Все уставились на него. Двинутый Крошка Артур был настолько маленьким, что мог летать на любой птице крупнее среднестатистического ястреба. Его регулярные воздушные отчеты о заторах на городских улицах Анк-Морпорка были частью городской жизни 46, но другой континент?

Тот только ухмылялся:

— Як знашь, я трохи гостевал у своих братьёв, Нак Мак Фиглов. Так вот они много лётают на птахах, и, знашь, у них есть такая штуковина - уздечка для зоба. Знашь, розумею, шо сумею ею использоваться.

— Три «знашь» в одном монологе, Артур, — под общий смех заметила Ангва. — Ты в самом деле вжился в роль фигла, не так ли?

— О, могете ржать, токмо я единый из вас отвратцев, кто ведает, откель у нас в небе столько птахов в это время года. В Анк-Морпорке жарко! Видали серое марево сверху? То и есть жара. Она подымается кверху, подпихивает ветер в крылья. Слыхали про таинственного альбатросца? Нет, потому как только мы с прохфессором орниптахалогии про него прознаем, дык и он прознал только потому, что я сказал отвратцу. Не садится на землю, пока не наступит брачный сезон. Токмо это не единая странноватость. Орлы ховаются под видом альбатросца. Вы могете назвать их небесными акульцами, а они - меня. Город им нравится. Они парят так высоко, что их и не видать. Наверху всегда есть хотя бы один, и я могу отправиться прям сегодня. Ну что скажете?

— Констебль, — сказал Моркоу, — но так высоко ты же замерзнешь?

— О, верняк. Моих утепленных подштанников могёт быть не достаточно, но мне поможет штука под названием «бренди». Не парьтесь, капитан. Я смотаюся за пару дней.

— Это получается сколько? — уточнила Ангва.

Крошка Артур закатил глаза:

— Для тех, кто в тапках, капитан, за два.

И в самом деле Двинутому Крошке Артуру понадобилось всего около часа, чтобы отыскать мирно дрейфующую над городом птицу, только что отобедавшую чайкой, перья которой до сих пор тихо кружились, спускаясь к крышам домов. У таинственного альбатроса не было естественных врагов, так что он не обращал внимания на непримечательного и безобидного с виду ястреба, пока на спину не приземлился Крошка Артур. Птица пыталась извиваться, но не могла справиться с фиглом, потому что он комфортно устроился, обхватив руками его шею. У Крошки Артура были собственные методы приручения диких животных.

Альбатрос посопротивлялся еще немного, покрутившись в воздухе на восходящих потоках, а Крошка Артур провел время вспоминая карандашные наброски карты мира. Да ладно, это не сложно. Континенты не так уж сложно найти, а вокруг их контуров болтаются корабли. Двинутый Крошка Артур был экспертом в разглядывании мира сверху, и это было весело, поскольку остальному народу чтобы увидеть Артура приходилось смотреть вниз.

«Ну лады, — подумал он. — Приступаем!»

Это приспособление называли «зобовой уздечкой», и Нак Мак Фиглы из Мела очень тщательно показали, как ею пользоваться, когда ты уже сидишь на птице.

Горожане подняли голову, услышав «бабах» в небе, но, не увидев ничего подозрительного, тут же потеряли интерес. Тем временем, на одном очень смущенном тайном альбатросе восседал один очень довольный собой фигл, который, удобно устроившись среди перьев, принялся подкрепляться сваренным в крутую яйцом с двухдюймовым куском хлеба, составлявшими его рацион на все путешествие 47, а вселенная проносилась мимо со звуком «ви-и-и-у-у-у-у»!

* * *

В четвертом часу ночи Ваймс проснулся от прыгающего по кровати и по самому Сэму мальчугана. Он заявил:

— Вилликинс нашел птичку, которая только что умерла. Пап! Мама сказала я могу вск… рыть ее если ты разрешишь, пап!

Ваймс пробубнил:

— Ладно, ладно. Если мама разрешила, — и снова провалился в сон. Вокруг сомкнулась тьма. Он услышал собственные мысли: «Призываемая Тьма может поведать мне все, что я пожелаю, и это правда. Но будет ли правдой то, что она мне поведает и как я ее отличу? Если я буду целиком полагаться на нее, то в каком-то смысле подчинюсь ей. Или же она подчинится мне? Возможно мы объединились, что помогло мне в Кумской долине и от этого мир стал лучше? Зачем Тьме лгать? Ночь мне всегда нравилась, глухая ночь, полностью окутанная покрывалом тьмы, заставлявшим нервничать собак, и овец перепрыгивать от страха высокие ограды. Тьма всегда была мне другом, но я не могу позволить ей стать мне хозяином, хотя рано или поздно мне придется дать клятву, и если я солгу, я - старший полицейский чин, тогда кем я стану? Как я смогу работать копом, если загляну на другую сторону?»

Сэм поворочался среди подушек. И все же это удобно. Очень удобно. Некто Стрэтфорд убил гоблинскую девушку, и у меня есть тому доказательства: слова его сообщника и показания нематериального существа, чья помощь принесла материальную пользу обществу. Что примечательно, я навел на парня страху, но все равно, люди подобные Флюгерам всего боятся, и уж лучше пусть они боятся меня, чем Стрэтфорда, потому что я по крайней мере знаю, где остановиться. Он всего лишь очередной красный шар в лузе, и в этом ключе Стрэтфорд ничем не лучше. За ним кто-то стоит. У таких всегда есть за спиной какой-то знатный босс, потому что в здешней округе куда ни ткни, всяк либо работник, либо дворянин, и насколько мне известно - никто не скажет и пары добрых слов о гоблинах. Это мир наживы, а проблема мира наживы в том, что трудно отличить цель жизни от наживы.

Ваймс снова провалился в сон, и вновь был разбужен энергичными толчками сына, вытолкнувшими его из той сумятицы, в которую превратился сон Сэма:

— Мама сказала, вставай, пап. Она говорит, к тебе пришли.

Ваймс не привык долго собираться, так что он быстро натянул одежду и привел себя в порядок настолько, насколько это возможно для человека нуждающегося в бритье, но у которого не было на это времени.

В шезлонге сидел человек в шляпе с пером, в галифе и с нервной улыбкой: три вещи, раздражавшие Ваймса до глубины души. Нервная улыбка означает, что некто задумал предпринять что-то такое, чего обычно не делает. Перья в шляпе лично Сэму казались глупыми, а что до галифе - никто не должен встречаться с копом в штанах, которые подозрительно оттопыриваются, наводя на мысль, что их обладатель, только что навестивший дом, богатый разным столовым серебром, только что судорожно распихал его по карманам. Ваймсу даже показалось, что он может разглядеть очертания чайника, но, возможно, это была просто игра воображения.

При появления Ваймса обладатель трех столь неудачных предметов гардероба поднялся навстречу:

— Ваша милость?

— Временами, — буркнул Ваймс. — Чем могу служить?

Человек с опаской оглянулся на леди Сибиллу, которая с улыбкой сидела в углу, и сказал:

— Ваша милость, боюсь, я должен вручить вам предписание о прекращении противоправных действий от лица совета магистрата этой земли. Мне очень жаль, ваша милость, но я надеюсь на ваше понимание, что они идут вразрез с тем, как должен вести себя джентльмен. Никто не может быть превыше закона и все должны ему подчиняться. Позвольте представиться, я Уильям Стонер, клерк-правовед… — на этих словах мистер Стонер осекся, поскольку Ваймс устремился к двери.

— Просто хочу убедиться, что вы не сбежите, — пояснил Ваймс, закрывая дверь на ключ. — Присаживайтесь, мистер Стонер, потому что вы именно тот человек, кто мне нужен.

Клерк осторожно присел, со всей очевидностью не желая быть «именно тем» человеком. Перед собой он выставил свернутый документ с красной сургучевой печатью - которая заставляет бумажку казаться официальным документом, или дорогим, что в большинстве случаев родственные вещи.

Внезапно Ваймс понял, что годы, проведенные в противостоянии Ветинари были своего рода мастер-классом, о котором он не догадывался. Что ж, пришло время держать экзамен. Сэм вернулся к своему креслу, удобно устроился в нем и хмуро уставился на клерка поверх сцепленных пальцев рук, выдержав паузу в десять секунд, которая всегда заставляла его понервничать, и что, он был уверен, обязательно сработает на этом прыще.