— Карточки постоянного покупателя… Поднимите руки, у кого их нет. — Смешки в зале. — Не знаю, как вы, а я настолько к ним привык, что и вспоминаю-то о них только тогда, когда мне дарят что-нибудь бесплатное. Недавно протягиваю я одну такую карточку кассиру и вдруг задумываюсь о значении слова «постоянство» и об истинной сущности сделки, в которую я таким образом вступаю. Кто тут, подумалось мне, кому верен и зачем?

Выдержав паузу и дождавшись первых кивков, отец Бетани переключается на «широкое понимание верности в нашем глобальном обществе». Какого рода преданность важна: преданность розничной сети? Футбольной команде? Или нашему «племени»? — вопрошает он, пальцами изображая кавычки. Или же всем детям Бога, независимо от того, говорят они на нашем языке, разделяют нашу веру или нет? А может, важнее всего наша верность некой совокупности христианских принципов? Леонард Кролл считает, что да. С дочерью они похожи — верхняя часть лица, форма и расположение глаз. Сильный, обаятельный человек… Такие обычно нравятся.

— Война, голод, эпидемии. Стихийные бедствия. Засилье атеизма, глобальное потепление, кровавый разгул в Иерусалиме, в Иране. То ли еще будет… Нашу политическую систему будет трясти и трясти. «Еще раз поколеблю не только землю, но и небо». К Израилю, глава двенадцатая, стих двадцать шестой. И далее, стих двадцать седьмой: «Изменение колеблемого, как сотворенного, чтобы пребыло непоколебимое». «Чтобы пребыло непоколебимое…» Чтобы пребыли мы, непоколебимые в своей вере в Господа. Ведь мы непоколебимы, верно? Но другие колеблются. — Предостерегающе повышает голос. — Мы живем во времена, когда веру извращают на каждом углу. Народ должен вновь повернуться к Богу, к Богу сегодняшнему, к тому Богу, что здесь и сейчас! — Теперь он уже кричит. — Так пролей же на нас Твою милость, о Боже! Пусть захлестнет нас поток Твоей вечной любви! — И тише: — Слава Тебе.

Женщина в соседнем кресле горячо кивает и шепчет «аминь» вместе с хором согласных голосов.

— Знаю: силы зла делают все, чтобы захватить господство над планетой Земля. Дьявол готовит нам сюрприз.

Так вот ему ответ Бога: Христово войско тоже не сидит сложа руки! — потрясает он кулаком, вызвав новую волну шепота и аплодисментов. — Мы тоже готовим ему сюрприз — Вознесение!

Зал взрывается одобрительными возгласами. Леонард Кролл, бросая пламенные взгляды в толпу, мечется по залу, как тигр.

— Знамения повсюду. Я вижу их. Я чую. Знамения, о которых говорится в Библии. Что чувствовали мы в наших сердцах, глядя на гору и падающего с нее Иисуса? Ужели, Отец наш, Ты выбрал этот миг, в начале двадцать первого столетия, чтобы вознести нас и пойти на нашу планету священной войной Иезекииля? — Не дожидаясь ответа, он продолжает, ударяя кулаком воздух: — Ведь сказано в Писании: «Вот Господь опустошает землю и делает ее бесплодною; изменяет вид ее и рассеивает живущих на ней. За то проклятие поедает землю, и несут наказание живущие на ней; за то сожжены обитатели земли, и немного осталось людей». Господь бросает вызов нам, земным существам. Но не все способны прозреть Его намерение. От Иоанна, глава третья: «Кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия».

«Аминь», — истово шепчут в толпе.

Семья Кролл. Мне нужно спросить о многом. Как они жили? Усаживались втроем на кожаный диван и включали записи христианских программ? А Карен Кролл — следила ли она за тем, чтобы дочь ежедневно съедала пять порций фруктов и овощей, как рекомендует министерство здравоохранения? Водили ли Бетани в эту церковь слушать Евангелие от Леонарда Кролла? И когда твоя дочь втыкает отвертку в глаз той, на ком ты женат, — какую роль здесь играет прощение?

— Руины Стамбула, — продолжает Кролл, — подтвердили глубокое знание — знание, которое несет наша вера, — о том, что близятся последние времена. Друзья, нам нечего бояться. Страх — орудие дьявола, так не дадим же нас запугать. Мы знаем: нам ничто не грозит, Господь защитит нас. Но что станется с нашими близкими и с теми заблудшими душами, что не обрели еще Божью любовь?

Зал отвечает согласным шепотом. В школьные годы, проведенные среди монахинь, я поняла: нельзя недооценивать силу искренних убеждений, непоколебимость истинной веры. Такой, как у Леонарда Кролла.

— Мы избраны жить в эти времена и толковать их значение, — говорит он. — Так поднимемся же против дьявола, несущего разрушения на созданную Богом землю, наславшего волну атеизма на эту планету! Так будем же ждать возвращения Мессии, Спасителя нашего. Ибо упавший встанет!

Он поднимает руки — все вскакивают с мест и начинают петь о восставшем из мертвых, об избраннике, о святом. Хлопаю, отбивая ладонями ритм. И снова тот же феномен, тот же психологический рефлекс: сердце наполняет восторг, на лице расцветает улыбка. Мне радостно и светло. Допев, собравшиеся остаются на ногах, и теперь, кроме спин, я ничего не вижу. Передвигаюсь ближе к проходу. Голова Кролла опущена в поклоне, глаза закрыты, кулак замер в воздухе. Из рукава выглядывают поросшее темными волосками запястье, серебряные часы, белая манжета. Исходящая от него энергия почти сексуальна. Внезапно он дрожит, в нем происходит какая-то перемена. Наконец он запрокидывает голову ленивым, чуть ли не томным жестом и начинает говорить: в голосе звучит сдержанная сила:

— Нам уготовано спасение, и мы сделаем все, чтобы обратить души тех, кого мы знаем и любим, к Господу, дабы и они спаслись вместе с нами. Псалтырь, глава двадцать пятая, стих второй: «Искуси меня, Господи, и испытай меня». Пусть в последние времена никто не останется страдать на этой земле. Среди них есть и наши друзья, наши близкие. Их участь нас не радует. Пусть и они раскаются в своих грехах, пусть восстанут из мертвых, и вознесутся на небеса вместе с праведниками, и возрадуются пришествию Мессии. А Он придет за нами. О да, можете не сомневаться: Он придет.

Возгласы согласия со всех сторон.

После службы пробираюсь вперед, лавируя между мужчинами, женщинами, подростками в одинаковом безликом ширпотребе, которые стоят группками и оживленно переговариваются, пока дети помладше носятся по торговому центру.

— Добро пожаловать, — говорит Кролл. Придвинув стул, он садится, чтобы быть со мной на одном уровне, и протягивает руку. У него крепкое, уверенное рукопожатие открытого, общительного человека, талантливого оратора, который умеет и слушать. — Приятно видеть новые лица. Вы тут живете неподалеку? Леонард Кролл. — Он по-прежнему сжимает мою ладонь, и я начинаю подозревать, что он так никогда ее и не выпустит. — Для друзей — Лен. Приятно познакомиться.

— А я Пенни.

— Пенни, — повторяет он и, еще раз пожав мою ладонь, отпускает ее на свободу. Мифическую Пенни — закомплексованную, религиозную версию меня из прошлой, доколясочной жизни — я придумала по дороге сюда.

— Ехала мимо, вдруг слышу — музыка. Ну, я и…

— Не удержалась. Старая, но любимая музыка, верно?

— Мелодии детства.

— Как бабушкины пироги, правда? Хотя лучше уж петь, чем объедаться.

— Ваша речь о великой скорби и восхищении произвела на меня впечатление.

В ответ он награждает меня пристальным взглядом и кивком, но не больше. Как странно, когда на чужом лице сияют умом и сочувствием знакомые глаза. Карие глаза Бетани.

— Знаете что, Пенни? Я вижу на вас печать Иисуса.

Как реагировать на подобные заявления — понятия не имею. У меня они вызывают одни подозрения. Неужели он меня раскусил?

— Не уделите мне минутку, после того, как попрощаетесь со всеми? Дело в том, что меня привела к вам не только музыка, — признаюсь я.

Заинтригованный, Леонард Кролл с готовностью распрямляется.

— Конечно, Пенни, какой вопрос. Дайте мне минут десять, — говорит он, подмигивая проходящему мимо мужчине. — Вот выпроводим наших праведников, тогда и поговорим по душам.

Жду в сторонке, пока он жмет руки, перебрасывается шуточками с мужчинами, выслушивает женщин, треплет по щечкам детей. В воздухе витает ощущение праздника.