Компактный диабетический шприц, наполненный пиридином, был у Виктора наготове: лежал в контейнере со льдом. Поймав момент, он побрызгал этой химией на низ кителя и на брюки полковника, после чего быстренько спрятал шприц в полиэтиленовом пакетике.
Пиридин – обычное средство, применяемое в том числе в быту, продаётся свободно. Просто запаху него… как бы сформулировать… обычно пишут: резкий, неприятный, своеобразный, но это всё не отражает суть дела. Называя вещи своими именами, тухлым говном пахнет. Практически неотличимо.
Попрыскал Витя чуть-чуть, чтоб вонь не распространилась сразу. Пока вещество потихоньку испарялось, Конда успел пройти в зал и сесть среди коллег. А минут через пять по рядам загулял шёпоток: на него смотрели, морщили носы, хихикали. Кто-то кому-то показывал пальцем… Когда полковник наконец сообразил, что источник запаха – он сам, было уже поздно. Хиханьки слились в один общий смешок: «Конда обосрался».
Позор.
Тем более, он и сам не понимал, почему от него воняет. На совещании ему должны были вручать грамоту. Подниматься на сцену, неся в президиум такое амбре?
Он сбежал, конечно. Пробился сквозь ряды и буквально вылетел из зала.
Увы, если вонь пущена – это навсегда, Конда отлично понимал такие вещи. Беги, не беги – история приклеится, как татуировка. Одним махом себе репутацию испортить… было от чего адреналину хлебнуть. Так что, может, и впрямь перенервничал, оттого и слёг с кризом; но, скорее, больница всё-таки – тактический ход, попытка взять паузу. Теперь-то уж не узнать…
А Виктор дождался начала мероприятия, выждал ещё минут пятнадцать и вышел в холл. Многие так делали, это в порядке вещей. В холле под бронзовым бюстом Ленина всегда в такие моменты стояла бутылка коньяка и стопка, – КГБ обеспечивал офицеров выпивкой. Знающие люди выбредали из зала, хлопали стопарь-другой и возвращались. Задачей комитетских цириков было вовремя менять пустые бутылки на полные. Не отсюда ли, кстати, пошла в «органах» традиция прятать спиртное под бюстами крупных и мелких вождей?
Ленин, разумеется, только выглядел бронзовым. На самом деле – крашеный гипс, иначе попробуй приподыми его. Виктор налил себе коньячку – тем самым показал, что он свой, допущенный тайн, – после чего можно было спокойно уходить.
Шприц выбросил в Неву, благо что рядом.
Вспоминать бы и вспоминать всё это.
Пыточная
Батонов, как и просили, стоял рядом, ждал, когда Дыров удалится.
– Что там с майором? – поинтересовался Неживой. – Окочурился?
– Почему? Ничего не окочурился.
– А что тогда? Ты позже меня уходил, видел.
– Вырвало его, – ответил Батонов. – Напачкал он там. Мужики сильно ругались.
– Выжил, значит, пехота… Ну и хорошо. Не из-за водки ж его… – сказал Виктор непонятно.
Счастливая мысль, родившаяся в дежурке, созрела в нём и оформилась. Пришла пора действовать. План был прост, и первым пунктом – разведка.
– Слушай сюда, Марлен, – продолжал он. – «Панцири» оборзели. Бросили задержанного без присмотра. Чай они пьют… знаем мы, что они пьют.
– Где бросили?
– В «ожидалке». Совсем одного. А случись чего, кто виноват будет? Дежурный, то есть ты. А если задержанный вообще вздумает опорожнить мочевой пузырь или кишечник, кому пол подтирать? Опять тебе. Сходи, попроси их больше так не делать.
Батонов расправил плечи:
– Я их, дураков…
– Только вежливо попроси.
– Я их попрошу, – сказал Батонов с угрозой. Он словно выше ростом стал от важности поставленной задачи.
И пошёл. Неживой – за ним. Поднялись вместе.
– А вы куда?
– Хочу посмотреть, как ты уроешь гадов. Не прогонишь?
– Без вопросов.
Никаких надписей в полутёмном коридоре не было, только цифры, но это и правда был коррупционный отдел. Одна из дверей открыта, оттуда неслись резвые мажорные голоса. Виктор остановился раньше, а Марлен, помедлив секунду, шагнул на свет.
– Ну, это, мужики, вы головой-то думаете? А если он нассыт?!
– О! – выплеснулось из кабинета. – Явление Христа народу.
– Я рапорт напишу!
– Ты об чём, путало? – раздался голос начальника отдела. – Какой рапорт, кто нассыт?
– Да ваш слухач в «ожидалке»…
– С чего это вдруг?
– Безнадзорный, чего. Неправильно работаете.
– Слушай, ты, штатный дебил, ты входи, входи…
Виктор осторожно дёрнул соседнюю дверь. Оказалось – открыто. Он просочился внутрь. Голоса сместились и стали громче: это помещение было соединено внутренней дверью с кабинетом, где опера из коррупционного устроили посиделки. Он тихонько заглянул в щель…
Они и в самом деле пили чай, надо же! Правда, с ромом: пара приконченных бутылок «Mulata» стояла под столом, а та, что на столе, была почти пустая. Аристократы, белая кость, голубая кровь. Присутствовали начальник отдела, два майора и ещё – человек из Москвы, фамилию которого Неживой не знал. Москвич медитировал в кресле – блюдце в руке, глаза прикрыты, загадочная улыбка на устах.
«Панцири», между тем, расчленяли и растворяли майора Баженова. Опера азартно встали с мест, разминая руки, а начальник отдела, взяв гостя за галстук, вёл его к стулу:
– Иди сюда. Присядь. Прибей свою жопу к сиденью. Вот тебе молоток, вот гвозди, потому что сейчас ты захочешь бежать, а гвозди не дадут.
– Товарищи… Вы меня не поняли…
– Заткнись и полностью превратись в ухо, внимая меня, батон вонючий, как я тебе буду вещать эту данность…
«Внимая меня, вещать данность». Интеллектуальный авангард, цвет Управления.
Виктор огляделся, ухмыляясь. Чай, как видно, готовили именно здесь: красовался электрический самовар на специальном столе, были чашки, заварочные пакетики. Чистая вода в литровой банке. И зачем-то – эмалированная кастрюля с торчащим кипятильником. Ноги они тут моют, уроды, что ли?
Кипятильник был большой, на 1,7 киловатт. Страшное оружие террористов.
А кастрюля – без воды…
Виктор чуть не засмеялся, живо представив всё дальнейшее. Обожал он мелкие пакости, да и большие тоже. Действуя скорее на кураже, чем обдуманно, он включил кипятильник в электрическую сеть, – при помощи носового платка, чтоб никаких вам отпечатков пальцев, – и медленно, на цыпочках, вышел в коридор.
– …Ты, правое яйцо «бегунка», передай Неживому, пусть держит в штанах свой латексный фалоиммитатор, – вколачивал в Батонова начальник отдела, легко догадавшись, кто послал к ним придурка. – Не в ту дырку суёт, жопотрах опущенный. Потому как мы этот его дивный мозолистый хрен в пояс верности и заключим, как у императора Наполеона. А братаны с соседней улицы нам помогут. Передашь?
– Передам.
– А теперь выдёргивай гвозди, вонючий батон, из своей вонючей задницы и пошёл нах…
Музыка. Слушал бы и слушал.
Выяснять, что им ответит Батонов, было некогда, ибо время пошло.
* * *
На первый этаж он сбежал по другой лестнице.
Адреналин бурлил в крови, делая жизнь яркой и полной большого смысла.
На полпути – словно толкнуло что-то в голову. А внутри чехла – приятно стало, напряглась «пушка» от нежданной ласки… Ощущения были почти те же, что и с Кондой, а потом с Гаргулией. И безо всякой кнопки, что удивительно. Видимо, кипятильник таки наделал дел… неужели там кого-то убило? Да нет же, ерунда, не могло… Или кто-то другой, к кому Витя был неравнодушен, кони двинул – в другом месте и в другой ситуации, – и просто время случайно совпало?
Неужели симбиоз, о котором Неживой не особо и думал, достиг такого уровня?
Сложное слово «симбиоз» натужно проворачивалось в башке…
Ладно. Так или иначе, уродам обеспечен вечер забот. Долго теперь «панцири» не вспомнят о подельнике Храповского, томящемся на первом этаже – на что, собственно, и был расчёт…
Он зашёл в «ожидалку» с противоположной стороны, чтобы из дежурной части не засекли. Подобное помещение, называемое также домом отдыха или санаторием (иногда лепрозорием, иногда тушиловым), везде есть, в любой ментовке высокого статуса. Причём, не только в России. Обычное дело для любой развитой страны, не говоря уже о развивающихся.