Мать Элли напряженно подалась вперед на стуле. Она была похожа на статую. Едва дышала, так внимательно слушала.
Элли повернулась к ней; слезы катились по щекам.
– Извини, мам, что тебе вот так приходится узнать об этом. Извини, что я тебе первой не сказала.
– Мы можем попросить твою маму выйти, – проговорила детектив Томас, – если тебе так будет удобнее. Хочешь, чтобы она подождала за дверью?
– Нет, хочу, чтобы она осталась. Надоели секреты. Детектив задумалась.
– Вы не против, миссис Паркер?
Та грустно улыбнулась, взглянув на Элли, и крепко сжала ее руку:
– Я остаюсь.
Сорок три
Карин покосилась на Майки, вышедшего из лифта.
– А… – протянула она, – это ты.
Она вышла из квартиры! Вышла на воздух и больше не прячется под одеялом или грудой свитеров. На ней были легинсы и футболка, и она сидела на балконе, греясь на весеннем солнышке! Холли сидела рядом, и обе были в солнечных очках, как голливудские старлетки. Они вынесли шезлонги, взяли чипсы и разложили печенье на тарелке.
– Привет, – сказал Майки. – Ну, как дела? Карин сдвинула очки на нос, чтобы разглядеть его как следует:
– Да потрясно просто. Я же тебе раньше уже говорила.
Холли улыбнулась:
– Чипсов хочешь? Мы празднуем.
– Да нет, спасибо. Где мама?
– Дома, пьет чай.
Он сел на ступеньку, достал сигареты и попытался свыкнуться с мыслью, что это совершенно нормальное зрелище – Карин на балконе, развалившаяся в шезлонге, задрав ноги на перила; у нее был розовый педикюр. Когда это она успела его сделать? А то ведь уже несколько недель даже не причесывалась. Правда, лицо у нее было бледное, как после долгой болезни. А еще она похудела – странно, что он заметил это только сейчас. Может, под одеялом и кучей свитеров было не видно?
– Ну, Холли, – сказал он, – как дела в школе?
– Ужасно.
– Научилась чему-нибудь сегодня?
Холли покачала головой -у нее был полон рот чипсов. Он вдруг понял, что чувствует себя неловко рядом с собственными сестрами, что приходится придумывать какие-то темы для разговора, чтобы не было смущенного молчания.
– Должна же ты была хоть что-то узнать.
– Да ничего я не узнала. Нашего учителя не было, а тот, который вместо него, вообще никудышный. – Она рассмеялась; чипсы полетели во все стороны. – Зато я знаю тайну. Хочешь, скажу?
– Конечно.
– Кто-то поселился под нашей елкой. Угадай – кто?
– Даже не догадываюсь. Гоблин?
– Да нет же, дурачина.
– Крыса? Волк? Медведь?
Она повернулась и приподняла горшок:
– Мокрицы. Смотри, сколько их тут! Сотни.
Она подцепила одну и показала ему. Мокрица на ее ладони развернулась и засеменила прочь, но Холли перевернула ладонь, и та побежала по тыльной стороне. И так могло продолжаться вечно – а многоножке казалось, что она куда-то бежит.
– На динозавра похожа, – проговорила Холли. – На анкилозавра, как думаешь?
– Наверное.
– Да вылитый анкилозавр. Ты хоть знаешь, как они выглядят – то?
– Как мокрицы? Холли улыбнулась:
– Какой же ты глупый.
Мама выглянула из-за балконной двери:
– Я, кажется, слышала Майки? Ты вернулся?
– Похоже на то.
– Все нормально?
– Ну да.
– Хочешь чаю? Как раз завариваю.
Он покачал головой, и она нахмурилась. Мол, что это значит? Что не так с моим чаем? Карин вышла на улицу. .. что, не заметил? Так не надо ее расстраивать. Держи свой рот на замке. Все эти безмолвные сигналы были для него в новинку, и он не до конца их понимал.
Внизу, во дворе, какой-то мальчишка бил мячом об стену, а в одной из квартир кто-то фальшиво насвистывал. Холли стала кормить мокриц чипсами, а Майки докуривал сигарету и тайком наблюдал за Карин, которая читала журнал. Точнее, притворялась, что читает и разглядывает картинки. Все это было странно и неловко.
– Давно ты тут сидишь? – наконец спросил он.
– Да прилично уже.
– Погодка ничего, да?
Она не ответила, и он вдруг совсем растерялся, не зная, как же с ней теперь разговаривать.
– Знаете, – сказал он, – пойду, наверное, все-таки выпью чаю.
Холли вскочила с шезлонга:
– Скажу маме!
Вообще-то, он не хотел оставаться с Карин наедине, но Холли уже встала, протиснулась мимо него и скрылась за дверью.
Карин перелистнула следующую страницу.
Майки закурил новую сигарету от предыдущей и глубоко затянулся. Он знал, что надо попробовать помириться с ней, но понятия не имел, с чего начать. Ему так многое ей хотелось рассказать – о том, что только недавно он понял, какой груз Карин тащила на своих плечах все это время, всегда. Она ведь уже несколько лет водит Холли в школу и забирает после уроков, ходит в магазин, стирает, следит за матерью, чтобы та совсем не расклеилась. А он все это время только работал, зависал с Джеко да цеплял девчонок. Даже его грандиозный план стать шеф-поваром ничем не увенчался. За последние несколько недель кто-то словно разобрал его жизнь по косточкам и показал что к чему. Он осознал, что вовсе не был старшим братом -героем, способным решить любую проблему и сохранить семью, он был идиотом, и совершенно неудивительно, что теперь родная сестра не желает с ним говорить.
Он глубоко вздохнул. Сейчас или никогда.
– Карин, – проговорил он, – прости меня… Она взглянула на него поверх очков.
– Я хотел тебе помочь, но все сделал не так. Карин улыбнулась. Это была всего лишь тень улыбки,
мелькнувшая на ее губах.
– Я подумаю об этом.
– О чем?
– Прощать тебя или нет. – Она снова надела очки и перевернула страницу.
Мать принесла чай. Села в шезлонг, подставив солнцу голые ноги. Холли притащила мандарин и аккуратно почистила его, потом высосала мякоть из каждой дольки и побросала ошметки на ступеньку рядом с Майки.
– С косточками, – поморщилась она. – Ненавижу косточки.
Карин улыбнулась:
– Из них можно браслет сделать. Я один раз в школе сделала. Покрасить красками и нанизать на нитку. Стейси скоро в гости придет, можем вместе заняться, если хочешь.
– Круто. – Холли поднесла к свету мандариновую дольку, внимательно разглядывая ее.
Как же здорово сидеть вот так и пить чай, подумал Майки. Ему казалось, что такими вот простыми вещами он не занимался уже много месяцев. Холли возилась с косточками, Карин листала журнал, мать ела печенье. Неужели для того, чтобы почувствовать себя счастливее, достаточно просто извиниться? Он до сих пор не придумал, как объяснить Карин все, что его терзало, но сейчас это было уже не важно. Может, если он просто посидит здесь с ней рядом, она и так поймет. А позже нужные слова придут.
– Эй, – сказала мать, – знаешь, что я тебе забыла сказать? Помнишь женщину из соцслужбы, которая приходила, когда никого не было дома?
Холли нахмурилась:
– Вообще-то, мы с Карин были дома. Я открыла дверь, и та женщина меня отругала.
Майки протянул руку и погладил ее по спине:
– И что?
– Ей удалось записать Холли в кружки после школы.
– Буду ходить в футбольную секцию и на танцы, – довольно выпалила Холли.
– Одновременно?
– Да нет же, дурила! А если дождь пойдет, мы будем делать кукол.
Карин повернулась и взглянула на Майки:
– А мне подарят компьютер.
Его так и подмывало спросить, а что подарят ему, но он решил помалкивать.
– Это все благотворительное общество, – объяснила мать. – Они чинят старые компьютеры, а потом раздают их неимущим, они как новенькие. А еще женщина из соцслужбы сказала, что нам могут подарить стол в комнату девчонок, надо только письмо написать и рассказать, зачем он нам нужен.
Майки рассмеялся:
– Помнишь, ты раздобыла краску для Холли?
– Мне – краску? – Холли просияла. – Какую? Когда?
– Да ты тогда только родилась, – ответил Майки. – И городской совет выделил маме из бюджета деньги на ремонт комнаты, но они сказали, что дадут только белую краску. А она хотела желтую.