– Ну как? – крикнул он. Сам он стоял на берегу, растирая плечи от холода. В трусах он выглядел старомодным.

А она и ответить не смогла. Ей пришлось все время двигаться, так было холодно. Она доплыла брассом до противоположного берега, потом кролем обратно. Ей нравилось это чувство: плыть, не думая, наслаждаться водной стихией так, будто она ей принадлежала. В клубе она каждое утро проплывала бассейн сорок раз и выходила на сушу с пустой головой, ощущением чистоты и ясности.

– Ну, я иду, – крикнул он, словно сам себя пытаясь убедить. Она невольно улыбнулась. Мальчишеская бравада была ей знакома: Том тоже так всегда делал, убеждал себя и остальных заодно. И отец так поступал, когда читал карту в машине.

Он поджал колени и быстро прыгнул в воду, как она. Закричал, раскинув руки и ноги в стороны, и поднял такие сильные брызги, что ей пришлось отвернуться. Когда же она снова посмотрела в его сторону, он исчез под водой. Глядя на пузырьки, она ждала.

Он вынырнул, хватая воздух ртом:

– Господи, как холодно-то! – Капли воды налипли на ресницы и стекали по щекам – казалось, он плачет.

– Но здорово же, да?

– Вода ледяная!

Она с улыбкой подплыла к нему:

– Неужели так невыносимо?

Он обрызгал ее. Она тоже брызнулась. Тогда он попытался утопить ее, но не знал, какая она быстрая: она мигом от него уплыла. Почти позволила себя поймать, а потом нырнула под воду, выплыла сзади и сама его окунула. И со смехом уплыла. Легла на спину и стала смотреть на небо. Она надеялась, что со стороны выглядит стройной и решительной. Ее легкие расширились, она дышала глубоко и оттого ощущала себя настоящей спортсменкой.

Ухватившись за низкую ветку, она смотрела, как он плывет к ней. Он тоже схватился за дерево, и они повисли вместе. Замерли, и поверхность реки стала гладкой, с мутной черной водой.

– Что будет, если глотнуть? – спросил он.

– Умрешь.

Он оторопел:

– Серьезно?

– Нет, – улыбнулась она, – это вода категории «Б», то есть относительно чистая. Примерно в трех милях отсюда река распадается на ручьи и впадает в соляные болота. Вот там плавать не стоит.

– Почему?

– Приливы и отливы – никогда не знаешь, какая там глубина. А еще зыбучие пески.

– Как много ты обо всем знаешь, мне нравится, – проговорил он и посмотрел ей прямо в глаза.

– Правда?

– Мне вообще многое в тебе нравится.

Эта фраза была такой заезженной, что она не удержалась и расхохоталась.

– У тебя губы синие, – сказал он, потянулся и коснулся ее губ пальцем, точно холод можно было смахнуть.

С ее телом в ответ произошло что-то поразительное: сердце забилось чаще, адреналин ударил в голову. Ей захотелось поцеловать его палец. Или лизнуть. Сунуть в рот.

– Тебе и самому, кажется, не очень жарко, – прошептала она.

– Может, тогда пора выходить? Но они не двинулись с места.

Он наклонился. У него были карие глаза с темно-золотыми крапинками. Он поцеловал ее очень нежно. Его рука коснулась ее щеки, как самой диковинной драгоценности.

Через некоторое время он отстранился и сказал:

– Пойдем лучше, правда. Ты вся дрожишь.

Она зарылась носом и губами в изгиб его шеи и поцеловала его туда один раз, как будто на прощание. Потом они вылезли на берег и бегом побежали туда, где оставили вещи.

Она схватила колготки и вытерлась ими, как полотенцем; он сделал то же с футболкой. Они попрыгали, стуча зубами и вытираясь насухо.

– Побегай, – сказал он. – Давай, надо согреться. Он схватил ее за руку, и они побежали по траве.

У входа в рощу она развернула его и побежала обратно, таща его за собой. Они по очереди выбирали, куда бежать, вверх и вниз по наклонному берегу, туда вприпрыжку, обратно на одной ножке, задирая колени или изображая самолеты (размахивая крыльями и подражая звуку мотора), и наконец, уставшие и смеющиеся, упали на траву.

– Я совсем не согрелся, – заметил он. – Никогда в жизни так не мерз.

– А ты в море искупайся, – усмехнулась она. – Я не имею в виду любое море, нет, я про море дикое. У моей бабушки коттедж на берегу залива – там такой пляж! Огромные волны, сумасшедшие. Как-нибудь съездим туда, если хочешь.

– Обещаешь?

– Конечно.

И они оба улыбнулись, будто знали что-то, известное лишь им одним. Он взял ее за руку, крепко, словно его избрали, чтобы заботиться о ней.

И тут телефон снова зазвонил.

Не отвечай, взмолилась она. Побудь со мной подольше. Но он отпустил ее руку, взял куртку и достал из кармана телефон. А когда увидел, кто звонит, встал и спустился на несколько шагов вниз по склону.

– Опять? – услышала она. Голос у него был другой, не такой, как во время прежнего разговора. В нем сквозил страх. – Ты зачем дверь открыла? Я же говорил – не открывай. Зачем?

Он взглянул на Элли.

– Опять сестра? – прошептала она.

Он кивнул и отошел еще на несколько шагов.

– Ладно, успокойся, они же ушли. Нет, я тебя не ругаю. Слушай, Холли, давай сделаем так. Я сейчас приеду и проведаю вас, ладно? Попрошу Джеко меня подвезти, через двадцать минут буду. Нет, милая, остаться не смогу, на работу надо, но привезу кое-что вкусненькое. Ты что хочешь?

Элли взяла свою одежду, кое-как расстегнула мокрую рубашку, сняла и надела кардиган и пальто. Он ничего не видел – прощался с сестрой. А потом тут же принялся звонить кому-то еще – договариваться, чтобы его встретили у ворот кладбища. Через десять минут.

Значит, все. Идеальному дню конец. Знала же, что все хорошее недолго длится.

Он закончил разговор и подошел к ней.

– Прости, – сказал он.

– Кажется, у тебя там сложная ситуация.

– Сестра очень напугана. Ей восемь лет, в дверь постучали, она открыла и сильно испугалась.

– А матери что, не было дома?

– Ей надо было уйти.

– И кто приходил?

– М-м-м… да так, никто, просто люди. Короче, мне пора.

Элли поспешно натянула юбку, точно ей тоже было куда торопиться. Стоя чуть поодаль, он надевал джинсы, носки и кроссовки. Их поцелуй казался далеким, как будто это было сто лет назад.

– Ты где работаешь? – спросила она.

– В пабе. Не в городе, ты вряд ли его знаешь. Ресторан для туристов в гавани.

Она молчала, надеясь, что он пригласит ее пообедать, решив проблемы с сестрой. Она могла бы посидеть за барной стойкой, поболтать с ним, заказать сэндвич. Ей эта идея понравилась. Но он ее не позвал. После того звонка он как-то притих и сразу замкнулся в себе, и ей показалось, что он никогда больше не заговорит.

Обратно шли молча. Без колготок туфли были ей велики и громко хлюпали, когда она ступала по тропинке. Мокрое белье липло к коже и натирало бедра и подмышки. Она провезла рубашку и колготки по земле – пусть тащатся по грязи, собирая пыль, опавшие листья и прутики. Ей было все равно, ей хотелось насобирать всего на память – тайные запахи и частички с этой тропки. Тогда, придя домой, она посмотрит на свою одежду, и, может, то, что случилось в воде, не покажется ей сном.

Но там, где тропинка начинала спускаться вниз, к кладбищу, он остановился. Повернулся к ней и взглянул очень серьезно.

– Ты мне нравишься, – проговорил он.

Он сказал это так, будто ожидал, что она начнет с ним спорить. Она же в ответ лишь кивнула. Его лицо сказало ей лучше всяких слов, что то, что она сейчас услышала, для него очень важно.

– Серьезно. Что бы ни произошло, я хочу, чтобы ты верила в это.

– Как-то слишком трагично звучит. . Он снова взглянул на экран телефона:

– Мне пора.

Вместе они миновали кладбище и вышли через деревянные ворота. Было еще рано, уроки в школе еще не закончились, и улицы пустовали. А он, очутившись на улице, кажется, занервничал. Неужели не хочет, чтобы их видели вместе? Может, она такая уродина, что правда не хочет. Или у него есть подружка и тот телефонный разговор был вовсе не с сестрой.

– Ну, давай прощаться, – проговорил он.

Ей тоже нужно было на главную улицу, поэтому, хотел он того или нет, до перекрестка пришлось идти вместе. Он шагал чуть впереди, опустив голову и сунув руки в карманы.