Неживой подмигнул страдальцу.

В дежурную часть он вошёл шумно и весело:

– Орлы! Вольно. Что начальство?

– Никого, – ответили ему.

– А генерал?

– Сычёв ушёл.

– Я – за него…

Здесь были трое: ответственный по дежурной части в чине майора и два помощника, сержант и старлей.

Батонов терся возле старлея, сидящего за компьютером, – согнулся в интересной позе, выставив зад в комнату. Виктор похлопал его… нет, удержался-таки. Похлопал чуть выше, по спине:

– Как жизнь, Батонов?

– Я Баженов, – сразу распрямился тот.

Ответ был привычен, как отутюженные «стрелки» на его носках. (Носки он носил только со «стрелками».) Согласно служебному удостоверению этот опер и впрямь значился под фамилией Баженов, но опущенный – он и есть опущенный, он ведь себе имя не выбирает. А гуманистов в органах не держат.

– Короче, Марлен. Возникнут вопросы – не стесняйся.

Неживой отошел к майору и продолжил вполголоса:

– Если что, сигналь.

– Само собой, Виктор Антоныч.

Дежурный офицер пил кофе, оттопырив локоть. Смотрел при этом с любопытством. Неживой был известной личностью, практически герой эпоса.

– Что за мирянин парится в «ожидалке»? – спросил Виктор.

– Коррупционеры доставили, их «слухач».

– Давно привязан?

– Часа ещё нет.

Так-так, подумал Виктор, коррупционный отдел кого-то доставил. Кого? Очевидно, водилу, который помогал Храповскому. Подозреваемый и одновременно свидетель по делу о взятке. Если, конечно, у Дырова насчёт задержания верные сведения… Почему они оставили столь ценного «слухача» в коридоре ясно: пусть тот психует да паникует. В таких случаях, бывает, мимо фигурантов даже пускают оперов, ведущих меж собой профессиональные разговоры – про местный подвал, в котором уборщицы то блюют, то падают в обморок, про асфальтовый каток во дворе Управления, про переполненное тайное кладбище в Таврическом парке… Короче, не суть. Главное – всерьёз «колоть» мужика пока не начали.

Что-то толкнуло Неживого: ещё один шанс!

Удача сегодня явно благоволила ему.

Конечно, это дело требовалось додумать, дожать, но… Влить сукам хорошего слабительного – нельзя было упускать такую возможность.

– Панцири-то сами где?

– У себя. Чаёк пьют.

Дежурный, вспомнив, отхлебнул свой кофе.

– К клиенту хоть иногда спускаются?

– Да класть мне. «Правдивый» обходы делает.

«Правдивым» назывался ответственный по режиму, цирик из ИТУ, чья комнатушка была рядом с дежурной частью.

– Кстати, насчёт чая… На пару слов? – предложил Неживой, кивнув в сторону.

Два майора отошли – как раз к тумбочке, затянутой в красную парчу. На тумбочке стоял гипсовый бюст Брежнева – реликвия, памятник развитого феодализма. Внутри, как водится, бюст был полым, и вот именно под ним охранники традиционно прятали спиртное.

– Одолжи, – распорядился Неживой, возложив ладонь на гипсовые брови.

Майор только фыркнул.

– Позарез надо. Утром куплю две водки, тебе лично.

– Там всего полбутылки осталось.

– Сойдет.

– Ну я же тут не один.

– Ты тут старший.

– Виктор Антоныч, не могу.

Неживой приподнял бюст и посмотрел на то, что там стояло.

– Это последнее?

– Точно так.

– Свистишь. По оперативным сведениям, с утра был целый ящик самогона.

– Так, это… растащили.

– А себе вы разве не заначили?

– Заначили. Кончилось.

– Придуриваешься, пехота.

– Правда, нету.

– Уроды, – свирепо сказал он. – Мусора. Сброд, обсоски, накипь. Как разговариваете с офицером РУОПа?!! Дрянь, окурки, слякоть, труха…

Дежурный был серого цвета, как и его форма, однако смолчал.

– …Ты – жертва инцеста. Твой папаша трахнул твою мать в задницу, и ты появился оттуда…

– Вы не правы, товарищ старший оперуполномоченный, – сказал майор и с демонстративным спокойствием сделал глоток из своей чашки. Громкий такой глоток.

– Да ты… – сотряс Неживой воздух. – Да таких…

Он не выдержал – нажал на кнопку, которую, оказывается, давно терзал пальцами в кармане. Само как-то получилось, без участия разума.

И пошел прочь из дежурки, размышляя о чем-то страшном, что и словами не выразишь, и мысли эти оседали серой пылью на лицах присутствующих…

Собеседник поперхнулся, выплеснув всё изо рта.

Выронил чашку. Схватился за горло. Перегнулся в поясе, странно мыча. Опрокинулся на спину, сбив тумбочку с бюстом. Оглушительно разбилась бутылка, самогон разлился по полу…

Повезло ему, этому служаке. В последний миг, уже замыкая контакт, Неживой передумал убивать. Дрогнула душа стрелка, дрогнул палец… а ведь мог быть паралич дыхательного центра – запросто. Однако дело ограничилось кратковременным спазмом гортани.

Сержант, бывший хирургический медбрат, сориентировался мгновенно, – бросился к синеющему начальнику оказывать первую помощь.

За спиной старшего оперуполномоченного остались суета, беготня и крики.

Возле проходной его догнал опер Батонов.

– Виктор, я видел, что с вами была какая-то женщина… – начал коллега с присущим ему простодушием.

– Чего орешь, Батонов?

– Я Баженов.

– Это не женщина, а агент. Только, бля, соберешься с агентом поработать, как сразу, бля, орут на все Управление.

Тот попятился.

– Встреча с агентом? Непосредственно в Управлении?!

Андрей Дыров ждал перед турникетом, готовясь покинуть здание.

– Витюша, не пугай детей, – позвал он.

– У меня нет детей.

– Драматург Чехов сказал: «Если на сцене висит ружье, оно обязательно должно выстрелить». А мы с тобой знаешь как скажем? «Если в кадре появляется женщина, она обязательно должна раздеться». Намёк понятен? Я говорю про твоего «агента», который там наверху нервничает, высовывает нос в коридор.

– Ты театрал, тебе виднее, – проворчал Неживой.

– Слушай, берсерк! Опять врежешь кому-нибудь, а мне потом людям расписывать, что ты ловил муху.

– Стой, Марлен, не уходи, есть дело… – остановил Виктор Батонова. – Да понял, Андрюха, всё под контролем. Насчет ружья мне понравилось. Береги свою пушку, чтоб не намокла раньше времени, на улице гроза.

– Оружие у меня в сейфе, – напрягся Дыров.

– Пушку, которая у тебя между ног, – терпеливо пояснили ему, непонятливому.

– До чего ж ты пошлый, Витя, – расстроился Дыров. – Ужас.

– Как твой Чехов. Привет передавай, когда увидитесь.

– Ещё и плоско шутишь.

– А полковнику Конде понравилось.

– Да уж, насмешил ты его до смерти…

Насчёт оружия, кстати, Андрей наврал. Табельный ствол он обычно носил с собой, особенно по вечерам, компенсируя тонкость натуры и здоровую трусоватость.

Вечер продолжался. Театрал Дыров отправился в дождь, а берсерк Неживой неотрывно смотрел приятелю в спину.

Искушение нажать на кнопку было таким сильным, что в глазах темнело… как же я вас всех ненавижу…

Он опомнился. Майору Лобку, кажется, был нужен барашек для шашлыка? Не будем портить мясо.

Если честно, сдержал себя с трудом.

– Андрюша, я ведь хороший человек? – послал Неживой вдогон.

Тот, не оглядываясь, вскинул руку и щёлкнул пальцами:

– Эталон. Идеал. Классический образчик.

И правда, не будь Виктор эталонным человеком, разве пришёл бы ему в голову тот замечательный способ, каким он вывел из игры полковника Конду.

Речь не о кнопке с чехлом, а о том, что было днём.

Сегодня, 20 сентября, Главк праздновал годовщину учреждения Министерства внутренних дел Российской империи, случившегося в 1802 году. Торжественное совещание, посвящённое этому событию, состоялось в Актовом зале, что на седьмом этаже Большого дома. Седьмой этаж – это уже «соседи», проход для ментов только по пропускам. На центральной лестнице стояла очередь, чтобы попасть в холл (вход – между двумя тумбами, за которыми два цирика проверяли пропуска). Старшие чины – вне очереди. Но Конда не злоупотреблял своим положением, проявлял демократизм, стоя вместе со всеми. Неживой пристроился за ним; тот лишь гадливо скривился, когда заметил.