В принципе каждый участник операции и так хорошо понимал свои задачи, но, как всегда непосредственно перед началом «мероприятия» возникали «нюансы», требование доработки…
В целях более скрытного подхода к площади, каждая группа должна была выезжать на место самостоятельно, с таким расчетом, чтобы в 15.45 все уже заняли свои позиции. Последний на Сенной появилась группа непосредственного сопровождения Кораблева.
Вопросов в ходе инструктажа почти не возникало — и к двум часам дня, когда в 15-ый отдел привезли Василия Михайловича, Кудасов уже успел «пропустить через себя» все группы. Казалось, учтено было все — опера проверяли снаряжение и оружие, радиостанции ставились на подзарядку — словом, в отделе царила обычная «предоперационная» атмосфера, когда несмотря на внешнее спокойствие в воздухе все-таки витает некоторое напряжение…
Кораблев тоже был внешне спокоен — в кабинете он вежливо поздоровался с Кудасовым и Резаковым и тут же проведя рукой по заросшему подбородку, спросил, нет ли возможности побриться. Никита Никитич кивнул и вопросительно глянул на Вадима — Резаков шагнул к своему сейфу и вытащил из него электробритву. Дунув на машинку, он передал ее Василию Михайловичу с доброжелательной улыбкой:
— И правильно, щетина в глаза бросаться не будет…
Руки Кораблева дрогнули, и он чуть не выронил электробритву. Заметивший это Кудасов удивленно спросил:
— Отчего волнение такое, а, Василий Михайлович?
Старик улыбнулся виновато и развел руками:
— Так — старый я уже стал, вот и трясутся, руки-то… Да и в изоляторе вашем — тоже не курорт, не отдохнешь толком, не выспишься.
— Не волнуйтесь, Василий Михайлович — подмигнул старику Вадим, отодвигая стул, чтобы старик мог воткнуть шнур бритвы в розетку. — Все будет нормально — подъедем, встретим, уедем — а там и выспитесь вволю…
Кораблев вспомнил ночной визит плешивого в изолятор и усмехнулся:
— Да я не волнуюсь… Конечно, высплюсь.
Бреясь в углу, старик со странным выражением на лице разглядывал оперативников — трудно описуемая атмосфера офицерского братства, всегда проявляющаяся наиболее отчетливо перед началом любой операции, вдруг напомнила Кораблеву то время, когда он сам принадлежал касте, когда мог ощутить рядом плечо товарища… На Василия Михайловича накатила ностальгическая волна — он смотрел на чуть возбужденные лица оперов, слушал их перешучивания и вспоминал свою молодость… Каждый, кто хоть какое-то время работал в спецслужбе, знает, что перед началом любой реализации в кровь начинает поступать адреналин, «заводя» организм и обостряя чувства — постепенно привычка к такому «кайфу» перерастает даже в некую зависимость, в некий «абстинентный синдром» — не потому ли так быстро угасают и стареют оперработники, ушедшие на пенсию? Может быть, им как раз не хватает нервных встрясок и адреналиновых «доз»? Кто знает…
Когда Кораблев закончил бриться — как раз вскипел чайник, и Наташа Карелина начала разливать по кружкам чай. Василий Михайлович сидел за столом у входа в кабинет и с напускным интересом перелистывал какие-то старые журналы, когда Витя Савельев поставил перед ним кружку и положил несколько лимонных сухариков:
— Угощайтесь, Василий Михайлович.
— Спасибо, я не хочу, — попробовал было отказаться старик, но Витя жестом радушного хозяина подвинул ему кружку.
— Давайте, давайте, не стесняйтесь… За компанию, говорят, и жид повесился.
— Спасибо, — Кораблев улыбнулся и взял кружку в руки. В противоположном углу за своим столом сидел Никита Никитич и что-то быстро писал, наклонив голову. Старик отхлебнул чаю, посмотрел на начальника 15-го отдела и вдруг подумал: «А, может быть, рассказать ему о ночном визитере?» Кудасов, словно почувствовав взгляд, поднял голову, и Василий Михайлович сразу же уткнулся в свою кружку: «Нет… Нельзя… Черт его знает, что он решит… Нельзя… Надо Катерине „маяк“ донести, а уж потом… Если Бог даст… А если не даст?» Кораблеву вспомнился его дом в Кавголово, Арамис, который несмотря на весь свой грозный вид, ласкался к хозяину, словно щенок… Вспомнились ему и пятьдесят тысяч долларов, положенные в тайник на берегу озера в ста метрах от дома… Подумав о том, что до тайника никто никогда не доберется, Василий Михайлович беспокойно заерзал на стуле: «Глупо будет, если деньги пропадут…»
— Вы что-нибудь хотите? — подошел к Кораблеву Вадим Резаков.
— Н…нет, — качнул было головой старик, но внезапно передумал и кивнул, — то есть, да… Если можно — дайте мне листок бумаги и карандаш…
— Зачем? — удивился Вадим. — Вы хотите написать что-то?
— Да так… Почерчу немного — время быстрей пройдет. У меня по хозяйству моему в Кавголово кое-какие задумки были…
Резаков пожал плечами, но бумагу с карандашом все-таки дал. Кораблев подумал, взглянул еще раз на Кудасова и быстрыми, уверенными штрихами набросал план подхода от своего дома к тайнику на берегу озера. Старик как раз закончил, когда Никита Никитич встал из-за своего стола и подошел к нему:
— Что рисуем?
— Так… Мысли кое-какие есть по дому… Будет желание — расскажу потом, после Сенной…
Кудасов глянул на листок — на нем не было ничего написано — только какие-то линии, квадратики… Никита Никитич не стал возражать, когда старик сложил бумагу вчетверо и положил во внутренний карман своего пиджака. Мысли Кудасова были заняты предстоявшей операцией, и он не посчитал, что какой-то непонятный чертеж может чем-то осложнить проведение «мероприятия». Шеф 15-го отдела придвинул стул и сел рядом со стариком:
— Василий Михайлович, давай еще разок оговорим все: значит, выходишь к рекламной тумбе и начинаешь прогуливаться… Руки, как договорились, держишь в карманах, волосы не приглаживаешь, шнурки не завязываешь, с земли ничего не поднимаешь — в общем — что тебе объяснять… С прохожими — никаких контактов, мы рядом… Как только видишь заказчицу — спокойно ждешь, пока она подойдет, здороваешься… Все мы проговорили?
— Самое главное забыли, — улыбнулся старик. — Я должен быть без головного убора и с поднятым воротником плаща… Это и будет «маяком», что все чисто…
Кудасов внимательно посмотрел на Кораблева, тот выдержал его взгляд спокойно.
— Хорошо, — кивнул Никита Никитич, прекрасно понимая, что если старик и решил схитрить — то уличить его в этом трудно… Даже не просто трудно, а, практически, невозможно, — условные сигналы-то знали только двое… Оставалось верить Кораблеву на слово и надеяться на то, что даже если он и обманет — тот человек, который захочет увидеть «маяк», подойдет слишком близко и все равно запутается в «сети», попав в поле зрения оперативников…
…В 15.00 Василия Михайловича облачили в бронежилет и прицепили ему на грудь радиомикрофон — старик отнесся к этим мерам предосторожности безразлично — по крайней мере внешне он никак свою реакцию не проявил. Пока Вадим Резаков обряжал Кораблева, к Никите Никитичу заскочил следователь горпрокуратуры Гусаков — Кудасов о чем-то с ним пошептался и «следак» ушел, возбужденно потирая ладони. Во время «уличной» он должен был находиться рядом с наблюдателем-видеооператором, эту позицию Гусаков выбрал сам, понимая, что ему не стоит крутиться под ногами у оперов…
В 15.10 Никита Никитич направился к выходу из кабинета. В дверях он остановился и кивнул Кораблеву:
— Ну, с Богом, Василий Михайлович.
Старик ответил ему долгим взглядом и вновь Кудасову показалось, что он хочет что-то сказать… Но времени на разговоры уже не было…
Почти сразу же за Никитой Никитичем из кабинета вывели Кораблева — его сопровождали к Сенной Вадим Резаков и молодой усатый оперативник Бельченко, которого в отделе несмотря на молодость величали исключительно Петром Степановичем — за постоянную невозмутимость и серьезную основательность в движениях. На внешнюю невзрачность и некоторую сонность облика Бельченко, кстати говоря, «купился» уже не один бандит — Петр Степанович был одним из лучших рукопашников отдела… Всю дорогу до Сенной Кораблев, сидя между Резаковым и Бельченко на заднем сидении «семерки», молчал и думал о чем-то своем. Вадим пытался было растормошить его разговорами, но, поняв, что старик глубоко ушел в себя, замолчал. В 15.55 Василий Михайлович вышел из машины, припаркованной на Садовой, и неторопливым шагом направился к магазину «Океан». В трех метрах впереди него двигался Бельченко, Вадим страховал старика сзади. Доведя старика до рекламной тумбы на «пятачке» у «Океана» оперативники с небольшим интервалом зашли в магазин, где уже находился Кудасов… Через витринное стекло было хорошо видно, как старик поднял воротник плаща, сунул руки в карманы и начал неторопливо прохаживаться вдоль магазина…
