Они начали оговаривать эти «нюансы», увлеклись, заспорили, как обычно, а потом Андрей вдруг заметил, что Никита внимательно смотрит на работавший за стойкой бара телевизор. Обнорский удивился — Кудасов редко отвлекался во время деловых разговоров, обычно он полностью концентрировался на собеседнике и обсуждаемой теме и лишь «боковым» зрением по въевшейся намертво оперской привычке «держал» окружающее пространство. Серегин прищурился: по телевизору показывали какую-то праздничную великосветскую тусовку, в ходе которой корреспонденту давал интервью известный банкир Лев Кленовский. Финансист щурил жуликоватые глаза и бодро предрекал «расцвет демократического искусства» в наступающем девяносто четвертом году. Обнорский усмехнулся и перевел взгляд на Никиту:

— Складно звонит… А что — он тоже ваш клиент? Что ты так на него?

Кудасов неопределенно пожал плечами, и Андрей снова повернулся к телевизору — присмотревшись, он заметил, что рядом с Кленовским смирно стояла, придерживая его за локоть, известная и очень красивая актриса. Серегин фыркнул:

— Смотри, Никита, смотри — какое трогательное единение искусства и капитала! Знаешь, кто это рядом с ним? Это же актриса известная — Дарья… как ее, Господи… Ну, она еще в «Белой стае» играла!

Никита кивнул, не замечая, как сгибается в его пальцах металлическая вилка… Кадр на экране сменился. Кудасов посмотрел на Обнорского пустыми глазами и ровным голосом сказал:

— Да, актриса… Хорошая, говорят, актриса была…

Андрей хотел было добавить что-то еще язвительное, но, глянув в лицо Никите, почему-то передумал — они действительно научились хорошо чувствовать друг друга.

Кудасов и Обнорский поговорили еще минут пятнадцать, а потом Андрей разлил остатки вина по бокалам:

— Ладно, старик, мне еще вещи собрать к отлету нужно… Я вот что хотел тебе сказать, Никита… Насчет той темы с Антибиотиком… Ты на меня не сердись — я тогда, у тебя в кабинете, наверное, погорячился малость… Ты действительно не мог иначе поступить — иначе это был бы уже не ты… Не переживай и не бери в голову. А Виктор Палыч — он все равно не вечен… Он столько уже зла на этой земле сотворил, что, сдается мне, очень скоро это зло его же самого и задавит…

Кудасов насторожился — снова ему как-то не очень понравилось выражение глаз Обнорского… Нахмурившись, Никита быстро спросил:

— У тебя что — есть какая-то информация?

— Нет, — беззаботно улыбнулся Андрей. — Откуда… Это про тебя городская «братва» говорит, что, мол, Никитка-Директор все видит, все знает…

Обнорский поднял свой бокал и, прищурившись, посмотрел сквозь него на яркий светильник над баром:

— Давай-ка выпьем, старик, за удачу — она нам с тобой очень понадобится в следующем году…

Никита взял свой фужер, глянул на Серегина и снова почувствовал какую-то смутную тревогу — может быть, из-за того, что электрический свет, причудливо преломляясь в вине, бросал на лицо и шею журналиста жутковатые кровавые блики…

Однако в мистику Кудасов не верил, поэтому даже немного устыдился внутренне своих ощущений: «Нервы, видать, расшалились. Релаксироваться надо чаще…»

— За удачу! — сказал Никита, чокаясь с Андреем.

— За удачу! — кивнул Обнорский. Они секунду помедлили, а потом разом выпили до дна…