Суинберн истерически хохотал.
Он был весь в крови, у него все болело от многочисленных порезов, но каждая рана посылала в его тело волну удовольствия, щекотавшую нервы.
Лоуренсом Олифантом овладела слепая ярость. Он швырнул на землю трость-шпагу, сбросил сюртук, закатал рукава рубашки и навис над поэтом, глядя на него с ужасающей злобой.
О, как ему хотелось прямо сейчас растерзать это рыжеволосое ничтожество! Но нет… он не допустит, чтобы этот ублюдок сдох легкой смертью! Он этого не заслужил. Долгая, медленная, мучительная смерть — вот что его ожидает!
Вновь и вновь он распахивал ворота и приказывал Суинберну бежать, а потом, в самый последний момент, настигал свою жертву и швырял обратно во двор.
Но Суинберну, видно, все было нипочем.
Олифант, дьявольски ухмыляясь, прошелся по кругу, а потом пригнулся и изо всей силы ударил поэта. Тот взлетел на воздух и с глухим стуком шмякнулся на землю, его одежда порвалась, кожа покрылась ссадинами. Он попробовал подняться, но все тело его было разбитой окровавленной массой, глаза дико сверкали, в горле что-то булькало, кровь лилась из носа и с разбитых губ.
В два пряжка Олифант очутился рядом с ним.
— Кто ты такой? — сплюнул кровью Суинберн. — Один из подопытных кроликов сестры Найтингейл?
— Заткни пасть!
— Что она сделала с тобой?
— Спасла.
— От чего?
— От смерти, Суинберн. Я перебрал с опиумом, стал наркозависимым и впал в кому в одном из притонов Лаймхауса. Мисс Найтингейл спасла те части моего мозга, которые еще действовали, и пересадила их животному.
— Какому животному?
— Моей белой пантере.
— А! Это многое объясняет!
— Что именно?
— То-то мне в нос шибает застарелый запах кошачьей мочи, как только ты ко мне приближаешься!
Олифант яростно зашипел, схватил поэта — одной рукой сзади за шею, другой за правое бедро, — поднял его, раскрутил и подбросил высоко в воздух. Суинберн ударился о стену, сполз по ней, покатился и остался лежать ничком. Увидев приближающиеся ноги альбиноса, он прокаркал, булькая кровью:
«Галилеянин, ты победил!
Мир с тобой стал намного серей;
Он воды из Леты испил,
Он пресыщен обильем смертей».
[15] Олифант наклонился над ним.
— Беги, — прошептал он. — Дуй к воротам!
Суинберн перекатился на спину и посмотрел в горящие злобой розовые глаза.
— Благодарю, — с трудом прошептал он. — Но я лучше полежу здесь и сочиню парочку поэм.
— Что? — заорал Олифант. Он схватил поэта за горло и поднял на ноги. Потом крепко обхватил пальцами его тощую шею и с интересом стал смотреть, как синеет лицо его жертвы.
Суинберн брыкался и пытался вырваться, вцепляясь в запястья врага, но освободиться не мог.
Внезапно за плечом Олифанта кто-то мелькнул, и вслед за тем чей-то глубокий голос приказал:
— Отпусти его.
Альбинос в тревоге обернулся.
В воротах стоял сэр Ричард Бёртон. Он подобрал трость-шпагу Олифанта, вынул ее из ножен и держал в руке. Маленькая собака покрутилась у его ног и попятилась обратно в ворота, спряталась за ними и оттуда украдкой глядела на Олифанта.
— Бёртон… — опешил альбинос.
Он выпустил Суинберна, который в очередной раз грохнулся на землю и остался лежать, уже не в силах пошевелиться.
— Иди сюда, ублюдок, — рявкнул Бёртон.
— Я безоружен. — Олифант широко развел руки.
— Мне плевать.
— Не очень-то по-джентльменски.
— Многие люди не считают меня джентльменом, — сказал Бёртон. — Для них я — Головорез Дик. И сейчас я докажу, что они правы.
Он прыгнул к Олифанту и ударил его в сердце. Но человек-кошка ловко изогнулся и отпрянул назад, конец рапиры только разорвал рукав его рубашки.
— Ты забыл, что я быстрее тебя, Бёртон! — Олифант пригнулся к земле и со скоростью молнии бросился вперед, стараясь впиться своими острыми когтями в бедро королевского агента.
Бёртон предвидел его движение и перехватил руку альбиноса в воздухе.
— Это еще посмотрим, кто быстрее, — заявил он.
Он нажал посильнее, и кости альбиноса затрещали.
Олифант закричал.
Бёртон бросил рапиру и изо всей силы ударил его в челюсть.
— Пора тебе уже понять, что я сильнее.
Безжалостно заламывая правую руку альбиноса, он начал методично превращать его лицо в месиво. Кровь брызнула из сломанного носа человека-пантеры. Клыки вылетели. Кожа лопнула.
Бёртон действовал с хладнокровием истинного бойца. В молодости он считался неплохим боксером и сейчас бил с холодной отрешенностью, регулируя частоту и силу ударов таким образом, чтобы альбинос страдал от каждого, но не терял сознание.
Для его жертвы это было даже не наказание, а настоящая пытка, но ни малейших угрызений совести Бёртон не испытывал.
Пока продолжалось избиение, Фиджет прошмыгнул через дверь и стал пробираться к Суинберну вдоль стены. Он обнюхал его башмаки, забрызганные кровью, потом ткнулся носом в ногу в коротких штанах и вдруг вцепился в тощую щиколотку.
— Ааааа! — заверещал поэт.
Бёртон повернулся, и, воспользовавшись этим моментом, Олифант вырвал из его хватки свою искалеченную руку, затем, внезапно оттолкнувшись обеими ногами, взвился в воздух, упал, перекатился по земле, вскочил на ноги и во всю прыть помчался к гигантским воротам электростанции. Он прошмыгнул в них, и они сразу же захлопнулись.
Королевский агент бросился в погоню, но, пока он тянул на себя дверь, не зная, как она открывается, враг его ускользнул.
Он подбежал к Суинберну и оттащил Фиджета.
— Как ты, Алджи?
— В кровавом экстазе, Ричард.
— Ты можешь передвигаться?
— Думал, могу, пока этот чертов пес не укусил меня!
— Ну, не выдумывай! Он тебя просто ущипнул по-дружески. Давай, поднимайся.
Он взял поэта под мышки и поставил на землю. Суинберн был весь в крови.
— Тебя надо к врачу, и как можно скорее, — сказал Бёртон.
— Да, надо, — выдохнул Суинберн. — Я ведь вел себя мужественно, да, Ричард?
— Да, Алджи, мужественно.
— Знаешь что… Джон Спик здесь.
Бёртон едва открыл рот, чтобы что-то ответить, как с другого конца двора донесся вой.
— Это вервольфы! — закричал Бёртон. — Давай убираться отсюда!
Подобрав шпагу Олифанта, он потащил ослабевшего друга к главным воротам, но не успели они добраться до них, как из-под арки выскочили шесть фигур в красных плащах и помчались через двор.
Вожак стаи выглянул из-под капюшона, показав острые зубы, оскаленные в адской усмешке, вытянул когти к отступающим беглецам и вдруг весь вспыхнул ярким пламенем.
Остальные твари бросились врассыпную, спасаясь от огненного ада. Суинберн, не обращая внимания на суматоху вокруг, вырвался из рук Бёртона, наклонился, что-то поднял с земли и прыгнул в дверь, на мгновение опередив Бёртона. Они оказались за воротами электростанции, Фиджет путался у них в ногах.
Королевский агент захлопнул дверь, но подпереть ее было нечем. Что делать? Через несколько секунд вервольфы придут в себя и тогда… Остается только одно — бежать!
Бёртон подхватил раненого друга на плечо и пустился наутек.
Он держал курс на восток — через выжженную пустошь к железнодорожным путям и находившимся за ними оживленной Кингстоун-роуд и мосту Челси.
— Быстрее! Вон они! — крикнул Суинберн.
Бёртон оглянулся и увидел, что вервольфы уже выскакивают из ворот.
Коротконогий Фиджет развил потрясающую скорость и уже перепрыгивал через рельсы. Бёртон пытался бежать с ним наравне, но не мог, поскольку тащил на себе Суинберна. Вдруг он заметил справа стремительно приближающийся к ним локомотив. Боже! Пока поезд не проедет, попасть на другую сторону будет невозможно. Единственная дорога к бегству отрезана, а вервольфы преследуют их по пятам.