Мона шла к гостинице следом за девушкой. Роут оперся локтями о колени и задумчиво изучил цветок — его стебель, лепестки, такие нежные и хрупкие. Он поднес маргаритку к носу и втянул воздух. Роуту показалось, что он различил запах Ханны, но это, разумеется, просто разыгралось его воображение.
Мужчина еще долго сидел, глядя на цветок, желая бросить его, но не в силах сделать это.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Проанализировав события, произошедшие за последнее время в старой гостинице, Роут понял одно: как бы он ни старался, нельзя уничтожить свою человеческую сущность. Это стало ключом к новым открытиям.
Мужчина наконец-то осознал правду. Он никогда не сможет разрушить дом Джоан, чтобы устроить здесь курорт.
Оглядываясь на свое прошлое, Роут понимал, что его сердце не участвовало в планировании этого проекта. Со старших классов школы он мог убедить кого угодно в чем угодно. Значит, сейчас ему просто не хотелось отбирать у женщины дом и строить на его месте здание из бетона и пластика. Не хотелось вырубать эти леса, сносить руины церкви и уничтожать цветы.
Поступить так — значит сделать ошибку. Каким бы бесчувственным Роут ни пытался стать, пришлось признать, что его заботит судьба старинного дома. Это здание было бесценным. Но теперь Джеррик понял, что цена исчисляется не в долларах и доходах и даже не в очаровании или воспоминаниях. Это было то редкое место, в котором можно найти уединение, исцелить сердце, тело и душу.
Так что его «курортная фантазия» не что иное, как издержка его работы.
Поездка в гостиницу «Чарующая луна» позволила ему взглянуть на свою жизнь по-другому и понять, что в ней нужно кое-что изменить. Он сам сказал Ханне тогда, на озере: Взрослый человек знает, когда нужно попросить о помощи.Зачем работать до умопомрачения? Нужно возложить большую ответственность на вице-президента, заместителей и уезжать в отпуск каждый год, а не раз в пять лет. Он тоже заслуживает права вести полноценную жизнь.
Но какой будет эта жизнь? Что делать с временем, которое он получит в результате всех этих изменений? И все равно пора вернуться к жизни.
Мужчина встал, по-прежнему сжимая в руке цветок. Он смотрел на него еще несколько минут, а потом бросил в траву. Взяв со скамейки футболку, Роут накинул ее на плечи, но не ушел. Чувствуя себя полным идиотом, он поднял маргаритку и засунул ее в карман. Пытаясь не думать о том, что заставило его совершить столь иррациональный поступок, Роут взял мольберт Моны и холст. Контуры тела были зелеными, а сама грудь — пурпурной с желтыми пятнами, но это действительно был мужской торс. Роут направился к дому. По дороге он принял решение. Настал день, когда он должен уехать и оставить гостиницу, — и всех, кто живет в ней, — в прошлом.
Он вошел через черный ход в кухню и обнаружил, что Джоан вытаскивает из духовки персиковый пирог.
Она обернулась и увидела Роута, который как раз ставил мольберт Моны вместе с холстом в угол.
— Обед будет через пятнадцать минут, Росс.
Роут улыбнулся.
— Я не буду обедать. Мне пора уезжать.
— Но ведь у вас еще два дня…
— Мне пора возвращаться. — В его голове появился образ Ханны. Если он позволит себе снова взглянуть на нее, то может… Роут отогнал картины страстных объятий и решил, что нужно разорвать отношения, затратив как можно меньше душевных сил. Он коснулся плеча женщины: — Это был отличный отпуск.
Но было не похоже, что Джоан ему поверила. Может, рассказать ей о той перемене, которая произошла в его душе?
— Джоан, я…
Роут замолчал. Ему внезапно стало интересно, выберется ли Ханна из этой ситуации.
Если у девушки все получится — честь ей и хвала. Если она потерпит неудачу, тогда гостиницу купит Роут и подарит ее Джоан. Да, это верное решение.
Ханне нужно доказать самой себе, что она чего-то стоит. Плачевное состояние гостиницы — ее шанс. Сможет сделать «Чарующую луну» прибыльной — значит, она куда лучше всех известных ему менеджеров. В таком случае Роут обещал себе, что непременно так ей и скажет.
Ты что, спятил, Джеррик? — строго спросил мужчина самого себя. Если еще раз увидишь эту женщину, попадешь в беду. Ты это прекрасно понимаешь. Так что оставь все как есть.Его тянуло к Ханне. С «ручной кошечкой» Роут мог бы справиться, но Ханна не собиралась быть чьей-либо игрушкой.
И хотя Роут чувствовал некоторое, по его выражению, беспокойство, пора было возвращаться и заниматься своим делом. Во всем, что касалось отношений с этой женщиной, он был на редкость… некомпетентен. Возвращайся в Оклахому. Похорони глубоко в душе все, что было у вас с Ханной. Быть способным любить — значит чувствовать боль. И плакать. А этого ты не можешь, приятель. Уже нет.
— Что? — спросила Джоан, возвращая Роута к реальности. — Вы что-то хотели сказать?
— Нет, ничего. Не важно. Мне пора.
— Но вам же нравится фаршированный поросенок!
— Да, я обожаю ваши блюда. Но бизнес ждет… — Роут сжал плечо старой женщины. У него мелькнула странная мысль, что, пожалуй, он будет скучать даже по тому, как она называет его Россом Джонсоном. — Вы понимаете. — Прекрасное объяснение. Срабатывает одинаково хорошо и когда ты выбираешься из постели женщины, и когда бежишь от огня, к которому больше не осмеливаешься подойти.
Ханна пристально смотрела на букет, составленный из собранных сегодня цветов. Получилось красиво. Если они с Джоан хотят сделать это место доходным, то важны даже такие мелочи, как свежие цветы на столе.
Девушка посмотрела на часы.
— О боже! — Уже было десять минут восьмого. Почему никто не позвал ее на ужин? Ханна спрыгнула с кровати и разгладила сарафан. Она не надевала его с прошлого лета и уже успела забыть, как любит этот наряд. Ханне нравилась его женственность, текучесть линий… И,шепнул внутренний голос, Роуту он, очевидно, тоже понравился, если вспомнить о том поцелуе в кухне.
Девушка была и смущена, и взволнована этим воспоминанием. Она прижала руки к щекам. Пальцы казались просто ледяными по контрасту с полыхающим лицом.
— Не думай о нем, — велела Ханна себе.
Она взяла вазу и вышла из комнаты. Снизу до нее доносились дивные ароматы, но у девушки не было аппетита. Жаль. К тому же соседство Роута вряд ли поможет ей успокоиться.
Ханна спустилась по лестнице, приняв безразличное выражение. Она не собиралась показывать, как сильно на нее повлиял тот случайный поцелуй. Придется вынести этот ужин.
С настроением воина, идущего в бой, она вошла в столовую.
— Простите, что опоздала, но я хотела составить букет, — произнесла Ханна, неестественно улыбаясь и избегая смотреть туда, где сидел Роут. — Как вам?
— Цветы просто очаровательны! — произнесла Джоан.
— Если бы я изображала нечто подобное, то непременно написала бы такую картину! — заявила Мона.
Ханна вздрогнула. Да уж, Мона на своих холстах изображает отнюдь не цветы. Девушка не ожидала, что Роут что-то скажет, но ей бы этого хотелось. Не удержавшись, она бросила взгляд на его место.
Пусто.
Он уехал. Сбежал. Перед пустым стулом не было ни тарелки, ни приборов.
— Роут уехал, — прошептала Ханна. Ее затопило чувство потери, лишив девушку даже возможности дышать.
— Что-то связанное с бизнесом. — Джоан подняла к губам кружку с кофе, а затем нахмурилась. — Он что, даже не попрощался?
Ханна покачала головой. В ее сердце словно навсегда погас свет. В это мгновение девушка поняла, что никогда не будет полностью счастлива. Правда полыхала в ней огнем, врываясь в сознание извержением вулкана.
Она влюбилась.
Роут был далеко не идеален — как, например, Декон Ванс. И все же она отчаянно влюбилась в этого человека. В Роута Джеррика, который попросту не заслуживал такого удивительного, захватывающего чувства. Осознание этого поразило девушку, и она жалобно всхлипнула.
Откуда-то издали до Ханны донесся странный звук — это ваза вылетела из ее рук и разбилась вдребезги.