— Надеюсь, кот не станет ждать слишком долго.

— Обязательно станет. Просто чтобы помучить песика.

Энн погладила Мэла по голове, и тот замурлыкал. Затем она взяла газированную воду и сделала основательный глоток.

— Спасибо за питье и за гостеприимство.

— Всегда рада. — Бенни вскинула голову, и кончик ее «конского хвоста» попал в нагрудный карман. — Я посмотрела, что есть на ужин. Апельсины и три яйца. Извини, мне было не до покупок. Столько работы со свидетелями, а тут еще одного из моих лучших партнеров чуть не убили.

— Я не так уж и голодна. Обычно у меня на ужин хлопья.

— Это я приготовить в состоянии.

Бенни развернулась и направилась на кухню. Она принесла две столовые ложки, две пиалы, половину кварты молока и коробку хлопьев. Поставив все на стол, она села напротив Энн. Тянувшееся по периметру комнаты освещение изливало мягкий свет на ее лицо и светлые волосы.

— Прошу к столу.

— Отлично! — сказала Энн, хотя обычно она старалась не покупать пшеничные хлопья «Шреддид уит». Вот она, коробка, на столе: приземистая, красная и на редкость самодовольная. Длинный список «состава» оказался прямо перед лицом и нес тревожную весть о фосфоре, магнии, цинке и меди. Металл хорош в сантехнике, а не в завтраке, однако Энн взяла хлопья, поставила перед собой миску и представила, что это ее любимые «Кэпнкранч».

— Так… Давай еще раз все обдумаем, — сказала, проглотив хлопья, Бенни. — Ты уцелела. Правда, при этом преследователь все еще хочет тебя убить, клиент — уволить, а стрижку тебе сделали при помощи первых нашедшихся в офисе ножниц.

Энн заставила себя улыбнуться:

— Перечисленные пункты имеют между собой мало общего.

Она взяла очередную ложку «Шреддид уит». Вкус был вовсе не плохой. Он лишь просто отсутствовал. Энн оглядела полированный сосновый стол в поисках сахарницы, но тот был совершенно пуст, если не считать подставок из желтой соломы.

«Возможно, эти хлопья сделаны из того же материала».

— А сахар есть?

— Нет, — ответила Бенни.

— Шутишь?

— В этом доме нет сахара. Ни сахара, ни телевизора. И то, и другое вредно для здоровья.

Энн сочла это формой помешательства.

«Нет Люси?»

— Нет сахара?

— Никогда не слышала о «Сахарном блюзе»? [32]

— Это когда в доме отсутствует сахар?

Бенни улыбнулась:

— И думать забудь! — Она справилась с очередной ложкой «Шреддид уит». — Ты ведь не любишь спорт, Мерфи, верно?

— Почему? Я хожу по магазинам. Это требует выдержки. И тренируюсь, питаясь рисовыми хлопьями «Кокоа криспиз». А теперь вот — ужинаю.

Энн смутно чувствовала, что пытается рассмешить Бенни. Почему?

— Ты мне нравишься, Мерфи. Правда нравишься.

— Я? — Энн чуть не подавилась. Возможно, дело было в соломенных подставках.

— Я считаю, что ты держишься настоящим героем, хотя тебе и нелегко. В свое время на мою долю тоже кое-что выпало, и все-таки мне до тебя далеко. Я тобой горжусь! Случившееся ужасно, и я понимаю, как тяжело думать об Уилле.

— Спасибо, — быстро ответила Энн, чувствуя, что ее лицо начинает гореть. — Я так благодарна за все, что ты и остальные для меня сделали.

— Да-да, но дело еще не закончилось. Завтра тяжелый день. Гражданская панихида. — Бенни съела еще хлопьев и запила их диетической колой. — Мы возьмем этого придурка. Динунцио крепче, чем кажется, а Каррир выстоит в любой потасовке. Обе выстоят.

— Не сомневаюсь.

— Однако я должна кое в чем повиниться — за них и за себя. — Бенни помолчала, глядя Энн прямо в глаза. — Когда ты только пришла в фирму, все мы не отличались доброжелательностью, и это моя вина. У меня не нашлось времени, чтобы помочь тебе приспособиться. Я не представляла, насколько это важно. Мы вели себя нехорошо, и я очень об этом сожалею.

— Все в порядке.

Энн проглотила комок. Она положила ложку и поклялась впредь никогда не питаться предметами домашнего обихода.

— Нет, не в порядке! Я хороший юрист, зато, как выяснилось, плохой менеджер. Полагаю, у меня не получилось сделать так, чтобы все притерлись друг к другу и не чувствовали себя несчастными. Работали сообща. Обычно я заботилась только о победе.

— Победа — тоже неплохо.

— Недостаточно. Любое разрушение начинается с трещин. И с людей. Как это и случилось с тобой.

— Я сама не отличалась доброжелательностью…

— Ответственность лежит на нас. На мне. Ты приехала в мой город, пришла в мою фирму. Твое поведение объяснимо, особенно с учетом того, через что ты прошла.

«Сейчас еще хуже!»

— У меня есть вопрос, Бенни. Ты все знала о Кевине. О моем прошлом. — Она подумала о мамином букете. — Как так получилось?

— В одной из рекомендаций с прошлой работы рассказывали о Кевине. О том, что он пытался тебя убить, что ты подверглась исключительному давлению и посадила его.

— Я думала, речь там будет идти только о работе, — сказала удивленная Энн.

— Они хотели для тебя другой работы. Другой жизни. И все вместе произвело на меня впечатление. Я знала, что ты справишься с любым моим заданием.

Энн улыбнулась. На самом деле ей хотелось спросить о маме, однако это прозвучало бы глупо.

— А остальное я выяснила сама. У меня много друзей среди адвокатов, занимающихся защитой уголовных преступников, и я порасспросила их. — Бенни отхлебнула газировки; лед издал звук, слишком праздничный для такого разговора. — Я запомнила, что на собеседовании ты сказала, что у тебя нет семьи. Но ты ничего не сказала о чьей-либо смерти. А в твоем резюме не было упоминаний ни о родных, ни даже о месте рождения. Так что я попросила состоящего в штате детектива заняться этим. Ты же знаешь Лоу, не так ли?

— Ты занималась расследованием моего прошлого?! — Энн постаралась скрыть охватившее ее бешенство.

— Конечно, и не собираюсь за это извиняться. Я не могу брать в свою фирму кого попало, а люди не появляются вот так вдруг, из чьей-то головы. У каждого есть семья. Вне зависимости от того, признают люди это или нет. И не просто семья, а «контекст». Люблю такие слова — со значением на полстраницы, — улыбнулась Бенни поверх края стакана. — И, потрудившись, я выяснила, каков твой «контекст».

— Моя мать?

— Да.

— Не отец?

— Нет.

У Энн забилось сердце.

— Кстати, где она?

— В Южной Калифорнии. — Бенни поставила стакан. — Это все, что я могу сообщить. Она просила меня не рассказывать тебе, и я обещала, что не буду.

У Энн застыло лицо. Знакомый гнев ножом полоснул по сердцу.

— Как это мило с ее стороны…

— Сожалею. Я уважаю ее желания, хотя и знаю, что они заставляют тебя страдать.

— Мне слишком мало до нее дела, чтобы страдать, — быстро сказала Энн, и это прозвучало неубедительно даже для нее самой. Ей хотелось завопить. Как может родитель иметь такую власть над своим выросшим ребенком? Даже наихудший из родителей?

— Я думаю, она не слишком-то гордится собой. Поэтому-то и не хочет, чтобы ты знала, где она. — Бенни помолчала. — Насколько я поняла, у нее проблемы с алкоголем.

— Из чего я заключаю, что во время вашего разговора она едва вязала лыко! — Энн понимала, к чему может привести такая беседа, и ее лицо вдруг вспыхнуло от стыда. — Она не просила у тебя денег, а?

Бенни не подтвердила и не опровергла.

— У меня семья тоже не образцовая, но я все время тоскую по своей маме… Ладно. Все мы ошибаемся.

У Энн сжалось в груди.

— Она связывалась с тобой позже?

— Нет, и я хочу кое о чем тебе напомнить. Те цветы, с которыми ты весь день проездила, оставлены ею. — Бенни мягко улыбнулась. — Впрочем, тебе до этого, конечно, нет никакого дела…

— Она обратила на меня внимание, только когда я умерла. А цветы заказала по телефону. Визитка была отпечатана в магазине. — Энн уставилась на оставшиеся хлопья и почувствовала горечь во рту. Магний тут был ни при чем. — Я даже не знаю, откуда у нее мой адрес.