Бересфорд опять наполнил бокалы и закурил новую сигару.

— Ну ладно, допустим я готов поиграть в твою странную игру, Эдвард, — согласился он. — Но ты сказал, тебе требуется моя помощь. И какая именно?

— Мне нужно купить полный набор инструментов часовых дел мастера.

— Для чего?

— Чтобы починить пульт управления. Будем надеяться, инструменты часовщика мне подойдут.

— Пульт управления?

— Да. Круглый предмет, который ты видел у меня на груди.

— Ты хочешь сказать, что, когда ты починишь этот твой пульт управления, то снова сможешь летать через время?

— Именно так.

— Ну ты даешь! Я такого не слышал за всю свою жизнь. Хорошо, я готов подыграть тебе. Оставайся здесь на правах моего гостя, и я куплю тебе эти инструменты!

— Я могу сообщить тебе кое-что, — сказал Оксфорд, — что прибавит тебе доверия ко мне.

— В самом деле? И что же?

— Через пять дней у Англии будет новый монарх.

В последующие семь дней недоверие Генри де ла Пое Бересфорда действительно начало медленно рассеиваться.

Конечно, в смерти короля Уильяма IV в Виндзорском замке не было ничего неожиданного, и она никого не удивила. Тот факт, что Оксфорд предсказал восхождение на трон Виктории 20 июня, тоже не слишком поразил маркиза — он счел, что это была догадка.

Однако, взяв с хозяина слово держать все в секрете, Оксфорд открыл ему многое о мире, который наступит в будущем, особенно о различных технологиях и источниках энергии. Человеческая раса, как выяснялось, со временем должна была становиться все изобретательнее.

Но самым убедительным доводом для маркиза стало то, как говорил и двигался сам Оксфорд. В нем было что-то невыразимо чужеродное, иностранное, и, тем не менее, чем больше времени Бересфорд проводил со своим удивительным гостем, тем больше верил, что тот и вправду англичанин.

— Да, ты сложная личность, — как-то утром сказал он Оксфорду, — и все-таки — прости мою прямоту — тебе не хватает хороших манер, которые пристали джентльмену.

Оксфорд, сидевший за столом и при помощи инструментов часовщика копавшийся в непостижимых недрах пульта управления, ответил, не поднимая головы:

— Генри, я не обижаюсь. Я не хочу быть грубым, но в мое время люди общаются намного проще, без вычурных ритуалов. Мы выражаем свои чувства и мнения так, как нам нравится, то есть открыто и без напряжения.

— Какое варварство! — возмутился маркиз, закидывая ногу на ногу. — И вы не вцепляетесь в глотки друг другу?

— Не более, чем вы, викторианцы.

— Викторианцы? Это что, мы все? Нас так будут называть? Но скажи мне, друг мой: что вы выиграли, отказавшись от наших… как ты выразился? Ритуалов! Разве хорошие манеры — не признак цивилизованного человека?

— Что мы выиграли? Свободу, Генри. Начиная с этого столетия концепция свободы становится доминантой личного, социального, политического, экономического и технологического развития. Люди не хотят, чтобы им что-то запрещали, а их желания подавляли. Общество предприняло огромные усилия, чтобы установить если не настоящую свободу, то, по меньшей мере, ее правдоподобную иллюзию. Я сомневаюсь, что существовали такие времена, когда люди были по-настоящему свободны, но там, откуда я… или, вернее, в том времени, где я живу, большинство людей верят, что они свободны больше, чем в любой другой период истории.

— И что они от этого выигрывают?

— Они получают возможность полной самореализации в жизни.

— Что это такое: самореализация?

— То есть возможность до предела развить свои внутренние способности.

— А, понял, — задумчиво ответил Бересфорд. — Ну допустим, что способности человека ничем не ограничены. Увеличит ли это его возможности? Даже если мы полностью выявим их, неужели найдется область, в которой они все реализуются?

Оксфрод посмотрел на него и нахмурился.

— Хороший вопрос, Генри. Это верно, многие люди в мое время испытывают растерянность не из-за ограничений, а из-за неспособности сделать выбор. Они живут, утратив направление, беспорядочно и борются за то, чтобы найти свое место в обществе.

— В то время как скромные «викторианские», как ты выражаешься, рабочие, — язвительно подхватил Бересфорд, — знают свое место почти с рождения, и им даже в голову не приходят эфемерные идеи о какой-то «самореализации», за исключением, осмелюсь предположить, мыслей о хорошей выпивке да доброй закуске!

— Готово! — объявил Оксфорд.

— Что?

— Пульт управления. Исправил! Конечно, это временно, но я смогу отправиться домой, а там уж я его тщательно отремонтирую, прежде чем вернусь обратно.

— Обратно в 1837 год?

— У меня есть одно дело в 1840 году, но потом… да, я вернусь сюда, Генри. Я привезу тебе подарок из будущего в благодарность за твое гостеприимство.

— И сколько времени тебя не будет?

— Милорд маркиз, похоже, ты еще не осознал идею путешествий во времени. Я вернусь через несколько секунд, даже если для меня пройдет несколько лет. Не может ли Брок принести сверху мой костюм?

— Конечно, — ответил Бересфорд. Он дернул за веревку, висевшую рядом с камином. — Ты хочешь уйти прямо сейчас?

— Нет времени лучше, чем настоящее, — улыбнулся Оксфорд.

Появился камердинер, выслушал распоряжение, поклонился и исчез.

Бересфорд достал откуда-то из-за стула бутылку красного вина и сделал большой глоток. Потом вытер рот тыльной стороной ладони.

Оксфорд неодобрительно посмотрел на него.

— Тебе не кажется, что сейчас немного рановато пить вино?

— Мой дорогой друг, никогда не рано выпить как следует, — лениво протянул маркиз. — Это восстанавливает силы и проясняет голову.

— Лечить похмелье красным вином — верный способ стать алкоголиком.

— Вздор! И потом… если ты действительно отчалишь в будущее прямо у меня на глазах, потрясение убьет меня. Мне просто необходимо смягчить удар хорошим глотком вина.

Брок принес костюм, плащ, шлем и сапоги с ходулями. Оксфорд взял все это, прихватил пульт управления и вслед за Бересфордом вышел из комнаты, проследовал по коридору, завернул за угол и оказался в большом бальном зале. Они пересекли его, открыли застекленные двери и покинули дом.

Человек из 2202 года облачился в костюм, служивший машиной времени, и укрепил на груди пульт управления. Потом надел шлем, сунул ноги в сапоги и встал на ходули. После чего нагнулся и пожал руку человеку из 1837 года.

— Ты действительно веришь, что улетишь? — спросил Бересфорд.

— Да. Жди здесь. Я вернусь, когда для тебя пройдет несколько секунд.

И он шагнул на траву.

Оксфорд восстановил канал между шлемом и пультом. Теперь шлем считывал его приказы прямо с мозга, а пульт — выполнял их. Однако связь оказалась не слишком стабильной, и функция иллюзорного мира по-прежнему не работала.

Он установил время: десять часов вечера 15 февраля 2202 года; место — сад рядом с его домом в Олдершоте. Он надеялся, что ужин еще не остыл.

На небе светило яркое солнце, и уже через две минуты батареи полностью зарядились.

— Порядок, — прошептал он себе. — Поехали домой и начнем все с начала.

Он помахал рукой маркизу, шагнул вперед и прыгнул в воздух.

— Сейчас! — приказал он.

Действительность мигнула.

Он приземлился на плоском участке под деревом.

Была ночь.

Но это был не его сад.

Он огляделся. За ним горели огни маленького городка. Прямо перед ним, по другую сторону дороги, стояла высокая изгородь. За ней в темноте угадывались низкие здания. За воротами изгороди находилась караульная будка, и в ней он увидел человека в мундире.

Человек поднял руку ко рту, блеснула искра огня.

Что за черт! Он курит! В 2202 году не было курящих.

Оксфорд, скрытый деревом, сделал пару шагов, чтобы получше разглядеть вывеску над воротами.

«Британская армия. Северный лагерь. Олдершот».