Принесли пасту, и народ стал настаивать, чтобы я все попробовал. Да, равиоли были чудесны, спору нет, но блюдо strongozzi tartufo оказалось для меня настоящим откровением.

Strongozzi, или strangozzi — круглые макароны типа спагетти, только чуть толще. Когда видишь их перед собой и ешь, сразу понимаешь, что они изготовлены не на фабрике, а вручную. В этой части Умбрии предпочитают именно strongozzi. Их кладут на тарелку, приправляют лучшим оливковым маслом, нарезанным зубчиком чеснока и резаными анчоусами, а потом щедро посыпают сверху тертыми черными трюфелями. Вот, собственно, и все. Маслом блюдо надо поливать щедро, так, чтобы, когда последняя макаронина исчезнет у вас во рту, в тарелке оставалась маленькая лужица. Эту лужицу вы подъедаете, обмакивая в нее куски местного хлеба, который традиционно в Умбрии пекут несоленым. При идеальном раскладе к тому моменту, когда принесут второе, у вас на подбородке еще должны оставаться следы от оливкового масла. Это будет означать, что вы полностью и окончательно расправились с порцией strongozzi tartufo.

Передо мной стояла жареная ягнятина, картошка, чеснок и шпинат. Возле них салат, сыр и, наконец, граппа. Осушив третий стаканчик этого зелья, я почувствовал себя так, словно знал присутствующих всю свою жизнь. Карен и Мартин рассказали, как развозчик газовых баллонов сорвался с утеса, когда пытался развернуть машину на опасной горной дороге. С каждым новым стаканом граппы Брюс становился все более словоохотливым и в итоге прочитал нам интересную лекцию о разнообразии видов пернатых в Юкатане. Джоджо увлеченно беседовала с Данилой на итальянском о детях и об отличии итальянских ребятишек от американских. Вам может показаться невероятным, но я понимал, что они говорят. Чем больше я пил граппы, тем легче схватывал итальянский. К тому моменту, когда мы закончили ужин, мне уже казалось, что я с легкостью могу стать спикером в итальянском парламенте.

Меня всей компанией проводили до машины, и я с осторожностью двинулся по проселочной дороге обратно в Рустико. Добравшись до дома, я повалился на кровать и погрузился в глубокий сон усталого сезонного рабочего.

Мы приобрели маленький домик в Италии примерно так же, как делаем в этой жизни все — сначала, держась за руки, совершаем тот или иной поступок и только потом задумываемся, насколько разумным было это решение.

Первого сентября мы прибыли в римский аэропорт имени Леонардо да Винчи, который местные зовут Фьюмичино. Мы собирались провести в нашем новом и при этом очень старом доме шесть недель. Чем мы только не набили наши чемоданы — горшки, кастрюли, постельное белье, столовое серебро, рамы для картин… Не знаю, с чего я взял, что нам не удастся приобрести кухонный скарб в Италии, стране, где все постоянно что-то готовят. Видимо, знакомые ножи, сковородки и миски придавали мне чувство уверенности.

Наш сын Макс как раз путешествовал по Европе с другом, и они встретили нас в аэропорту. Они провели неделю в Барселоне, и Максу не терпелось узнать, чем занимаются его свихнувшиеся родители. Ему нравилось, что теперь ему будет где остановится в Европе.

Макс — барабанщик в джазовом оркестре, а его друг Исаак — гитарист. Цель их поездки заключалась в следующем: они хотели провентилировать возможность выступлений их ансамбля в Амстердаме, Париже и Барселоне — там джазовая аудитория значительно шире, чем в Штатах. У ребят были рюкзаки, у Исаака вдобавок гитара, а у нас с Джил огромный багаж, поэтому машина нам понадобилась куда как более вместительная. Мы остановились на «универсале», который, когда мы запихнули все наши вещи, тоже оказался довольно тесен. Задний обзор был практически полностью перегорожен кучей сваленного барахла, ну а кроме того, в «универсале» стояла механическая коробка передач, и когда я переключался с первой скорости, машина постоянно глохла. Не обращая внимания на кашляющий и чихающий мотор, мы выехали на автостраду и устремились на север.

Через два часа мы свернули с автострады на проселочную дорогу, потряслись по ней, добрались до ворот и заехали во двор нашего Рустико. И сразу же все волнения как рукой сняло — словно их сдуло легким теплым ветерком, игравшим в ветвях оливковых деревьев. Мальчики, выскочив из машины, устроились за столиком в беседке, будто ожидая, что кто-то с минуты на минуту принесет им обед. Джил направилась в огород, который Бруно и Мейес оставили нам в наследство. Там еще росли гроздья помидоров черри, цукини, бобы, острые и сладкие перцы и густые заросли базилика.

Я принялся разгружать машину и перетаскивать вещи в дом. После долгой битвы с замками на тяжелых деревянных задвижках, прикрывавших все двери и окна, мне удалось одержать победу, и я наконец проник на кухню. Там на самой середине стояло восемь огромных коробок со скарбом, который мы привезли за месяц до этого. Куча горшков, сковородок, кастрюль, шерстяных и стеганых одеял, белья, носков, обуви. Да уж, у нас уйдет немало времени, чтобы все это разобрать.

Так, а как же мусор? С мусором-то что делать? Его забирают? Пускают в переработку? Надо ли его сортировать? И как его забирают? Приезжают на грузовике? Дом-то вдалеке от автострады, у черта на куличках. И если за мусором приезжает грузовик, то откуда мне знать, когда его ждать?

Мусором должны заниматься мужчины. Думаю, так повелось с доисторических времен, когда первобытные люди жили собирательством и охотой. Раз ты что-нибудь собираешь, значит, неизбежно образуется мусор. И нечего рассчитывать, что твоя вторая половина поможет тебе вынести его из пещеры. Я позвонил Джоджо.

— Нет, никто за мусором не приезжает. Его надо самому отвозить к мусорным бакам. Они повсюду, не пропустишь. В зеленые баки складываешь бутылки, в синие пластик, а в серые — все остальное. Просто всякий раз, когда куда-нибудь едешь, бери мусор с собой.

Ладно. Отлично. Значит, мусор перерабатывают, и его надо сортировать. Что ж, я ведь не на другой планете. Я ощутил, как меня охватило чувство удовлетворения. Да, мои познания в итальянском ограничивались такими словами, как «карандаш» и «банан», да, мне не хватало мужества выезжать на полосу обгона на местной автостраде, однако теперь я знал, куда девать мусор, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы пробудить во мне чувство уверенности, превосходства и, может быть, даже всевластия. Вопрос с мусором — штука серьезная.

Я отправился на разведку. Пока Джил раскладывала одежду по маленьким шкафчикам, я тихонько проскользнул в машину и поехал на поиски мусорных баков. Они действительно были повсюду! Где-то в полутора километрах дальше по дороге рядом с полем я обнаружил серый бак. В него надо было складывать объедки и прочие отходы. Чуть дальше, поближе к деревеньке, я наткнулся на настоящую золотую жилу. Позади церкви, которая, между прочим, датировалась тринадцатым веком, пристроились друг к другу два серых бака, синий и зеленый. Именно это место я и искал.

Вернувшись домой, я обнаружил Исаака и Макса сидящими без сил на диване в гостиной. На протяжении последних трех недель они по ночам ходили с гулянки на гулянку, из клуба в клуб, а днем, совсем как вампиры, набирались новых сил. Я отправился на кухню, открыл коробку с моими любимыми горшочками и кастрюлями, собираясь их расставить по местам, и тут меня из спальни наверху позвала Джил:

— Солнышко, можно тебя на минутку? Помоги, пожалуйста.

Я вышел на кухню, поднялся по лесенке, аккуратно ступая, так чтобы не расшибить голову о стальную балку, скрывавшуюся за старым деревянным перекрытием, благодаря которому кухня выглядела словно на рисунке семнадцатого века. Бруно, памятуя о землетрясениях, укрепил весь дом. В том, что мы переселились из северной Калифорнии в Умбрию из одного сейсмоопасного района в другой, я видел перст судьбы.

Джил как раз стелила постель и хотела, чтобы я ей помог. Разглаживая свой край простыни, я почувствовал на себе взгляд жены. Я поднял глаза и увидел выражение ее лица, на котором ясно читалось: мы не просто застилаем кровать, мы застилаем кровать.