Только во время ужина князь Мамиконян распорядился позвать прибывших с Самвелом Арбака и юного Артавазда, тоже Мамиконяна по рождению. Когда они вошли, живой и непосредственный юноша бросился к князю и радостно его обнял. Арбак остался стоять в стороне.

— Ты ведь, наверно, не ждал, что я приеду с Самвелом, — говорил Артавазд, все еще обнимая князя и ласкаясь к нему. — А я, видишь, взял и приехал!

— Ты у нас с пеленок самый храбрый, — ответил князь и усадил его рядом с собой. — А теперь вон какой стал красивый и взрослый. Конечно, теперь ты храбрец хоть куда.

Эти слова подстегнули юношеское честолюбие Артавазда. Он спросил:

— А в этом войске есть юноши моих лет?

— Есть. А зачем тебе?

— Я ведь затем и приехал, чтобы помериться с ними силами, показать, насколько армянские юноши превосходят персов.

— Этим ты займешься в Тизбоне, дорогой Артавазд, с молодыми придворными царя Шапуха.

— А ты возьмешь меня в Тизбон?

— Конечно, возьму.

Артавазд пришел в полный восторг.

Бойкий, полный жизни юноша овладел вниманием князя, и тот не сразу заметил, что Арбак все это время стоял на ногах.

— Садись, Арбак, что же ты стоишь? — сказал он.

Старик пробормотал что-то и сел. Он был пестуном Мамиконянов с очень давних пор, и на его руках вырос не только Самвел, но и его отец.

— Как поживаешь, Арбак? —с улыбкой спросил князь. — Другие меняются, а ты все такой же, что и годы назад, когда мы виделись в последний раз. Ни стареешь, ни молодеешь.

— Внешность обманчива, князь и господин мой, — отозвался старик со своим обычным прямодушием. — И одному только Богу известно, что под ней. В волосах у меня седины и впрямь немного, но в душе уже нет прежнего огня... все вымерло.

— Отчего же, Арбак? Что тебя так печалит?

— Многое, князь и господин мой. Мир изменился, все перевернулось. .. от этого и сердце переворачивается. Где они, добрые старые времена? Ушли, пролетели и никогда не вернутся.

Князь понял, о чем скорбит добрый старик и, опасаясь, как бы он не принялся изливать свои чувства, поспешил прервать разговор, тем более, что вошли слуги и начали накрывать к ужину.

Роскошный ужин, творение расточительно-щедрой персидской кухни, приковал к себе всеобщее внимание. Даже старый

Арбак, непривычный к таким блюдам, ел охотно и с удовольствием. В больших серебряных кувшинах стояли горячительные и прохладительные напитки. Богато одетые слуги подносили в золотых кубках тонкие вина, а сотрапезники отдавали должное кушаньям и запивали их вином. Ел и грустный Самвел.

— Ну, как тебе правятся эти яства? — спросил отец.

— Право, не знаю, — без всякого выражения отозвался Самвел. — Я ем, потому что давно не ел ничего горячего.

— Но почему?..

За Самвела ответил юный Артавазд:

— Да потому что куда бы ни попадали мы по пути, в город ли, в деревню ли, везде одно и то же: людей нет, дома сожжены, все разорено. Где же было взять еду?

Князь не нашелся, что сказать. Ответ юноши был горше всяких укоров.

Весь ужин Самвел упорно молчал. Поел совсем немного и сел в стороне. Отец часто обращался к нему, пробовал занять разговором, спрашивал, почему он так печален, и всякий раз слышал в ответ одно и то же: очень устал, не спал много ночей, хотелось бы отдохнуть и тому подобное.

Когда ужин кончился, князь приказал, чтобы Самвелу отвели один из лучших шатров и сразу же постелили постель.

— Пусть и мне постелят там же, — вмешался юный Артавазд.

— Я не разлучу тебя с Самвелом, милый Артавазд, — сказал князь и обнял его.

Отец выделил Самвелу слуг и велел, чтобы они перешли в полное распоряжение молодого князя. Но сын отказался. Он сказал, что ему вполне достаточно своих слуг, которые уже изучили все его привычки.

— У тебя слишком мало слуг, Самвел, — заметил отец. — По персидским обычаям ты обязан иметь хотя бы человек сто или двести, а то будет просто неприлично показаться на людях. Завтра ты должен навестить дядю, потом надо будет посетить кое-кого из персидских военачальников. Мыслимо ли являться к ним с такой убогой свитой?!

— Со мной было много слуг, отец, — принужденно улыбаясь, сказал Самвел, — но почти всех я потерял в пути: выехал из дому с тремястами слугами, а теперь их у меня всего сорок.

— Я добавлю тебе, сколько надо, — сказал отец с каким-то особым удовлетворением. — Ты должен вести образ жизни, подобающий достоинству твоего отца и твоего рода.

— А я могу и с двумя слугами отправиться к Меружану, мне столько народу ни к чему, — вмешался юный Артавазд.

— Ты можешь пойти даже один, дорогой мой, — с улыбкой ответил князь. — Ты пока слишком молод. Вот станешь взрослым, как Самвел, тогда и тебе понадобится много слуг.

Весь стан уже спал глубоким сном, огни погасли, и только в шатрах у некоторых военачальников еще можно было увидеть свет. Самвел встал и, пожелав отцу спокойной ночи, направился в отведенный для него шатер. Юный Артавазд поцеловал князю руку и последовал за Самвелом. Для старого Арбака предназначался отдельный шатер, рядом с шатром молодого князя. Там же разместились и остальные люди Самвела.

Самвел сразу же разделся и лег. Мягкая постель располагала к спокойному, сладкому сну, но он не мог уснуть очень долго, все ворочался с боку на бок и молча вздыхал. Недалеко от него лежал юный Артавазд. Он тоже не мог уснуть.

— Ты слишком неосторожен в словах, Артавазд, — заметил ему Самвел.

— Ничего, я знаю, что к чему, — ответил юный хитрец.

Самвел замолчал. Ему по-прежнему не спалось. И еще одного человека мучила бессонница. Это был отец Самвела...

II НЕОБЫЧНОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

И начали (Меружан Арцруни и Ваган Мамиконян) всюду, из края в край и из земли в землю в стране Армянской разрушать церкви, то есть молитвенные дома христиан.

Фавстос Бюзанд

И если находил (Меружан) книги, то сжигал.

Мовсес Хоренаци

Всю ночь Самвел провел в лихорадочной тревоге и забылся сном только на рассвете. Но поспать почти не удалось: разбудила болтовня юного Артавазда.

— Вставай, нашел время спать! — говорил тот с обычными своими шуточками. — Вчера мм приехали уже в сумерках и ничего толком не разглядели, а теперь взошло солнце и такие на каждом шагу поразительные картины — смотришь и страшно становится.

Он уже успел, еще до восхода солнца, не раз выглянуть из шатра и осмотреться вокруг.

Самвел открыл глаза, но ничего не увидел: все занавеси были опущены, и в шатре было совсем темно. Артавазд вскочил и отодвинул занавес. Первые лучи солнца сразу же залили шатер мягким приятным теплом.

Вскоре вошел верный Юсик и начал убирать постели. Даже этот веселый и беззаботный юноша утратил свою обычную живость под тягостным впечатлением всего, что пришлось увидеть и пережить. Прежде по утрам он представал перед своим господином всегда с какой-нибудь забавной новостью или веселой шуткой наготове и разгонял задумчивость молодого князя. В это утро он вошел с печальным лицом, покосился на Самвела, чтобы выяснить, в каком настроении сегодня его любимый хозяин, и молча принялся за работу. «Опять в лице ни кровинки. .. и сердце не на месте», — подумал верный слуга и опечалился еще больше. Кончив дело, он все так же молча ушел.

Вошел Арбак, пожелал доброго утра и сел поодаль. Видно было, что на душе у него тяжелее, чем когда-либо.

Самвел к этому времени кончил умываться и одеваться. Арбак сказал, что князь-отец уже несколько раз присылал справиться, не проснулся ли сын.

— Зачем я понадобился в такую рань? — поинтересовался Самвел.

— Завтракать зовет, — сказал старик. — Они люди военные, рано встают и едят тоже рано. Нам надо приноравливаться к их привычкам.

— Лучше бы сюда принесли чего-нибудь поесть.

— Нет, ты должен сам пойти к отцу, — посоветовал старик.

— Арбак верно говорит: приличие требует, чтобы мы сами пошли туда, — с улыбкой подтвердил Артавазд.