Судя по всему, дело предстояло не из легких. Бьорн пытался убедить себя в том, что ему на это наплевать, говорил: «Сдалось мне это неожиданное возвращение в строй!» У него не было никакого желания вылезать из своей досрочной отставки. Но на самом деле одного лишь слова «девочка» оказалось достаточно, чтобы он стряхнул многолетнее оцепенение. Словно какая-то мощная пружина в одно мгновение вытолкнула его из маленького домика размером с персональный склеп.

«Мерседес» завелся с пол-оборота. Шеф Бьорн плавно надавил на газ, и машина тронулась с места. Мощные зимние шины почти не скользили, когда желтый танк съезжал вниз по «серпантину» в сторону Осло. Бьорн собирался попросить коллег, чтобы они поехали по самой длинной дороге — той, что шла над бесчисленным множеством заснеженных крыш, спускавшихся вниз по склону, словно ступени гигантской лестницы. Между ними пролегали ярко освещенные улочки: цепочки огней тянулись до самого порта. Темная морская гладь сверху казалась застывшей словно каток, и лишь иногда Бьорн слышал слабый шорох волн, размернно-неторопливо набегавших на берег.

Бьорн рассеянно улыбнулся двум молодым полицейским, которые наблюдали за ним в зеркало заднего вида.

Как случалось и раньше, он испытал мгновенное желание утопить педаль газа и направить машину прямо, не сворачивая, между небом и землей. И все было бы кончено разом. Но он этого не сделал.

Снежинки таяли на руках, тонкие сверкающие струйки стекали между застывшими пальцами. Дрожащие отблески скользили по сомкнутым векам. Анжела шмыгнула носом и поморгала, чтобы разлепились смерзшиеся ресницы. Потом попыталась слегка разжать руку, вцепившуюся в объектив. Кожа треснула. Две капельки застыли между складками плоти и пустотой.

Оцепеневшая от холода, девочка глубоко вдохнула колючий воздух. Снег продолжал падать густыми крупными хлопьями, и под ногами у нее уже намело небольшой плотный сугроб.

Анжела подышала на замерзшие руки, не отрывая глаз от перекрестка. Уличные фонари слегка раскачивались в ореолах бледно-желтого света. Сколько времени она тут караулит?.. Сквозь прорези крышки водосточного люка посреди мостовой просачивались легкие струйки пара. Крышка была отчетливо видна — заржавевшая, чуть поблескивающая.

Кипучая смрадная жизнедеятельность подземного городского чрева растапливала снег. Там, в этой клоаке, в густой отвратительной массе слюны и секреций жили существа, напоминавшие огромных пузатых личинок. Среди них особенно выделялись полупрозрачные, с блестящими глазками, день ото дня становившимися все заметнее.

Внезапно крышка приподнялась — совсем чуть-чуть, на полсантиметра. Никто бы и не заметил этого медленного, осторожного движения — если только не наблюдал за крышкой специально. Анжела затаила дыхание, ее сердце забилось в груди, словно колокол. Ей вдруг стало очень жарко. Город спал в надежных объятиях зимы, но девочка бодрствовала и ждала — и вот-вот должна была получить награду за терпение. Больше никто не сумел бы…

А она готова?

Узкий шлейф пара медленно выполз из образовавшейся щели и заскользил вдоль влажной мостовой, пока не достиг бордюра. Вдруг крышка резко сдвинулась в сторону. Клубы пахучего пара вырвались наружу и стали медленно растекаться по улице, скользя вдоль стен и запертых ставень.

Что-то выбралось оттуда!

Анжелу охватила паника. Из люка шел тошнотворный запах, усиливаясь с каждой минутой. Она осторожно попятилась и спряталась за мусорным ящиком.

Первое, что она увидела, были глаза: огромные, удлиненные до самых висков. Грациозное существо светилось каким-то удивительным, золотистым светом. Его тело двигалось неровными рывками — словно бы каждая часть действовала самостоятельно, отдельно от других. У существа было три руки: две похожи на человеческие, а третья, поменьше, торчала из тела на уровне ребер. Существо двигалось почти комичным образом — выпятив грудь, запрокинув голову, — и снег проваливался под его шагами.

Анжела сказала себе, что она по натуре такая же, как и ее отец, — охотница. Она не отрываясь следила за существом в видоискатель камеры. Зум увеличил невероятное зрелище. Анжела привстала на цыпочки, стараясь поймать в кадр лицо существа. Как только лицо появилось, палец Анжелы нажал на кнопку.

Кажется, существо услышало щелчок затвора фотоаппарата — теперь его глаза смотрели прямо в объектив.

Затем оно начало приближаться. Благодаря увеличению, в видоискателе оно казалось громадным.

Анжела попыталась сдвинуться с места, но зимний холод намертво сковал ее. Таинственная фея из городской клоаки открыла темный провал рта и завизжала. Этот резкий, пронзительный визг заполнил все пространство уличного перекрестка, и Анжела почувствовала себя так, словно в ее тело вонзались длинные тонкие иглы. Каждый нерв вибрировал, растягивался и вот-вот готов был порваться.

Существо склонилось над Анжелой. Его полупрозрачные пальцы вцепились в фотоаппарат и, выхватив из рук Анжелы, направили на нее объектив.

Страх исчез. Последовала яркая вспышка, похожая на какой-то магический фейерверк. Тело Анжелы разлетелось на мириады крошечных ледяных кристаллов. Ослепительный свет этого мгновенного жертвоприношения полностью рассеял ночную тьму, четко высветив эти трагические осколки вокруг огненного шара, похожего на упавшее солнце.

Затем черное покрывало ночи снова нависло над городом.

Тень упала на перекресток.

На нее.

Тень упала.

Тень…

Видение с нежными глазами исчезло. Холод превратился в липкий пот, пропитавший одежду.

Судорожно вцепившись в плед, Анжела медленно выплывала из омута завораживающего и страшного сновидения.

Она повернула голову и взглянула на соседей. Никто, кажется, не заметил ее состояния. Пассажиры выглядели невозмутимо спокойными… Или они были такими же призрачными, как персонажи ее кошмара?..

«Призраки, — подумала она. — Во сне мы все — призраки».

С того момента, как самолет взлетел, ее не оставляли дурные предчувствия. Как только шасси оторвались от земли и бесконечный горизонт распахнулся во все стороны, являя всю необъятность планеты, Анжела почувствовала себя пойманной в ловушку. Обреченной. Она терпеть не могла это ощущение — быть отданной на чей-то произвол. Пусть даже на произвол пустоты. Она понимала, что возмущаться глупо, тем более сейчас, когда с высоты открылась взору величественная картина природы, преобразованной человеком: огромные разноцветные квадраты полей. Анжела уже представила, как наводит объектив на это гигантское лоскутное одеяло — чтобы вдохнуть хоть немного жизни в галерею своих мрачных снимков.

Но вдруг все краски исчезли, сменившись чем-то мутным и бесформенным. Затем в иллюминаторе замелькали отдельные туманные клочья с размытыми очертаниями — словно длинная череда привидений. Их вновь сменила сплошная мутная пелена с едва заметными прожилками. Наконец самолет вырвался из облаков, оседлав их призрачную громаду. Он крепко держался за гриву облачной лошади, и теперь из-за ее блестящей на солнце шерсти внизу нельзя было ничего разглядеть.

Анжела подумала: «Я вполне могла бы не существовать. Самое большее — оставаться чьим-то воспоминанием…»

Они летели на север.

Все тело Анжелы, от закутанной толстым полярным шарфом головы до обутых в «лунные ботинки» ног, было в поту: она чувствовала себя губкой, пропитанной мускусом, пленницей закрытого герметически салона самолета, заполненного кондиционированным воздухом. Анжела слегка сдвинула плед. Она все предусмотрела. На ней была теплая одежда для холодной страны. Ее багаж представлял собой настоящий арсенал полярника, готовящегося к очередной экспедиции на Северный полюс. Меховой шапкой-ушанкой и варежками из дубленой овчины ее снабдила лучшая подруга, мать юной Жозетты. Варежки пришлись очень кстати. Анжела с гордостью ощущала себя здравомыслящей, пусть даже и смешной.