Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Выключая телефон, Рут думает: «Дорогая?»

В университете Рут первым видит Питера. Он ждет у ее кабинета, и ей внезапно вспоминается Нельсон на этом месте, грубый и непреклонный рядом с умиротворяющим Филом. В отличие от тогдашнего Нельсона — самодовольного профессионала, входящего в комнату к дилетантам, — Питер выглядит нервозным и виновато прижимается к стене всякий раз, когда проходит кто-то из студентов (поскольку еще рано, происходит это нечасто).

— Рут! — подходит он к ней.

— Питер. Что ты здесь делаешь?

— Хотел тебя видеть.

Рут подавляет вздох. Ее вовсе не прельщают в это утро разговоры Питера о его браке и воспоминания о раскопке хенджа.

— Заходи, — сдержанно приглашает она.

В кабинете Питер спотыкается об упор для двери в виде кошки.

— Помню, как купил тебе эту штуку. Даже не верится, что она все еще цела.

— Она практична, — лаконично поясняет Рут. Ей не хочется говорить, будто она хранит эту вещь в память о прошлом, что было бы неправдой. Ну или не совсем правдой.

Питер садится в кресло для посетителей.

— Замечательный кабинет, — хвалит он, глядя на Индиану Джонса. Десять лет назад она еще не дотягивала до собственной комнаты.

— Маловат, — пожимает плечами Рут.

— Видела бы ты мой в Юниверсити-колледже. Мне приходится делить его с архивистом, у которого проблема с личной гигиеной. Могу занимать стол только по понедельникам и четвергам.

Рут смеется. Питер всегда умел ее рассмешить, неохотно думает она.

Питер тоже улыбается, напоминая себя прежнего, но вскоре его лицо вновь становится серьезным.

— Какая жуткая история на Солончаке, — говорит он. — Ты находишь тело этой девочки.

— Да.

— Откуда ты узнала, что оно там?

Рут вскидывает глаза. Странный вопрос. Кто мог сказать, что тело нашла не полиция?

— По наитию, — отвечает она наконец. — Я смотрела на карту и увидела линию, ведущую от найденных в Спенуэлле останков к моим костям из железного века и хенджу. Столбы, которые я тебе показывала, как будто обозначали этот маршрут. Я подумала о курсусах, подземных тропах, словно бы обозначающих значительные предметы на ландшафте. И внезапно поняла, что эта тропа представляет собой курсус.

— И она привела к телу?

— Да.

— Но по-твоему, это было сделано сознательно? И тому, кто похоронил там девочку, известно о тропах и кур… как их там?

— Курсусах. Не знаю. Полицейские думают, что, возможно, убийца сведущ в археологии.

— Вот как? — Питер несколько секунд молчит, видимо, осмысливая услышанное. Потом снова поднимает взгляд. — Да, кстати, Эрик на будущей неделе начинает раскопки, чтобы взглянуть на эту тропу.

— Он получил разрешение полиции?

— Видимо, да. Он разговаривал с твоим приятелем Нельсоном. Нельсон позволил при условии, что они не сунутся в круг хенджа. И видимо, должны будут показывать полицейским все находки.

Эрик разговаривал с Нельсоном, которого явно недолюбливает и которому не доверяет. Нельсон дал разрешение на раскопки. У Рут голова идет кругом от путаницы противоречий, личных отношений, воспоминаний.

— Когда ты видел Эрика? — спрашивает она наконец.

— Вчера. Мы вместе обедали.

— Правда?

Рут пытается нарисовать себе эту картину. Эрик всегда хорошо относился к Питеру — видимо, одобрял его как партнера Рут, — но она не может представить их, уютно сидящих за пиццей.

— Куда вы пошли?

— В суши-бар, который он знает.

Значит, сидели они не за пиццей.

— Эрик говорил что-нибудь о Катбаде? Майкле Мэлоуне?

— Только то, что полиция арестовала не того человека. Он был очень возбужден. Все твердил о полицейском государстве — сама знаешь, какой он старый хиппи.

«Тем не менее Эрик был вполне готов отправиться к Нельсону за разрешением на раскопки, — думает Рут. — Ради археологии он пойдет на все, на все».

— Катбада выпускают, — говорит Рут. — Возможно, сегодня объявят об этом в новостях.

В конце концов, Нельсон не просил ее хранить это в секрете.

— Правда? — Питер явно заинтересован. — Не предъявляя никаких обвинений?

— Возможно, какие-то предъявят, не знаю.

— Рут, оставь; по-моему, тебе все известно.

— Нет, — не скрывает раздражения Рут.

— Извини, — кается Питер. Это ему не идет. — Ну, — оживленно спрашивает он, — как там Шона?

— Прекрасно. Все та же. Говорит, что откажется от мужчин и пойдет в монахини.

— Кто у нее сейчас?

— Один лектор. Женатый.

— Обещает бросить жену?

— Естественно.

Питер вздыхает:

— Бедная старая Шона. — Видимо, он думает о своем браке, потому что явно сник, даже волосы как будто потускнели. — Я всегда думал, что она выйдет замуж и народит десятерых. Сказывается старое католическое воспитание.

Рут думает о двух абортах Шоны; сперва вызывающие декларации независимости, потом бесконечные слезы.

— Нет, — качает она головой, — никаких детей.

— Бедная Шона, — повторяет Питер. Похоже, уходить он не собирается.

— Питер, — говорит Рут, стараясь не быть резкой, — ты хотел чего-то? Мне нужно идти.

Он как будто обижается.

— Просто пришел узнать, как твои дела. Подумал, может, ты не откажешься пойти вечером куда-нибудь выпить?

Рут думает о продолжении девичника: пино гриджио, Лайем, еда из ресторана, загадочные эсэмэски.

— Ладно, — соглашается она. — Это будет замечательно.

Они идут в ресторан в Кингс-Линн, находящийся неподалеку от бара, где Рут обедала с Нельсоном. Однако это заведение с претензиями: отпечатанные в типографии меню, белый деревянный пол, квадратные тарелки, ряды мерцающих свечей. Гоняя одинокую устрицу по белому фарфору, Рут спрашивает:

— Где ты отыскал это место? — И поспешно добавляет: — Просто превосходное.

— Его рекомендовал Фил.

Оно и видно.

Время еще раннее, и ужинают, кроме них, всего две пары: влюбленные лет тридцати, явно считающие минуты до того, как смогут улечься в постель, и пожилая чета, не обменявшаяся ни словом за весь вечер.

— Черт возьми, почему они не снимут номер? — бормочет Рут, когда тридцатилетняя женщина принимается слизывать вино с пальцев мужчины.

— Видимо, оба состоят в браке.

— Откуда такая уверенность?

— Будь они семейной парой, не стали бы разговаривать и уж тем более совокупляться при помощи пальцев, — негромко говорит Питер. — Посмотри на тех стариков. Пятьдесят лет блаженства в браке, и совершенно нечего сказать друг другу.

Рут хочется спросить, похож ли его брак на этот. «Молчи, — приказывает она себе, — он все выложит сам. Питер никогда не отличался замкнутостью».

Разумеется, Питер вздыхает и отпивает глоток дорогого красного вина.

— Как нам с Викторией. Мы просто… стали чужими. Знаю, это клише, но тем не менее правда. Нам не о чем говорить. Просыпаемся однажды утром и обнаруживаем, что, кроме Дэниела, у нас нет ничего общего. О, мы все еще нравимся друг другу и прекрасно ладим, однако нечто, жизненно важное нечто, исчезло.

«Но ведь то же самое произошло с нами», — хочется сказать Рут. Она вспоминает, как однажды посмотрела на Питера — умного, доброго, симпатичного Питера — и подумала: «Это мой спутник жизни? Я должна согласиться на сосуществование с этим славным человеком, прикосновений которого подчас даже не замечаю?»

Но у Питера на глазах снова розовые очки.

— У нас было очень много общего, — мечтательно говорит он, — археология, история, книги. Виктория не интеллектуальна. Единственное ее серьезное чтение — журнал «Хелло».

— Это слишком уж высокомерно, — замечает Рут.

— Пойми меня правильно, — торопливо произносит Питер. — Виктория чудесная женщина. Очень добрая, отзывчивая. («Она растолстела», — думает Рут.) Я привязан к ней, мы обожаем Дэниела, но это уже не брак. Мы скорее обитатели одной квартиры, у которых общая забота о ребенке и домашняя работа, разговариваем только о том, кто зайдет за Дэниелом или когда ждать доставку продуктов.

33
{"b":"149350","o":1}