Ховард: Ладно, давай отсюда выбираться. Покажу тебе сад.
Дэнни ничего не имел против того, чтобы отсюда выбираться. Вместе с Ховардом они прошли по длинному коридору, потом спустились по винтовой лестнице. Лестничный колодец был похож на тот, в котором Дэнни застрял вчерашней ночью, только тут не было света и пахло затхлостью и сыростью. Ховард освещал ступеньки карманным фонариком, но все равно двигались очень медленно. На стене стали появляться надписи на незнакомом Дэнни языке, под ногами валялись пустые пивные банки и презервативы, чернели пятна от костров.
Дэнни: А это откуда?
Ховард: Тут несколько лет тусовались местные подростки. В двух-трех ближайших комнатах они, конечно, помародерствовали. Но дальше, видно, боялись заходить. И хорошо, что боялись.
Внизу забрезжил свет. Последний виток лестницы вывел их в помещение с незаконченным ремонтом: тут были леса вдоль стен и деревянный пол, уложенный только до половины. Покосившаяся двустворчатая застекленная дверь вела в сад.
Ховард: Все, на этом месте финансы у немцев иссякли.
Он толкнул дверь, и несколько фрагментов треснутого стекла со звоном упали на пол. Дэнни первым шагнул в зеленую прохладу, которую он разглядывал сегодня из окна кухни.
Ховард: Раньше, когда это был настоящий средневековый замок, тут все было вымощено брусчаткой, вон там стояла пекарня, чуть дальше конюшни и рыцарские казармы. Позже брусчатку сняли и разбили большой сад с рядами фруктовых деревьев, с фонтанами, скамейками — в общем, со всеми прибамбасами. Если хорошенько поискать, под этой чащобой похоронено много чего интересного.
Похоронено — это правильное слово, подумал Дэнни. Солнце почти не пробивалось сквозь густую листву, от земли веяло холодом и глухой чернотой. Белели только дорожки, усыпанные битой ракушкой. По одной из таких дорожек Дэнни шел сейчас вслед за Ховардом между какими-то древесными реликтами, мимо обломков позеленелых статуй, мимо скамейки, заросшей бурьяном с редкими блеклыми цветками.
Ховард: Знаешь, что меня сразу уложило на обе лопатки? Вид на замок, когда подъезжаешь к нему снизу. И я сказал себе: я должен это купить.
Дорожка вела к живой изгороди — высокой плотной стене из кипарисов. Наверно, когда-то она была аккуратно подстрижена, но сейчас больше всего походила на гигантскую подушку с вылезшими наружу перьями. В стене темнел свежевыстриженный узкий проход — лишь оказавшись по другую сторону от него, Дэнни наконец ощутил на лице тепло солнечного света.
Внутри кольца из кипарисов находилась открытая площадка, мощенная мраморными плитами, но мрамор едва просматривался под разводами лишайников. В центре площадки был круглый, большой — метров двенадцать в диаметре, — заросший тиной бассейн. От черной илистой воды поднималось тяжелое зловоние. Дэнни почувствовал его очень скоро: что-то темное, смрадное, идущее из глубины земли смешивалось с запахами железа, плоти и крови.
По ту сторону бассейна работал Мик. Сидя на корточках, он отчищал мраморную плиту жесткой щеткой на длинной ручке. Он даже не обернулся, не посмотрел, кто пришел.
Ховард: Раньше тут стояла башня, тоже круглая — видишь старую кладку по краям? А внутри нее был колодец. Когда башня обрушилась, на ее месте устроили бассейн. Неплохо придумано, а? Но в итоге в нем они и утонули.
Кто утонул? Вонь сделалась невыносимой, у Дэнни потекло из носа.
Дети фон Аусблинкеров. Десятилетние близнецы, мальчик и девочка. Как точно это случилось, никто не знает. Он замолчал, удивленно поглядывая на Дэнни. У тебя что, аллергия?
Да, бывает. На запахи.
Понятно. А я запахов почти не чую. Иногда это очень кстати.
Они уже обогнули бассейн и подходили к тому месту, где трудился Мик. Второй номер, обнаженный до пояса, драил мрамор с таким остервенением, что пот катился градом по его мускулистому торсу. (Дэнни догадывался, что сам он может хоть сто лет тягать железо в спортзале, но до такого торса ему все равно будет как до неба.) Мик на секунду поднял голову.
Ховард: Ну как, щеткой насухо лучше получается?
Мик: Да, вот смотри. Мик встал, под ним обнаружился квадратный клочок белоснежного сияющего мрамора.
Ховард: Ого! Ну ты даешь.
Мик: А представь, как тут будет, когда все отчистится.
Ховард: Только не пытайся отскоблить все в одиночку! Возьми себе пару ребят.
И ни слова, ни звука о том, что было на кухне. Или там ничего особенного не было, просто это сам Дэнни так издергался, что видит вместо мухи слона? Или у них тут такие разборки в порядке вещей?
Ховард: Я только что рассказывал Дэнни про близнецов.
Мик скользнул по Дэнни пустым и подчеркнуто холодным взглядом — будто это он, Дэнни, во всем виноват. В чем виноват, спрашивается, какого черта? Дэнни собрался послать в ответ такой же холодный взгляд, но не успел: Мик уже склонился над своей плитой.
Дэнни: Про близнецов тебе немцы рассказали?
В общих чертах они, а подробнее… Ховард вздохнул и отвернулся. Понимаешь, у этих близнецов осталась одна родственница. Баронесса. Я ее, можно сказать, унаследовал вместе со всем хозяйством. Она и сейчас тут живет — вон в той башне. Это цитадель, самая древняя часть замка.
Проследив за его взглядом, Дэнни увидел над деревьями зубцы квадратной башни. Цитадель. В ярком солнечном свете она казалась почти белой.
Дэнни: А подняться туда можно?
Ховард хмыкнул. Слыхал, Мик?
Мик кивнул.
Ховард: Я бы с радостью тебя туда сводил, Дэнни. Но, к сожалению, баронесса — как бы это сказать? — не вполне одобряет наш бизнес-план.
Дэнни: Баронесса… это такая молоденькая блондинка?
Мик с Ховардом переглянулись и неожиданно расхохотались.
Ховард: С чего ты взял?
Дэнни, разозленный их дурацким смехом, молчал.
Ховард: Слушай, она же…
Мик: Молоденькая!..
Ховард: Мик, у тебя железная память на числа, скажи, сколько этой молоденькой лет?
Мик: Девяносто восемь. По нашим сведениям.
Ховард: Ага… хотя я бы ей больше девяноста не дал!
И обоих разобрал очередной приступ смеха. Дэнни бросил взгляд на башню и вспомнил девушку в окне. Было ясно, что Ховард с Миком про нее не знают. Ну и ладно, он не собирается их просвещать.
Ховард вытер слезы. Извини, Дэнни. Но знал бы ты, что эта подруга нам устроила…
Мик: И продолжает устраивать.
Ховард: Да, и продолжает.
Он провел рукой по волосам, будто смахивая остатки смеха.
Мик: И все-таки я думаю, надо начинать работать с цитаделью. Хотя бы снаружи. Хватит уже этой блондинке тут всем командовать.
Ховард: Может, ты и прав. Если подумать.
Мик снова принялся скрести щеткой по мрамору. Ховард обернулся к Дэнни. Ну что, сложилось уже какое-то представление?
Дэнни: О чем?
О замке.
Ммм… Кажется, начинает складываться.
Ховард: Меня интересует не вещественная сторона — комнаты, строения и прочая недвижимость, — а твои ощущения. Тут история просто прет из земли… чувствуешь?
Он смотрел на Дэнни тяжелым взглядом. И Дэнни чувствовал — но не историю, а то, что он чувствовал всякий раз, когда внимание сильного человека было обращено на него: будто у него перед самым носом встряхивают большое полотенце.
Ховард: Погоди, сейчас поймешь, что я имею в виду. Мик, прервись на минутку, ладно? Так, вот теперь слушай.
Мик перестал скрести. Ховард положил руки на плечи Дэнни и сжал так, что стало больно и неожиданно горячо. Ничего удивительного, что он ходит в шортах, подумал Дэнни.
Ховард: Слышишь этот звук? Мошкара, птицы — это понятно, я не о них. А кроме них, такой гул, гудение? Ну, слышишь?
Тепло от пальцев Ховарда протекло сквозь рубашку и куртку Дэнни и начало прогревать плечи. Он только сейчас осознал, как ему было холодно — с того самого момента, как они перешли в заброшенную часть замка. Вслушавшись, он не уловил ничего, кроме тишины, но эта тишина была не такая, к какой он привык. Не пауза, не промежуток между привычными звуками, а густая, тягучая тишина — в Нью-Йорке такая бывает лишь изредка, после сильного снегопада. Хотя нет, в Нью-Йорке такой никогда не бывает.