Работу себе она находила легко. Работала она быстро и аккуратно, переводила точно, и потому литературный агент на Моткомб-стрит охотно давал ей столько переводов, сколько она брала сама. Она же старалась не перегружаться, чтобы работа не мешала личной жизни. Хотя отец выдавал ей ежемесячно некоторую сумму на расходы, через полгода после того, как она начала работать, Кейт уже вполне могла бы обходиться и без этой суммы.

Она пыталась начисто выбросить Роберта из памяти. Она снова начала встречаться со старыми друзьями и быстро поняла, что если у тебя плохое настроение, то ни в коем случае нельзя ни сидеть дома, ни оставаться в одиночестве. Поэтому в таких случаях она обычно отправлялась гулять и бродила по всему Лондону, совершенно одна – чего ей никогда не разрешалось делать в детские и подростковые годы. Она смешивалась с толпой молодых и грязных иностранцев, что обосновались вокруг обелиска на Пикадилли. Она любила посидеть среди каменных львов и фонтанов на Трафальгарской площади, сходить в Национальную галерею, где она могла часами сидеть в тихом и спокойном зале у полотен Моне.

С тех пор как Кейт уехала из Каира, у нее появилось такое чувство, будто какая-то часть ее внутреннего «я» то ли омертвела, то ли оказалась отсеченной. Потому, что она была единственным ребенком в семье, а еще и потому, что отец постоянно грубил ей и оскорблял ее, она всегда была застенчивой, неуверенной в себе и чувствовала себя одинокой. Но теперь в дополнение ко всему этому у нее появилось еще и ощущение какой-то потери. Понять этого она не могла.

Что, собственно, она потеряла? Во всяком случае, не девственность: с ней Кейт рассталась задолго до того, как познакомилась с Робертом, и к тому же это оказалось совсем не таким мелодраматическим событием, каким его обычно изображают. Она уже и не плакала больше по Роберту, хотя ей было больно узнать, что тот женился на Пэйган.

Но это все осталось в прошлом, в далеком прошлом. К тому же нельзя сказать, чтобы вокруг нее не было мужчин, способных отвлечь ее от этих переживаний. Кейт была знакома с массой симпатичных парней, и у нее фактически не было таких периодов в жизни, когда она бы не имела какого-то романа, то более, то менее продолжительного, или просто не испытывала бы внезапный прилив чувств к совершенно незнакомому человеку, которого она случайно увидела в автобусе. Она знала, что по природе она натура чувственная; знала, что ей нравится прикасаться к мужскому телу и нравится, когда мужчина прикасается к ней. Почти в каждом встречавшемся ей мужчине она находила нечто привлекательное, нечто заслуживающее интереса и страсти. Она не понимала, однако, но страстно желала понять, почему те двое, всего лишь двое мужчин, к которым она сама была неравнодушна за всю свою жизнь, отвернулись от нее.

Почему?

Кейт говорила себе, что она человек послушный, верный, преданный, доверяющий и сам заслуживающий доверия, правдивый. Ну, почти всегда. Так в чем же дело? Что в ней не так? Почему она все время получает по зубам?

– Почему? – спросила она однажды у Максины, приехавшей в Лондон за покупками. Они сидели на полу, на плетеном пурпурном коврике, глядя на бледно-голубое пламя газовой горелки, и попивали какао.

– Может быть, ты слишком быстро уступаешь? – предположила Максина. – Да нет, глупышка, конечно, я говорю не о постели. Но может быть, ты слишком сильно хочешь любви, хочешь быть любимой, слишком привязываешься, слишком боишься оставаться одна. – Она подула на чашку, чтобы остудить ее. – Из всех, кого я знаю, Кейт, ты больше всех нуждаешься в любви. Это видно. И поэтому, если тебе покажется, будто ты ее встретила, ты вся кидаешься на мужчину, словно щенок. – Она коснулась содержимого чашки кончиком языка и быстро отдернула его. – Может быть, тебе стоит быть более сдержанной, не раскрывать сразу своих чувств. Мужчины больше ценят то, что трудно достается. А с Франсуа, насколько я помню… ты же просто бросилась на него. Расстелилась перед ним на виду у всех, и на тебе просто было написано: «Добро пожаловать!» Вот, как мы говорим во Франции, он и вытер об тебя ноги.

– Ну, эмоционально я была честной, – сказала Кейт.

– И дорого заплатила за этот приятный самообман и отсутствие самоконтроля, – с типично галльским цинизмом ответила Максина. – Если тебя трудно добиться, если для того, чтобы заполучить тебя, мужчине приходится и поразмышлять, и поволноваться, и затратить время и усилия, тогда он, безусловно, убедит себя в том, что ты – нечто особенное и желанное.

– Намеренно притворяться, что тебя трудно добиться, – это скверная игра, – возразила Кейт. – И к тому же психологически это что-то искусственное, ложное.

Максина пожала плечами.

– Ну так придумай какое-нибудь другое название. – Она снова подула на горячее какао. – Мне кажется, тебе не хватает умения отказывать. Я вполне могу представить тебя жертвой каких-нибудь настоящих подонков, если ты не изменишься.

– Но все это не объясняет, откуда взялось у меня ощущение потери. Я ведь даже почти совсем не думаю об этих двух негодяях, которые меня бросили. Ни один из них, слава богу, мне не нужен. Но я хочу понять, откуда идет это чувство потери. Если не от них, то откуда?

Максина осторожно отпила из чашки.

– Кейт, ты будешь смеяться, но мне кажется, что ты потеряла способность доверять. Ты больше уже не веришь людям. Нет, мне ты веришь; может быть, ты больше не веришь только мужчинам?

Кейт была создана для того, чтобы влюбляться во всевозможных негодяев. Не зная и не понимая этого, она переносила во взрослую жизнь то, чему научилась в детстве, сидя на коленях у отца: Кейт ловилась на том, что ее отвергали. Стоило только мужчинам начать ее критиковать, как она немедленно влюблялась в них. А влюбившись, легко ложилась с ними в постель. Однако оргазма при этом никогда не испытывала и никогда не осмеливалась сказать им об этом. И потому Кейт изображала оргазм.

Но она вечно боялась, что мужчина об этом догадается и уйдет от нее, если решит, что она фригидна. Поскольку Кейт постоянно опасалась, что может оказаться отвергнутой, у нее никогда не получалось с любовником честных взаимоотношений. Одержимая своими поисками и при этом нервничающая и недоверчивая, она чувствовала себя настолько неуверенно, что, едва только возникал хотя бы малейший намек на возможность оказаться брошенной, Кейт немедленно сама уходила от мужчины или выталкивала его из своей жизни.

Но, хотя в области самых интимных взаимоотношений она всегда была внутренне напряжена и как бы постоянно оборонялась, выставляла защитные иголки, убедиться в этом можно было, только очутившись с Кейт в постели. Пока же она оставалась одетой, от нее исходила аура мощной сексуальности, притягивавшая к ней толпы восхищенных мужчин. Сама Кейт не считала себя привлекательной. И поскольку ей представлялось, что тем мужчинам, которых она любит, она кажется непривлекательной, ее начало преследовать убеждение, что ни один по-настоящему стоящий мужчина никогда не сможет ее полюбить.

Такой вывод, однако, необходимо было проверить.

Тот классический тип мужчины, который готов появиться в жизни женщины лишь на одну ночь, заводит с ней отношения, только когда он полагает, что эта женщина сама и не стремится к большему. Классический же тип женщины, соглашающейся на формулу «переночевал и ушел», обычно с надеждой, но безуспешно занят поисками своего Прекрасного Принца и испытывает из-за этого чувство непреходящей вины. Многие женщины воображают, будто неразборчивость в связях приносит массу побед и удовольствия. Возможно, это и так, если им при этом попадаются мужчины из тех, кто любит откусить от каждого печенья в коробке. В отличие от мужчин, однако, женщины редко бывают неразборчивыми в связях, если с их любовной жизнью дома все обстоит благополучно. Неразборчивый в связях мужчина опасается, как бы ему чего не упустить. Неразборчивая же женщина обычно ищет кого-то или что-то и, как это ни грустно, обычно не находит.