— Успокойся, сынок, — повторила она, целуя в лоб неукротимого юношу, — останься здесь, мы будем вместе молиться и следить, как сражаются другие.

Артавазд недовольно надул губы. Они дрогнули; у него едва не вырвалась тайна, которую княгине знать не следовало: зря его все считают ребенком, ведь это его стрелой ранен сын княгини, могучий предводитель всего персидского войска. Но он сдержал пылкое негодование юного сердца и остался с матерью Меружана.

Княгиня перевела скорбный взгляд на персидское войско, где через несколько часов решится судьба многих тысяч пленных. У всех у них есть отцы, есть матери, есть дом и дети. Тысячи сердец возликуют при их возвращении, тысячи и тысячи будут утешены в своих скорбях. Мысль эта наполняла бесконечным блаженством душу добродетельной княгини, и она с замиранием сердца ждала, чем кончится битва.

Но в то же самое время перед ее печальным взором вставал сын — страдающий от раны, больной... Он болен не только телом, но и душой. Может ли что-нибудь излечить его? Можно ли смягчить гранит его сердца, можно ли вернуть на праведный путь душу, зараженную персидскими заблуждениями и пороками?

У нее еще не было точных сведений о причине болезни сына. Самвел об этом умолчал. Ей только сказали, что на охоте, во время бури, которая вызвала всеобщее замешательство, в Меружана попала случайная стрела. Что князь Мамиконян убит, она еще не знала.

Рядом с ней стоял один из полководцев, которых она посылала к сыну. Княгиня обратилась к нему:

— Ты хорошо рассмотрел его, Гурген?

— А как же, госпожа! Ведь мы говорили почти час, и все это время я только на него и смотрел.

— Он, наверно, исхудал...

— Нет, не очень. Только сильно побледнел.

— Обо мне ничего не спрашивал?

— Ничего. Совсем ничего.

— А про жену и детей?

— Тоже ничего

— Каменное сердце! — воскликнула страдающая мать, горестно покачав головою. — Все забыл... от всего отрекся...

И несчастная женщина вновь погрузилась в горестные мысли, и горькие слезы вновь заструились из ее глаз.

Она снова обратилась с вопросом к своему верному полководцу:

— А ты почему не пошел сражаться, Гурген? Почему ты остался здесь?

— Я остался, чтобы со своими воинами защищать этот холм, на котором находишься ты, госпожа, — ответил старый военачальник.

— Ты думаешь, он нападет на свою мать?

— Непременно. Он приложит все усилия, чтобы в первую очередь захватить этот холм и взять тебя в плен, госпожа. Руку даю на отсечение — он так и сделает.

— Что же он выиграет, если возьмет меня в плен?

— Многое, госпожа. Он считает тебя самым опасным своим противником и врагом.

Тут вмешался юный Артавазд:

— Пусть только сунется на этот холм! Я первый засыплю его стрелами.

Княгиня обняла и поцеловала пылавшего праведным гневом юношу.

Со стороны реки Нахичеван надвигалась, подобно грозовой туче, огромная толпа людей, и чем ближе подходила, тем больше и больше становилась, и наконец, покинув прибрежные заросли, быстро двинулась навстречу персидскому войску. Это были горцы Рштуника, вооруженные легкими луками и копьями. Их вел князь Гарегин Рштуни. В некотором отдалении от персидского стана горцы остановились.

Меружан окинул врага своим орлиным взором. «Началось.. .» — подумал он и повернулся к одному из подчиненных:

— Скажи полководцу Карену, пусть двинет в ту сторону полки лучников и копейщиков.

Приказ был тотчас исполнен.

И тут, словно шквальный порыв ураганного ветра, который в своем бешеном неистовстве сносит, сметает все, что встретит на пути, на персов вдруг налетела стремительная конница. Дерзкому набегу сопутствовали оглушительный грохот барабанов и яростные крики. Отряд с быстротою молнии рассек крыло персидского войска и исчез за холмами, посеяв замешательство и смятение в рядах огромной армии, хотя и не причинив ей сколько-нибудь заметного урона.

Меружан зорко наблюдал за всадниками.

— Недурно сработано! — сказал он с улыбкой. — Хотел бы я знать, кто предводительствовал этими дерзкими смельчаками.

— Самвел, — ответили ему.

— Самвел? — повторил Айр-Мардпет, покачав головой. — Ну и ну! Отец подарил ему золотистого скакуна, пожалованного царем Шапухом, а теперь он на том же скакуне сеет смятение в войске самого Шапуха. Говорили, что этот аргамак с белой звездой на лбу приносит удачу. Он и принес, да только не отцу, а сыну...

Набег Самвела действительно внес такое сильное замешательство в широко раскинувшуюся, неповоротливую персидскую армию, что в ней поднялся переполох.

— Куда он исчез? — спросил Айр-Мардпет.

— Не спеши радоваться, — ответил Меружан. — Он снова появится, и быть может, очень скоро.

Меружан продолжал хладнокровно выжидать, пока враг подойдет ближе. Быстроногие лазутчики были разосланы во все стороны, наблюдали за передвижением неприятеля и тотчас давали ему знать обо всем.

От обостренного внимания князя Арцруни не ускользнуло, что Самвел прорвался сквозь персидское войско именно там, где находились пленные. Это было неспроста. Меружан понял, в чем дело, и сразу же распорядился, чтобы воины плотным кольцом окружили пленных и исключили всякую возможность сношений с неприятелем. Однако за цепью охраны все-таки остался чужой человек; он неспешно бродил среди пленных и порою украдкой с ними переговаривался. Искушенный глаз узнал бы в этом переодетом человеке Малхаса, доверенного слугу Самвела.

Битва началась со стороны Арташатской дороги, где за невысокими холмами укрылись сасунцы. Персидскими воинами предводительствовал Айр- Мардпет. Его грозный конь дрожал и подгибался под тяжестью огромного седока, с ног до головы закованного в броню. Противником евнуха оказался сасунс-кий князь Нерсех. Он крикнул с глубоким пренебрежением:

— Так ты покинул женскую половину дворца царя Аршака, чтобы стать предводителем персидских воинов, Айр-Мардпет? Довольно странно на мой взгляд.

— Отчего же, о доблестный Нерсех? — прохрипел евнух. — Иногда недурно и переменить роль.

— Но женоподобному евнуху лучше иметь дело с женщинами — там обхождение мягкое, нежное, и нет надобности в обагренном кровью оружии.

— Что ж, померяемся силами, и ты убедишься, что женоподобный евнух может иметь дело и с доблестными сасунцами.

И оба противника с тяжелыми копьями наперевес во весь опор помчались навстречу друг другу. Копье Айр-Мардпета задело сасунского князя в бок, скользнуло по броне и прошло мимо, только слегка оцарапав ее. Копье сасунского князя попало прямо в меднокованную грудь Айр-Мардпета и разлетелось на куски, словно столкнувшись со скалою. Оруженосец сразу подал князю новое копье, и они разъехались, чтобы съехаться снова.

Воины с обоих сторон не двигались с места, с нетерпением ожидая, чем кончится поединок их предводителей.

Второй раз они налетели друг на друга с еще большим ожесточением. На сей раз оба копья отскочили, попав в широкие железные щиты, и отклонились от цели. Вместо них, скрежеща коваными нагрудниками, сшиблись кони. Конь Айр-Мардпета зашатался, попятился и упал на колени. Са-сунский князь нацелился копьем в горло евнуху, однако конь Мардпета тут же вскочил, и копье не попало в цель.

Два могучих противника долго сражались друг с другом и ни один не мог одолеть другого. Наконец, сасунский князь воскликнул:

— Признаю, о Айр-Мардпет, что евнух царя Аршака — доблестный воин.

И грянул бой уже между воинами. Персы, под прикрытием своих щитов, нападали с поразительным мастерством; сасунцы осыпали их градом стрел из исполинских луков. Прирожденное, стихийное мужество горцев столкнулось в поединке с мужеством обученных, организованных персидских воинов. В воздухе стояла густая пыль. Грохот, лязг, звон сшибающихся мечей и доспехов заглушали крики и стоны людей. Кровь лилась ручьями.

Пока здесь шла ожесточенная схватка со всеми ее ужасами, в другом конце персидского стана в бой вступили горцы Рштуника во главе с князем Гарегином Рштуни. Персов возглавлял полководец Карен.