— Не хочу позволять кому-то пытаться убить тебя, раз ты едешь на моей лошади, — возмущенно сказал Юсуф. — Думаю, нам нужно обогнуть этот холм.

— Кто-то еще выехал в такую рань, — сказал Даниель. — Я слышу стук копыт позади нас по ту сторону реки.

— Тогда подгони это животное, — сказал Юсуф. — Нам ни к чему объявлять о своем присутствии всему миру.

— Конечно, — сказал Даниель и перевел лошадь в галоп.

Епископский суд должен был начаться в час заутрени. Сперва подлежали слушанию несколько малозначительных дел, и секретарь суда рассчитал, что свидетели по делу Луки не соберутся, по меньшей мере, в течение часа после этого.

Последнее из кратких дел, несложный спор из-за собственности, было заслушано и решено к неудовольствию обеих сторон. Его преосвященство подался вперед и подозвал секретаря.

— Поступало какое-нибудь сообщение? — спросил он.

— Нет, ваше преосвященство, — ответил невозмутимый как всегда секретарь. Когда епископ принял решение провести суд, делом секретаря было систематизировать дела и провести их слушание как можно действеннее. Присутствие или отсутствие свидетелей, если ему не вменялось в обязанность выставить их, его не касалось.

— Тогда нужно продолжать, — сказал епископ.

Первое показание свидетеля обвинения было взято у сеньора Хайме Ксавьера, нотариуса. Секретарь зачитал его однотонным, бесстрастным голосом трем судьям, двум людям, сведущим в каноническом и гражданском праве, и епископу. Когда дошел до простодушного объяснения сеньоры Магдалены, почему она сочла, что юный Лука заслужил ее пятьдесят су, это вызвало легкий, быстро подавленный смех у тех людей, которые с помощью уговоров, лести или взяток сумели проникнуть в зал, но остальную часть показаний все слушали с серьезным видом.

— «Относительно сеньора Нарсиса Бельфонта, скончавшегося от отравления десятого апреля, — читал секретарь. — Сеньор Нарсис послал за мной и сказал, что хочет изменить завещание. Он знал, что его главный бенефициарий, дядя, состоявший в святом ордене, находится при смерти, и делал это изменение, чтобы орден его дяди не получил выгоды, объяснив мне, что орден дурно обращался со стариком в последние месяцы. По его предыдущему завещанию орден получил бы причитающуюся дяде часть наследства, если дядя умрет раньше него. Это новое завещание представляло собой временную меру, сказал сеньор Нарсис, поскольку он так хорошо оправлялся от телесных повреждений, что подумывал о том, чтобы найти себе жену. Когда это произойдет, он составит очередное новое завещание, но пока что хочет, чтобы его состояние было разделено между епархией Жироны и сеньором Лукой.

Относительно сеньора Мордехая, покушение на жизнь которого было совершено точно таким же образом вечером восемнадцатого апреля. Сеньор Мордехай попросил, чтобы я пришел к нему, и тогда он объяснит суть дела. Во всяком случае, когда я прибыл, попытка отравления была совершена, и сеньор Мордехай отменил вызов.

Все это я клятвенно подтверждаю и так далее, Хайме Ксавьер, нотариус Жироны».

Секретарь положил письменное показание перед судьями и сел.

— Какие еще есть у нас показания против обвиняемого? — спросил первый судья, сидевший по правую руку от епископа.

— Показания, должным образом взятые и засвидетельствованные двенадцатого апреля у сеньора Мордехая бен Аарона, еврея этой епархии, — заговорил секретарь, — в которых он утверждает, что «одиннадцатого марта, незадолго до часа вечерни, человек, известный как Лука, явился в гетто, в дом сеньора врача Исаака, чтобы найти меня, и назвался единственным сыном моей двоюродной сестры Фанеты, родившейся в Севилье. Я был очень недоверчив, поскольку это был второй раз в течение пяти месяцев, когда незнакомый молодой человек приезжал и назывался единственным сыном моей двоюродной сестры. Этот молодой человек сказал, что хочет только познакомиться со своими родственниками, указал, что является христианином, поскольку его родители давно приняли эту веру, и ушел после того, как выпил стакан вина и слегка поужинал в честь новорожденного сына врача.

Все это я клятвенно подтверждаю и так далее, Мордехай бен Аарон, еврей этой епархии».

Секретарь передал этот документ трем судьям. Третий судья, сидевший по левую руку от епископа, подался вперед.

— Сеньор Мордехай присутствует в зале?

— Да, ваша честь, — ответил Мордехай, поднимаясь на ноги.

— Этот молодой человек, обвиняемый, пытался получить от вас какую-то выгоду благодаря мнимому родству?

— Совершенно никакой, ваша честь, — ответил Мордехай. — Я несколько раз разговаривал с ним после того вечера, но только потому, что вызывал его в свой дом.

— С какой целью?

— Я очень хотел выяснить, действительно ли он сын Фанеты, потому что в таком случае он был бы надлежащим бенефициарием большой суммы денег и значительной недвижимости, которой я владею на правах доверительной собственности, ваша честь. Срок распоряжения этой собственностью истекает очень скоро, и моим долгом будет ее передать.

— Обвиняемый приводил какие-то доводы, дабы убедить вас, что является наследником этого состояния?

— Я вскоре выяснил, что он ничего не знает об этом состоянии, ваша честь. Когда я спросил его о прошлом, Лука сказал, что его родители умерли и что приехать в Жирону его убедили другие люди. Что не считал себя каким-то моим родственником и не ожидал от меня никакой помощи. Что его больше интересовало знакомство с врачом, о репутации которого он был наслышан.

— Очень странно, — пробормотал третий судья. — Вы делали другие попытки проверить эти утверждения?

— Да, — ответил Мордехай. — Я попросил Даниеля бен Моссе, который ехал на Мальорку по делам, выяснить, что сможет.

— И это принесло какую-то пользу?

— Не знаю, ваша честь, — ответил Мордехай. — Насколько мне известно, Даниель еще не вернулся.

Третий судья наклонился к епископу. Все трое немного посоветовались и снова повернулись к залу.

— Есть еще показания для зачитывания относительно этого преступления? — спросил первый судья.

Секретарь наклонился к столу и негромко произнес несколько слов.

— Давайте их непременно заслушаем, — сказал первый судья.

— Это показания Анны, служанки сеньора Нарсиса Бельфонта, должным образом взятые и засвидетельствованные тринадцатого апреля, в которых она утверждает, — заговорил секретарь, — что «вечером девятого апреля, в четверг, после того как я заперла дом, в дверь постучали. Когда я открыла, там был посыльный, он сказал, что пришел с новым лекарством для сеньора Нарсиса, которое прислал сеньор Лука, травник. Когда я хотела пойти за деньгами, чтобы заплатить ему, он сказал, что уже получил плату, и ушел. Он был высотой с мужчину среднего роста и двигался быстро, как юноша. Я не смогла разглядеть его лица, потому что было темно, а на нем был толстый плащ с опущенным капюшоном, поэтому я не могла понять, кто это.

Все это я клятвенно подтверждаю и так далее, Анна, служанка из Жироны».

— Сеньора Анна здесь? — спросил Беренгер.

— Да, ваше преосвященство, — ответила Анна из глубины зала.

— Можете сказать, в чем он нес сверток?

— В одной из этих корзин, ваше преосвященство. Длинных, узких, которые носят на ремне. Ему пришлось запустить в нее руку, чтобы достать сверток.

— Благодарю вас, — сказал епископ. — А что вы заметили в его речи?

— Он говорил, как нездешний, — ответила Анна. — Я подумала, что, возможно, он с побережья или еще откуда-то.

— Хорошо. Есть у нас показания слуги сеньора Мордехая, который открыл ворота?

— Они очень краткие, — недовольно сказал секретарь.

— Тем не менее мы их заслушаем, — сказал первый судья и взглянул на епископа, тот кивнул.

Показания начинались так, как и ожидалось, и поначалу мало чем отличались от показаний Анны. Привратник утверждал, что было поздно, дом был заперт, ночь была очень темная, и шел сильный дождь. «Я хотел заплатить ему, но он сказал, что уже получил плату, и ушел. Я не заметил, ни как он выглядел, ни какого был роста, и вообще ничего в нем из-за дождя».