Кудасов ушел, согревая себя слабой надеждой, что информация Андрея может все-таки оказаться ложной — не нужен был сейчас Никите Никитичу лишний сыр-бор вокруг Палыча, не приготовился он еще… Между тем Обнорский, говоря шефу 15-го отдела о завтрашнем сходняке авторитетов и о неком пленном барыге — совсем не блефовал. Информацию эту он получил несколько часов назад от своего «источника» в гостинице «Пулковская». Источником Серегина был тамошний официант Миша, уже года полтора постукивавший журналисту о разных разностях, узнаваемых на работе. У Миши на рабочем месте имелась любовница — горничная Галочка, — и вот как раз нынче с утречка решил Миша свою пассию «оприходовать». Бог их знает, зачем любовникам понадобилось устраивать нежное рандеву в складском помещении. И ух совсем неясно — что толкнуло Мишу открыть большой холодильник — может, он бутылку «пепси» хотел туда поставить для охлаждения, чтобы с чувством выпить ее после утех…

Да только утех-то не получилось — в холодильнике стоял человек с закованными на перекладине руками — синий уже от холода, ибо из одежды на нем были лишь трусы, массивная золотая цепь с бляхой, да штук семь перстней на пальцах. Сказать человек ничего не мог, так как рот ему залепили скотчем, лишь мычал жалобно и очень быстро вращал большими масляно-черными глазами. Видимо, ему было очень холодно, потому что даже густая шерсть на груди и руках у страдальца покрылась голубоватым инеем. Миша от увиденного чуть в обморок не упал — захлопнул холодильник, отскочил к Галочке… Забыв про секс-намерения, они выскочили из склада, как ошпаренные, и рванули к Гале на этаж — кофейку попить. И чего, действительно, понадобилось в подвал переться? Можно ж было все культурно в номере провернуть… Правда, Галя со своей дежурной по этажу полаялась…

За кофе, обсуждая увиденное, верная подруга и рассказала Мише, что в гостинице на следующий день планируется какая-то важная стрелка[22] — под нее «люкс» зарезервировали — и что, якобы, гости приедут даже из Владивостока и Москвы… А еще — якобы там Антибиотик ожидается. Галя толком не знала, кто такой Антибиотик — просто подслушала случайно разговор двух бандитов, проверявших и осматривавших «люкс». Ну а то, что бедолагу в холодильнике специально перед «сходняком» мариновали — это уж Миша додумал сам… Официанту было очень страшно, но он все-таки позвонил Обнорскому и попросил о срочной встрече. Перед отъездом из гостиницы Миша, превозмогая ужас, снова осторожно пробрался на склад — но в холодильнике уже никого не оказалось…

Кудасов обо всех этих подробностях знать, конечно, не мог. Выйдя на улицу, он вдруг, неожиданно для самого себя, поймал такси и поехал в гостиницу «Ленинград». Никита решил плюнуть на все и попробовать еще раз поговорить с Дашей — попытаться объяснить ей что-то, рассказать о том, как ему без нее плохо и как он ее любит… Он ведь ни разу так и не сказал ей слова «люблю»…

В двести семьдесят втором номере Даши не было. Ее вообще не было в гостинице, она уехала еще в четыре часа дня — так сказала дежурная по этажу, которая причин врать не имела.

Кудасов на деревянных ногах вышел из отеля, дошел под противным моросящим дождем до метро и поехал домой. Ехал Никита Никитич с очень тяжелым сердцем — и предчувствия его не обманули. Этот черный день был просто бесконечным… Дома Татьяна, с красными от слез глазами, сначала молча покормила мужа, а потом тихо спросила:

— Это правда? Правда, что ты спишь с этой актрисой?

Никита Никитич поднял глаза от тарелки и долго смотрел на жену, не говоря ни слова. У Татьяны по щекам побежали слезы, она сунула руку в карман халата и достала оттуда аудиокассету:

— Вот… Сначала мне позвонили… А потом какой-то мальчишка в конверте кассету принес… Где ты эту дрянь пьяную Дашенькой называешь. Это правда?

Она не кричала и не билась в истерике. Таня, мать его сына, просто тихо плакала и ждала от него ответа, еще надеясь на что-то… Никита молчал. Конечно, он сразу понял, что их с Дашей в номере «писали» — а ведь надо было догадаться еще раньше. Кудасов мог легко наплести жене, что угодно — от попыток компрометации с помощью искусственно смодулированного голоса до внедрения в «разработку» его, Никиты, двойника. Но у него не было сил врать — тем более ей…

— Она не дрянь, — глухо и с безмерной усталостью в голосе сказал Кудасов. — Прости меня, Таня… Это все правда.

Татьяна тихонько охнула и зажмурилась, словно ее ударили по лицу. Но кричать она все равно не стала — отдышавшись, Таня открыла глаза и, тщетно пытаясь унять прыгавшие губы, тихо сказала:

— Я… Я… Давай подумаем, как нам развестись, Никита…

У него не хватило сил выдержать ее взгляд — Кудасов закрыл глаза и молча кивнул. Ему больше всего хотелось просто потерять сознание — прямо здесь, за столом, чтобы хоть не надолго отключиться от измотавшей уже сверх всякого предела душевной боли. Но сознание не терялось. Сидя неподвижно, с закрытыми глазами, Никита услышал, как Таня заплакала — негромко, но отчаянно, как маленькая потерявшаяся девочка…

Уже в 9.00 утра следующего дня журналист Андрей Обнорский начал дозваниваться до первого заместителя начальника РУОПа полковника милиции Геннадия Ващанова. До 9.30 трубку в Большом Доме никто не поднимал, в 9.35 с Обнорским переговорила секретарша Лерочка, сообщившая, что ее шеф убыл в прокуратуру и обещал вернуться часам к одиннадцати.

На самом деле преданная Лерочка лукавила — ни в какую прокуратуру Геннадий Петрович не поехал, он спал на диване в своем кабинете. Накануне вечером Ващанов, видимо, компенсируя относительную трезвость вечера предыдущего, сильно «усугубил» — так, что даже домой не поехал, заночевав прямо на работе. Лерочка пыталась его разбудить чашечкой кофе после звонка Обнорского, но полковник послал секретаршу вместе с ее кофе на те три буквы, которые, наверное, знает все взрослое население бывшего Советского Союза.

Дозвониться до Геннадия Петровича Обнорскому удалось лишь в 10.40. Сославшись на анонимный телефонный звонок в редакцию, Андрей подробно изложил полковнику полученную от официанта Миши информацию — о предстоящем вечером сходняке в «Пуле» и о заложнике-пленнике, судьбу которого, видимо, и должны были решить авторитеты на сходняке. Ващанов бурно поблагодарил журналиста за помощь, выразил надежду, что сотрудничество будет крепнуть, и пообещал по возвращении из Финляндии скинуть Обнорскому классный эксклюзивный материал о наемных убийцах, работавших в странах Скандинавии. Что касается переданной Андреем информации, то Геннадий Петрович заверил, что она будет тщательнейшим образом проверена, и не кем-нибудь, а хорошо известным журналисту майором Кудасовым, которому он, Ващанов, немедленно лично отдаст все необходимые распоряжения. Обнорский хмыкнул в трубку и заметил, что майора Кудасова он знает не очень хорошо, но не сомневается в том, что все сотрудники РУОПа — профессионалы высочайшего уровня…

После того, как собеседники разъединились, журналист позвонил Кудасову и повторил ему все то же самое, что передал Ващанову — а Никиту Никитича к концу разговора с Обнорским уже вызвали к первому заму. Ващанов действительно поручил Кудасову проверить поступившее от журналиста сообщение — само по себе это еще ни о чем не говорило, если сходняк намечался на вечер, то предупредить его участников об облаве можно было еще раз сто… Не мог же Никита поставить «ноги» за Геннадием Петровичем?

Забавная складывалась утром того дня ситуация — в успех операции по задержанию участников сходки в «Пулковской» не верили ни Обнорский, ни Ващанов, ни Кудасов… И никто из них не мог даже предположить, чем в конечном итоге обернется для Геннадия Петровича придуманный Обнорским «следственный эксперимент»… Дело в том, что они не знали одного очень существенного обстоятельства — в игре участвовал еще один очень серьезный человек — полковник ФСК Солодков.

Анатолий Васильевич Солодков возглавлял одну не очень афишируемую (а точнее — очень не афишируемую) службу в УФСК. Служба эта, кроме прочего-разного, занималась тем, что выявляла предателей в правоохранительных органах и структурах власти. Ващанов попал в поле зрения полковника Солодкова месяцев пять назад — толчком послужила информация, полученная службой от источника в ближайшем окружении первого заместителя начальника РУОПа. Тщательно проведенная проверка первичной информации показала, что у Ващанова время от времени происходят довольно странные и хорошо законспирированные контакты с уголовным авторитетом Говоровым, известным под кличкой Антибиотик. Офицерам, проводившим проверку, вероятность ошибки представлялась даже меньше общедопустимой.