Стирлинг был так благодарен за это неожиданное предложение помощи, что не знал даже, что сказать. Анцелотис только усмехнулся и предложил заняться первоочередной задачей: добраться до стоявшего у дальней стены ночного горшка. Стирлинг поморщил мысленно нос, но все же оторвался от пола и занялся непростым делом: учиться ходить. Для этого ему пришлось, так сказать, отказаться от попыток рулить самому, предоставив это Анцелотису. В результате они не без приключений, но добрались-таки до горшка. Сам процесс пользования этим предметом, как выяснилось, в шестом веке от Рождества Христова мало отличался от такового в двадцать первом, разве что ему (или, точнее, им) пришлось опереться рукой о стену и целиться по возможности точнее. Что ж, то, что последнее им удалось, с учетом обстоятельств даже утешало.

Он попытался вспомнить, кто его раздевал, ибо из одежды на нем остались только массивные золотые браслеты на руках да еще тонкая золотая же цепочка, знак королевской власти на шее. В помещении было неожиданно тепло, а каменный пол даже чуть пек ему босые пятки. Впрочем, в ответ на его удивление Анцелотис только усмехнулся.

У вас там, откуда ты прибыл, что, отопления центрального нет? Ясное дело, вся крепость обогревается паром по трубам, что проложены под полом. От Гододдина до Стрэтклайда не найти крепости или приличного дома без отопления. Слишком холодные здесь зимы, чтобы строиться без этого. Хоть это римляне оставили нам в наследство, когда ушли со всеми своими регионами и строителями.

Конечно, укрепления поменьше и сторожевые башни не отапливаются — потому мы и меняем гарнизоны тем чаще, чем хуже погода. Было бы несправедливо требовать надежной охраны наших границ от солдат, запертых на всю зиму в неотапливаемых башнях и фортах. И уж раз ты родом из этих мест, то можешь себе представить, каково охранять проходы в горные долины, в глены.

Что ж, подумал Стирлинг, это не лишено смысла, хотя существует риск того, что пикты вычислят график смены гарнизонов и попытаются воспользоваться этим. Впрочем, решил он, это не его забота: не будет же он в самом деле лезть во внутренние разборки британских военачальников. Поэтому он, шатаясь, доплелся обратно до кровати — деревянного каркаса с натянутыми на него ремнями, на которых покоился набитый сеном меховой матрас, — и сел на край, чтобы одеться. Тут они слегка поспорили: Стирлинг хотел умыться, но Анцелотису не терпелось продолжить весьма срочную поездку, прерванную появлением Стирлинга. В споре победил Анцелотис, и они начали одеваться. Стирлингу пришлось практически с нуля изучать облачения шестого века и то, в каком порядке их положено надевать.

Льняное белье не вызвало у него особых затруднений. Следующим номером программы стали расшнурованные вязаные штаны в красно-черную шашку, затягивающиеся на талии узким кожаным ремнем с железной пряжкой, украшенной серебряным, явно кельтским орнаментом. Короткие кожаные завязки на лодыжках озадачили его, пока Анцелотис не объяснил, что они, будучи затянутыми, не дают всякой ползучей мерзости забраться под штанину.

Прежде чем затягивать шнурки на лодыжках, Стирлинг взял со стула ярко-синюю льняную рубаху в обтяжку. Поверх нее надевался длинный вязаный кафтан, по окраске представлявший собой этакую павлинью предтечу шотландского тартана с красными, оранжевыми, зелеными и синими пятнами. Сочетание пледового кафтана и штанов в шашку показалось Стирлингу несколько плебейским. К счастью, зеркала в помещении не нашлось, так что проверить, насколько легкомысленно он выглядит, Стирлинг не мог. Качество одежды оказалось неожиданно высоким — с учетом того, что на протяжении столетия, миновавшего со времени падения власти римлян, Британия почти непрерывно подвергалась нападениям со всех сторон. Интересно, подумал он, и много ли еще сюрпризов преподнесет ему шестой век?

Легкие шаги привлекли к себе его внимание, не успел он обуть башмаки из толстой кожи. В дверь постучали и сразу же, не дожидаясь ответа, отворили ее. Дверь на кожаных петлях открылась почти бесшумно. Стирлинг не знал, кого он ожидал увидеть, но уж никак не потрясающе красивую девушку, на первый взгляд — совсем еще подростка. Приглядевшись, он дал бы ей лет семнадцать или восемнадцать. Глаза цвета синего льда смотрели на него с нескрываемой тревогой. При виде каскада переброшенных через плечо медных волос у Стирлинга перехватило дыхание.

Ее платье, куда более изысканного покроя, чем он мог бы ожидать от далеких предков, перехватывалось на невообразимо тонкой талии поясом из массивных золотых звеньев, и это выгодно подчеркивало более чем волнительные выпуклости ее тела. Синий цвет платья как нельзя более подходил к ее глазам. На запястьях и в ушах сияли самоцветы. На плечах ее был накинут тяжелый шерстяной плащ, также напоминавший окраской плед, только алый с зеленым, с белой меховой опушкой. Плащ застегивался на груди золотой пряжкой.

— Ты наконец очнулся! — прошептала она.

С некоторым запозданием заметил он золотую цепочку на шее. Символ королевской крови… Может, эта женщина — его… то есть Анцелотиса жена? Эта мысль повергла его в совершеннейшее смятение, но возмущенный рык Анцелотиса в его мозгу поставил все на места. Она не жена мне, хоть и слишком часто забывает об этом.Однако информация о том, кто же она такая, почерпнутая из воспоминаний Анцелотиса, привела Стирлинга не просто в смятение — в холодный ужас. Ох черт, черт, черт!.. Он поспешно вскочил, чего ему — с учетом его координации — делать совсем не стоило. Он потерял равновесие, пошатнулся, и девушка, ахнув, бросилась поддержать его.

— Я не маленький! — огрызнулся он, высвобождаясь из ее объятий, и тут же спохватился, на каком языке это произнес: бритонско-валлийском или английском. Она застыла, потрясенно округлив светло-голубые глаза, в которых мелькнули страх… и злость.

Пока Стирлинг мысленно колотил себя по лбу, ситуацию принялся разруливать Анцелотис.

— Прости меня за вспыльчивость. Это все чертово снадобье Морганы.

Она молчала угрожающе долго, но опасность все же миновала, и она расслабилась немного, хотя и оставалась стоять ближе к нему, чем ему этого хотелось бы.

— Конечно, — кивнула она. — Так бывает. Меня саму тоже мутило пару раз от друидских снадобий.

Он не без любопытства заглянул ей в глаза, но от расспросов на эту тему воздержался: последствия могли оказаться еще более катастрофическими, нежели его недавняя грубость.

— Со мной все в порядке, правда, — постарался заверить ее он.

— Что случилось?

Он тряхнул головой. Ни Стирлингу, ни Анцелотису не приходило на ум даже отдаленно удобоваримых объяснений.

— Не имеет значения. Сейчас я здоров.

Взгляд ее оставался встревоженным, но настаивать она не стала. Как, интересно, положено у бриттов спорить женщине с мужчиной?Анцелотис не стал отвечать ему, но заговорил с ней — твердо, на грани вежливости:

— Спасибо за заботу о моем здоровье. Тебе лучше уйти.

Она оглянулась на дверь, и взгляд ее упрямо вспыхнул, но плечи тут же поникли, словно плащ был слишком тяжел.

— Конечно. Тебе сейчас нельзя волноваться. Пока ты спал, — добавила она, и глаза ее осветились каким-то новым чувством, понять которого Стирлингу не удалось, — собирался Совет. Арториус вызвал всех из столицы.

— И что, они и проголосовать успели, пока я спал? — спросил он с раздражением, тоже не до конца понятным Стирлингу.

Она подняла на него взгляд.

— Проголосовали. Тебя ждут в большой зале.

— Если так, — холодно заметил Анцелотис, — тебе не стоит быть здесь, когда за мной придут.

Взгляд ее снова возмущенно вспыхнул, но она промолчала, сделав один только шаг в его сторону — Стирлинг был совершенно уверен, что двигала ею только забота, — и вдруг увидела что-то такое… он и не подозревал, что излучает это, до тех пор, пока не было уже слишком поздно. Она подавила всхлип — он так и не понял, чего именно: гнева, горя или досады, — повернулась и вышла, посмотрев предварительно вправо-влево по коридору. Стирлинг пришел в себя; от ее посещения остались только недостойная взрослого мужчины слабость в коленках и еще более смущавшее его жжение в паху.