— Правда?

Некоторое время он молчал. Потом сказал:

— Я чую слабый след… — И крепче сжал ее руку. — Крови.

Лауреллу замутило.

— Стой здесь.

— Нет, — ответила она без заминки, вцепляясь в его руку.

Спорить он не стал, бочком двинулся вперед.

За очередным поворотом тьма сменилась сумерками. И Лаурелла увидела распростертое на полу неподвижное тело. Даже при этом скудном свете заметно было, в какой неестественной позе оно лежит.

Подавив рыдание, девочка замедлила шаг. Смотреть не хотелось…

— Это не Делия, — сказал вдруг Китт и потянул ее вперед.

Он оказался прав. Через два шага Лаурелла и сама разглядела на мертвеце мундир стражника.

Один из людей Стена.

Китт присел рядом, ощупал шею мертвеца.

— Сломана. — Затем поднялся, перешагнул через тело. Наклонился, тронул что-то на полу. — Кровь. — Обнюхал пальцы. — Запах госпожи Делии.

Неужели та еще жива?..

Подгоняемые надеждой, они поспешили дальше. След привел их к закрытой двери. Теперь уже и Лаурелла видела на полу свежие капли крови. Она схватилась за дверную ручку, но Китт неожиданно удержал ее.

— Погоди. Там кто-то…

— Заходите! — рявкнули из-за двери, и оба в испуге попятились. — Хватит прятаться, лучше помогите. Пока не поздно.

Голос Лаурелла узнала. И все же без колебаний открыла дверь. Больше она Делию не покинет.

Перед ними предстала комната с весьма скудной обстановкой. Дощатая кровать да маленький одинокий светильник на полу. Желтоватое пламя освещало мастера Орквелла, склонившегося над ложем, где неподвижно лежала Делия. Глаза девушки были закрыты, волосы растрепаны, лицо в крови. Старик обтер ей щеки влажной тряпкой и ткнул рукой в сторону светильника.

— Поднесите ближе.

Голос прозвучал властно, и Лаурелла повиновалась. Подняла светильник с пола, подошла к старику.

Мастер Орквелл вытащил из-под мантии небольшой кожаный мешочек, высыпал себе на ладонь немного серого порошка. Подержал его перед огнем светильника, и порошок стал розовым.

— Это вы сломали шею стражнику? — настороженно спросил Китт.

— Пока он не успел сломать ей, — угрюмо ответил Орквелл, всматриваясь в порошок. — Счастье, что я был рядом. Но огонь всегда приводит нас туда, где мы нужны.

— Огонь? — переспросила Лаурелла со вновь ожившей подозрительностью.

Мастер бросил на нее взгляд. Глаза его, в которых отражалось пламя светильника, казались уже не такими белыми. И в них читался вопрос.

— Мы за вами следили, — объяснила она. — Сегодня утром. На задворках покоев мастеров…

Он сдвинул брови в недоумении. Но тут же лицо его разгладилось.

— И видели, как я развел огонь.

Девочка кивнула.

— Тогда понятно, отчего вы так насторожены. — Он потянулся за влажной тряпкой. — Что ж, попробую вас успокоить. А то рука ваша так дрожит, что трясется светильник.

Мастер провел тряпкой по лбу. Стер краску — того же цвета, что его пергаментно-желтая кожа. И посредине лба открылся неожиданно красный знак, похожий на пристально всматривающийся глаз.

Лаурелла, узнав его, ахнула.

То был не глаз. След окровавленного пальца огненной богини, Такаминары, выжженное в плоти клеймо ее верного служителя.

— Я раб-аки, — сказал Орквелл.

— Кровавоглазый провидец. — Мысленному взору Лауреллы представился старый мастер — раскачивающийся перед очагом, сыплющий в него алхимическое зелье и разговаривающий с огнем. Рожденным не запрещенной Милостью, а куда более древней силой. Это было не колдовство, а провидческий ритуал, ибо служил Орквелл не демонице из подземелий, а богине, отшельнице Такаминаре.

Но для чего маскироваться, закрашивать знак?

Задать вопрос вслух она не успела — старик вновь занялся Делией.

— У нас мало времени, — сказал он. — Надо поставить ее на ноги и уйти отсюда.

Наклонился, высыпал порошок на лицо девушки. Делия вдруг резко, словно задохнувшись от болезненного ожога, втянула воздух. Ресницы ее затрепетали, глаза открылись. Из губ вырвалось облачко пара.

Она дернулась, отмахиваясь от кого-то рукой.

— Скорее, мальчик, — обратился Орквелл к Китту. — Помоги мне ее поднять. Их скоро притянет запах крови, поэтому надо бежать.

Делия, еще ничего не понимая, принялась вырываться, и Лаурелла поспешила показаться ей на глаза.

— Вы в безопасности.

Так она, во всяком случае, сама надеялась.

— Лаурелла?..

— Да, это я. Нам надо уходить. Вставайте, пожалуйста.

Орквелл кивнул ей в знак благодарности, они с Киттом помогли Делии подняться. И через два шага та уже пришла в себя настолько, что старик оставил поддерживать ее одного Китта, а сам поспешил к двери.

— Скорее… к людям, огню и свету. Они уже идут. Их притягивают кровь и смерть.

— Кого притягивают?..

Ответом Лаурелле послужил вопль, долетевший снаружи, который перешел в леденящий душу вой.

— Поздно. — Орквелл повернулся к ним, и красный глаз его сверкнул в свете лампы. — Ведьма выступила в поход.

— Яд проклятых летучих мышей останавливает сердце и дыхание, — сказал старик, наклонившись над Брантом и приложив к его груди ухо.

Тилар стоял рядом, на поляне, находившейся неподалеку от кастильона Охотницы, но надежно укрытой в лесу. Когда беглецы добрались до нее, он, к великому своему облегчению, увидел здесь счастливо спасшихся Лорра и Малфумалбайна — да еще и с оружием.

Регент немедленно опоясался мечами, прицепив Ривенскрир на один бок, рыцарский клинок на другой. Осторожно выпрямился — после безумного полета на лианах болело все: рука, колено, треснувшее ребро. Перевязал сломанный палец. Потом подошел к мальчику, лежавшему на носилках.

Отравленный наконечник стрелы был уже отломан, древко вытянуто, рана смазана целебным огненным бальзамом. Но Брант еще не пришел в себя.

Дарт стояла на коленях у носилок, над ней высились Лорр и земляной великан. Лица у них были мрачные.

Креван и Калла караулили поляну, вместе с юными — некоторым, похоже, не исполнилось и десяти лет — охотниками в лохмотьях.

Роггер в стороне увлеченно беседовал о чем-то с Харпом, их предводителем, самым высоким из всех мальчишек. Хотя, как догадывался Тилар, годами он был моложе Бранта.

Старик, единственный взрослый в этой лесной шайке, занимался сейчас лечением.

— К счастью, — сказал он, выпрямляясь, — мыши любят свежее мясо. Их яд замедляет разложение, и парализованная добыча гибнет не сразу. Но время это почти вышло.

Он поманил к себе парнишку, который как раз закончил наполнять беловатым порошком два полых стебелька усабамбы.

Приняв у него стебли, старик снова наклонился над Брантом.

Назвался он Ширшимом, бывшим ученым мастером здешней школы. Что доказывали грязная потрепанная мантия на его плечах и татуировки дисциплин на голове, которые затеняла изрядно отросшая щетина. Давно, видно, не удавалось выбрить голову… Знак целительства Тилару все же удалось разглядеть, старый, почти стершийся. Те, что посвежее, говорили о познаниях в истории, схоластике и мнелопии — науке, изучающей память и сны, — необходимых тому, кто роется в далеком прошлом Мириллии.

Но не лекарю.

Однако старик, судя по всему, знал, что делает.

Он вставил древесные трубочки в ноздри Бранту. Посмотрел на Дарт:

— Дитя, не затруднит ли тебя придержать их и заодно зажать ему рот?

Та, бледная от беспокойства, кивнула и сделала, как он просил.

Ширшим взял в рот другие концы трубочек. И с силой, так что грудь Бранта даже поднялась от его выдоха, вдул мальчику в ноздри порошок. Задержал дыхание надолго, лицо от натуги покраснело. Потом выпрямился, выдернул трубочки.

Грудь Бранта опустилась.

Мастер жестом велел Дарт отодвинуться.

— Теперь остается только ждать.

Все с тревогой уставились на мальчика.

Брант по-прежнему лежал неподвижно. Но тело его начало медленно обмякать, мышцы — расслабляться, напряженные до этого так, словно он усилием воли пытался отогнать смерть.