Не успел Юсуф доесть ужин, как у ворот снова зазвонил колокол.

— Кто это может быть? — спросила Юдифь.

— Сейчас узнаем, мама. Не волнуйся, — сказала Ракель.

На лестнице послышались шаги; Ибрагим просунул голову в дверь столовой.

— Двое людей хотят видеть хозяина, — сказал он.

— Это не вызов к пациенту? — спросил Исаак.

— Он сказал, что хочет вас видеть, — повторил Ибрагим. — На больного не похож. Они ждут во дворе.

— Ибрагим, проводи их сюда, — сказала Юдифь. — Вечер слишком холодный, чтобы стоять внизу. Ау нас достаточно дел в других помещениях, — добавила она, окидывая всех властным взглядом, — чтобы сидеть здесь и болтать. Юсуф, отнеси свою тарелку на кухню.

— Сеньор Исаак, — неторопливо произнес низким голосом Ромеу. — Я пришел поговорить с вами по настоянию Рехины. Это она со мной.

— Хотела добавить свой голос к отцовскому, — негромко сказала Рехина.

— И убедиться, что я исполнил поручение, — сказал Ромеу.

— Что же у вас за поручение? — спросил Исаак.

— Возможно, вы слышали, что нашего квартиранта, юного травника Луку, арестовали, и сейчас он в епископской тюрьме, — сказал Ромеу. — Хотя с какой стати ему быть там, а не в городской, не понимаю, — добавил он. — Поскольку его обвиняют в убийстве сеньора Нарсиса.

— Сейчас объясню, — сказал Исаак, — потому что имею кое-какое отношение к этому.

— Это неважно, папа, — настоятельно сказала Рехина. — Важно, что он невиновен.

— Нет, — сказал Исаак. — Я должен объяснить. Очень важно, чтобы он находился в тюрьме епископа, я позаботился о том, чтобы там его не могли судить до среды — через два дня. И его не смогут повесить, пока не пройдет три дня. За эти два дня можно сделать многое.

— Не понимаю, о чем вы, — заговорил Ромеу. — Я готов показать, что в тот день и вечер, когда был доставлен яд, Лука не покидал дома. Он работал со мной в мастерской, потом мы все поужинали, потом мы сидели за кувшином вина. И Лука рассказывал мне о своей жизни на Мальорке и о проведенном на Сардинии времени. Он не мог отнести эту микстуру в дом сеньора Нарсиса.

— Но это не принесет ему пользы, — сказал Исаак. — Никто не думает, что это сделал он. Микстуру принес человек, который назвался посыльным, некто пониже и потоньше Луки, высокого, крепкого молодого человека. Обвинители считают, что Лука нанял этого посыльного для доставки яда. Он мог бы сделать это в любое время дня.

— Тогда зачем ему было делать этот яд? — спросила Рехина. — После пасхи он сделал четыре склянки лекарств; я знаю, потому что Луке проще работать в кухне, и я помогала ему. Сделал два вида — он сказал мне по секрету, что это единственные, известные ему.

— А как та микстура, которую он давал вам, сеньора? — спросил Исаак.

— Она была основана на том, что Лука видел, как готовил его учитель. Он долгое время готовил ее, выпил большую дозу, прежде чем дать мне, чтобы убедиться, что она не принесет вреда. Но у каждой его микстуры очень своеобразный запах, я сразу же узнаю их. И той, и другой немного осталось.

Девушка сказала все это очень отчетливо, неторопливо, словно уже находилась перед судом.

— Не мог он сделать какую-то микстуру, когда вы уходили? — спросил Исаак.

— Нет, — уверенно ответила Рехина, — потому что Лука обычно сопровождал меня, когда я шла по делам, говорил, что, пока полностью не окрепну, мне нужна помощь, чтобы носить полные корзинки. А если я оставляла его одного и он разжигал на кухне огонь, чтобы варить свои микстуры, то не только расходовал дрова, но в кухне оставался запах. Я бы заметила.

— Судьи выслушают вас, сеньора, и, уверен, поверят вам, но они могут решить, что вы заблуждаетесь, потому что он приятный, красивый молодой человек, и принять это во внимание, — сказал Исаак.

— Но я же знаю, что Лука невиновен, — заговорила Рехина. — Я добилась свидания с ним в тюрьме, спросила его, что мне нужно делать, кто может дать показания в его пользу помимо нас, а он покачал головой и ответил, что не совершал этих отравлений и что Господь не допустит, чтобы он безвинно пострадал за них. Сказал, что совершил много менее значительных поступков, которых теперь стыдится, но никогда никого не убивал, случайно или умышленно. Тогда я рассердилась и сказала, что Господь не предстанет перед епископским судом и не спасет его, если он не будет спасать себя сам. Вы должны помочь нам, сеньор Исаак. Прошу вас. Попросите епископа избавить его…

— Рехина, почему бы нам не найти того посыльного перед тем, как защищать Луку перед епископом? — сказал Ромеу. — Он должен знать, кто заплатил ему, чтобы доставить ядовитую смесь.

— Я собирался сделать это сегодня вечером, — сказал Исаак. — Некто, видевший его под тем дождем, живет на другом берегу реки. Когда вы пришли, я только ждал, чтобы Юсуф закончил ужин, чтобы отправиться искать его.

— Я пойду с вами, — сказал Ромеу. — Если этот человек живет там, где вы говорите, это недалеко от моего дома, и, возможно, я смогу быть полезен. Только сперва я должен проводить домой Рехину.

— А я должен позвать Юсуфа, который знает, кто этот молодой человек, — сказал Исаак.

В конце концов из гетто к дому Ромеу отправилась при свете факела группа из шести человек.

— Рехина, мне не нравится, что ты будешь одна в такое позднее время. Может, тебе побыть у соседей, сказал столяр, когда четверо собрались у ворот. Ракель тоже была там, стояла у лестницы на тот случай, если понадобится еще что-нибудь, а Ибрагим терпеливо ждал, чтобы запереть за ними ворота.

— Папа, уже поздно беспокоить соседей из-за такого пустяка, — ответила Рехина. — Дома я буду в безопасности.

— Мне тревожно оставлять дочь одну в доме, признался Ромеу Исааку. — Может, это и глупо, только…

— Тогда почему не пойти мне с сеньорой Рехиной? — сказала Ракель. — И мы можем взять с собой для защиты Ибрагима, чтобы ее отец не волновался.

— Или сеньора Рехина может остаться здесь, — сказал Исаак, — где, уверяю, она будет в безопасности. Стены у нас высокие, ворота крепкие, а члены семьи и слуги очень осторожны.

— Папа, я лучше пойду домой, — сказала Рехина, — если сеньора Ракель согласна составить мне компанию.

На этом порешили, и они пошли по улицам как обычная группа трезвых горожан, возвращающихся после проведенного у друзей вечера, дружелюбно, негромко разговаривая, чтобы не беспокоить округу.

— Почему Лука проводит так много времени с вами в мастерской? — неожиданно спросил Исаак. — От скуки, поскольку пациентов у него мало?

— Не думаю, — ответил Ромеу. — В последние две недели у него были пациенты, хотевшие, чтобы он посещал их каждый день. Я знаю, потому что они посылали служанку или мальчишку с сообщением, а когда я передавал это ему — Лука сам не любил подходить к двери, — он говорил, что слишком занят, придет на другой день, а мне жаловался, что все пациенты хотят, чтобы он посидел, поговорил с ними, и что предпочитает молчание дерева и звук топора, стамески или шлифовального камня. Лука чувствует дерево, сеньор Исаак. Он очень помогал мне.

Расстояние от дома Ромеу до реки было небольшим, вскоре они спустились с холма и пошли по ровной местности к мосту.

— Юсуф, факел еще горит? — спросил Исаак.

— Да, — господин, — ответил мальчик. — Ночь темная, луна еще не взошла.

— Нужно погасить его, — сказал врач. — И идти как можно быстрее.

Они медленно шли вперед, пока глаза у них не привыкли к внезапной темноте. Когда шаги Ромеу гулко зазвучали по пролету моста, Исаак коснулся его плеча, давая понять, что надо соблюдать тишину. Все остановились.

Ночь была темная, над ними слабо светили звезды; под ними текла река, напоминающая еще более темную ленту между берегами, о существовании которых можно было только догадываться. Тявкнула собака. Что-то двигалось с шелестом по траве у воды. Глухой удар, напоминающий приземление прыгнувшего зверя, заставил Юсуфа вздрогнуть. Потом что-то с плеском упало в воду.