратную сторону. Шивон хотела поблагодарить его, но в ответ он буркнул что-то неразборчивое. Похоже, старик изрядно запыхался от быстрой ходьбы.
— Меня зовут Родди Лидл, — представился тем временем молодой человек. — Я — один из секретарей Мег.
— А кто такая Мег? — спросил Ребус.
Родди уставился на него с таким видом, словно услышал не слишком удачную шутку, и Ребус счел необходимым пояснить:
— Наш начальник велел нам приехать сюда и встретиться с Меган Макфарлейн. По-видимому, она ему звонила. Вот все, что нам известно.
— Вашему начальнику позвонил я, — заявил Родди Лидл таким тоном, что можно было подумать: это задание было трудным и опасным, но он блестяще с ним справился.
— Молодец, сынок! — сказал Ребус негромко.
Это «сынок», по-видимому, глубоко уязвило Родди, который, несмотря на свои двадцать с небольшим лет, явно считал себя человеком, сделавшим карьеру в большой политике. Смерив инспектора неприязненным взглядом, он после непродолжительного колебания решил не обращать на него внимания.
— Мег вам все объяснит. — И с этими словами Родди Лидл величественно повернулся и повел их в дальний конец коридора.
Личные кабинеты членов шотландского парламента оказались довольно просторными, с многочисленными столами — как для самих политиков, так и для их многочисленных секретарей и помощников. Именно здесь Ребус впервые воочию увидел многократно осмеянные в прессе «уютные альковы» — небольшие приоконные ниши, где стояли мягкие кресла и крохотные журнальные столики. Предполагалось, что именно в таких «альковах» члены парламента будут предаваться размышлениям и рождать свежие и прекрасные идеи.
В одной из таких ниш их и дожидалась Меган Макфарлейн. Увидев посетителей, она поднялась с кресла, чтобы поздороваться.
— Я рада, что вы смогли приехать так скоро, — сказала она. — Вы, конечно, очень заняты с этим расследованием, поэтому постараюсь не слишком вас задерживать.
Меган Макфарлейн оказалась невысокой, стройной, на редкость элегантной женщиной. Аккуратная — волосок к волоску — прическа, умелый, но не чрезмерный макияж, модные полукруглые очки, которые, впрочем, постоянно сползали на самый кончик носа. Большую часть времени член парламента смотрела на детективов не сквозь стекла, а поверх них.
— Меня зовут Меган Макфарлейн, — сказала она, взглядом и интонацией предлагая детективам назвать свои имена.
Ребус и Шивон представились, и член парламента огляделась по сторонам в поисках места, где можно было бы спокойно поговорить. Похоже, ей в голову пришла какая-то идея.
— Давайте спустимся вниз и выпьем кофе, — предложила она. — Принести тебе чашечку? — обратилась она к Родди Лидлу, который, усевшись за свой стол, уткнулся в компьютер.
— Нет, Меган, спасибо. Одной чашки в день мне вполне достаточно.
— Ну, хорошо… Кстати, сегодня мне нужно быть в палате?.. — Дождавшись, пока секретарь отрицательно качнет головой, член парламента повернулась к Шивон: — Кофе действует на меня как диуретик, а во время важного обсуждения это было бы совсем некстати.
Они прошли по тому же коридору, каким пришли, потом стали спускаться по внушительного вида лестнице. По дороге Меган Макфарлейн сообщила им, что «шотландские националисты возлагают большие надежды на майские выборы».
— По данным последнего социологического опроса, мы опережаем лейбористов на пять пунктов. Блэр теряет популярность, да и Гордон Браун тоже. Война в Ираке, продажа титулов за взятки… Кстати, это последнее расследование было начато по инициативе одного из моих коллег. Недавно Скотленд-Ярд объявил о том, что ему удалось собрать «весьма значительные и важные материалы», и лейбористы ударились в панику. — Член парламента с довольным видом улыбнулась. — Боюсь, теперь нашим противникам не избежать очередного громкого скандала.
— Чего вы добиваетесь? Протестного голосования? [3] — уточнил Ребус.
Если Макфарлейн и почувствовала скрытую в этих словах насмешку, то никак этого не показала. А может быть, просто решила, что подобная бестактность не заслуживает ответа.
— Чего нам ожидать, если на майских выборах ваша партия одержит победу? — продолжал допытываться Ребус. — Референдума о независимости?
— Именно. Не больше, но и не меньше. Лейбористская партия на протяжении пятидесяти лет не оправдывала надежд шотландского народа. Настало время это изменить.
Когда в кафетерии они встали в очередь у прилавка, Меган Макфарлейн сказала, что она угощает, и спросила, чего бы они хотели. Шивон попросила капучино, Ребус — двойной эспрессо. Сама член парламента выбрала черный кофе, в который высыпала три пакетика сахара. Поблизости стояло несколько столиков, и они заняли тот, что был свободен, сдвинув к краю оставленные предыдущими посетителями пустые чашки.
— Мы по-прежнему ничего не знаем о цели нашей сегодняшней встречи, — сказал Ребус, отпивая глоток кофе. — Надеюсь, вы не против, если мы перейдем непосредственно к делу? Как вы справедливо заметили, нас ждет расследование, поэтому…
— Да, конечно, — согласилась Макфарлейн и ненадолго замолчала, словно собираясь с мыслями. — Что вам известно лично обо мне? — спросила она после паузы.
Ребус и Шивон переглянулись.
— До того момента, когда нам приказали встретиться с вами, ни я, ни моя коллега о вас даже не слышали, — признался он.
Стараясь скрыть свое разочарование, Меган Макфарлейн принялась дуть на свой кофе.
— Я — член парламента от Шотландской национальной партии, — сказала она.
— Это мы уже поняли.
— Это означает, в частности, что мне небезразлична судьба моей родной страны. Чтобы обеспечить процветание независимой Шотландии в наступившем столетии, нам необходимы инициатива, предприимчивость и инвестиции. — Она поочередно загнула три пальца на правой руке. — Именно поэтому я стала активным участником КВГ — Комитета по возрождению городов. Разумеется, наша деятельность касается не только самих городов, — добавила Макфарлейн. — Я даже предложила изменить название комитета, чтобы сделать яснее наши цели и задачи.
— Простите, что перебиваю, — вмешалась Шивон, заметив, что Ребус порывается ляпнуть какую-то бестактность. — Но какое отношение все это имеет к нам?
Макфарлейн опустила взгляд и слегка улыбнулась.
— Извините. Когда я заговариваю о том, что меня по-настоящему волнует, мне бывает трудно остановиться.
Взгляд Ребуса, брошенный в сторону Шивон, яснее ясного выражал, что он думает.
— Этот случай с русским поэтом… — проговорила Макфарлейн. — Дело очень не простое. В том числе с политической точки зрения.
— Почему? — требовательно спросил Ребус.
— В настоящее время в Шотландии находится группа крупных предпринимателей из России. Это очень богатые люди — олигархи, представляющие нефтегазовую, сталелитейную и некоторые другие отрасли промышленности. Русские связывают с Шотландией определенные надежды, и нам бы не хотелось, чтобы какая-то несчастливая случайность омрачила отношения взаимного доверия, которые нам удалось установить за последние несколько лет. Больше того, мы определенно не хотим предстать в глазах наших партнеров страной, которая не чтит законов гостеприимства, которая заражена расовой и культурной нетерпимостью и… Взять хотя бы недавнее происшествие с этим сикхским мальчиком…