Его жене был присущ дар ежедневно восстанавливать в нем силы, столь необходимые для противостояния атмосфере уныния, царившей в клинике. Она была для него живительным источником, фонтаном, в котором он возрождался. Утратив этот источник, он оказался в свободном полете, его жизненные силы таяли, засасываемые пугающей пропастью. Неужели он уже оказался на грани депрессии, душевного опустошения? Возможно, все, что ему нужно, — это просто отдых, ему следует поехать в отпуск… Следуя в свой кабинет, он вдруг обратил внимание на висевший на стенде плакат с великолепными пейзажами пляжей на южных островах, — вероятно, именно в этом он и нуждался. Уехать. Все забыть, чтобы начать сначала.

Несмотря на советы близких, после смерти Луизы он не захотел никуда уезжать, хотя располагал достаточными средствами, да и руководство клиники охотно предоставило бы ему два или три месяца отдыха. Но он вцепился в работу, как в спасательный круг, зачастую проводя в больнице по восемнадцать часов кряду.

В кабинете его встретила секретарь:

— Господин Джексон позвонил дважды за десять минут. Он непременно хочет увидеться с вами перед заседанием.

— Я знаю, — ответил Томас.

— Я нашла досье, доктор. Оно на вашем столе.

— Очень мило, Грейс, благодарю.

Его элегантной помощнице было пятьдесят лет, десять из которых она работала на доктора и была абсолютно предана ему.

— Что-нибудь еще?

— Нет, Грейс, спасибо. Хотя постойте: презентация нового лекарства состоится ровно в четыре?

— Да, в амфитеатре.

— Спасибо.

В кабинете доктора Гибсона все было подобрано со вкусом: мебель, ковры, изящные безделушки. Он склонился над огромным букетом цветов, которые секретарь регулярно ставила в вазу, и вдохнул аромат белых роз.

Потом он взял маленькие позолоченные ножницы, постоянно лежавшие на столе, срезал один цветок и вдел его в петлицу. Сев за стол, он распаковал рубашку, приготовленную Грейс.

Дело, и без того деликатное, становилось еще более щепетильным, так как касалось его коллеги, почти друга; проблема заключалась в том, что у доктора Кэмпбелла была связь с пациенткой. Томасу Гибсону, возглавлявшему комитет по дисциплине, предстояло принять сложное и мучительное решение, если его коллега не сможет рассеять все до единого сомнения в том, что несет ответственность за вменяемую ему в вину ошибку.

Гибсон нахмурил брови. Документы досье произвели на него удручающее впечатление. Врач посмотрел на часы. До заседания оставались считанные минуты, а ему в любом случае нужно было еще зайти к директору клиники.

Он отложил распакованную рубашку и бросил взгляд на черно-белый портрет жены, фото, уже много лет стоявшее на его столе, снова напомнило о ее волнующем сходстве с Катрин. Та вполне могла бы сойти за дочь Луизы.

Его охватила тоска. Сможет ли он когда-нибудь забыть ее? А впрочем, хотел ли он этого на самом деле? Вдруг это окажется предательством?

Звонок телефона заставил его подпрыгнуть на месте.

— Доктор, директор только что звонил снова, — встревоженно проговорила секретарь. — Кажется, он теряет терпение…

— Да, хорошо, Грейс, я иду.

Он сменил рубашку и быстрым шагом направился в кабинет Вика Джексона.

В то время когда секретарь директора пригласила доктора Гибсона в кабинет, Вик Джексон как раз снял трубку телефона, поэтому жестом предложил посетителю сесть. Томас занял место напротив большого стеклянного стола, сиявшего чистотой, став невольным свидетелем телефонного разговор начальника.

— Ваше Преосвященство, — сказал директор, — я не понимаю, я… однако ваше имя фигурирует в списке. Подождите…

Он протянул руку к металлической этажерке, где лежало штук двадцать приглашений, отпечатанных на хлопчатой бумаге с вытисненными золотыми буквами. Он слегка небрежно потянул список из-под стопки приглашений на прием, который он давал сегодня вечером, и они упали к ногам доктора Гибсона.

Директор не придал этому значения — это были лишние экземпляры, — поэтому лишь скривил губы, как бы адресуя коллеге извинение за свою неловкость. Он быстро пробежал глазами список, пестревший множеством помарок, добавлений и исправлений, сделанных от руки.

Доктор Гибсон наклонился и собрал приглашения, намереваясь сложить их в обычный пакет. Однако он не смог удержаться, чтобы не бросить на текст беглый взгляд.

«Пятнадцатое июля, но это же сегодня», — подумал доктор Гибсон, кладя пакет с приглашениями на стол директора. То, что сам он не был приглашен, его не удивило — ведь он не учился в Бруклинской высшей школе.

Продолжая говорить по телефону, Джексон поблагодарил его кивком. Наконец он нашел в списке имя своего собеседника, который на самом деле был вовсе не представителем духовенства или высокопоставленным лицом, а являлся советником по особым поручениям мэра Нью-Йорка, чем, собственно, и заслужил прозвище, полностью отражавшее его чрезвычайное влияние на мэра. К тому же, будучи одноклассниками, директор клиники и советник встречались довольно регулярно, чем объяснялась некоторая фамильярность тона.

— Ну конечно, Ваше Преосвященство… ваше имя значится в списке. Сам не понимаю, что могло случиться. Вы ведь по-прежнему живете возле Центрального парка? Да, это именно тот адрес, по которому я… В любом случае приношу тысячу извинений. В конце концов, самое главное, что вы вовремя проинформированы о нашем небольшом торжестве. Кстати говоря, я надеюсь, что вы свободны? Нет? Но вы ведь сможете освободиться? Да! Вот так-то лучше! А то мне на минуту показалось… Потому что я приготовил для вас самые разнообразные сюрпризы. Да, к счастью, вы заговорили о нашей национальной литературной критике. В противном случае я был бы крайне опечален, тем более что я чувствую свою ответственность. Не сможет ли Лулу тоже прийти? Решено! Меньшего я от вас и не ожидал! Я этому очень рад! Послушайте, Ваше Преосвященство, мне бы очень хотелось поговорить с вами подольше, — продолжал он, засовывая список обратно под приглашения, — но я не один в кабинете, и потом, у меня через пять минут начнется заседание комитета… Тогда увидимся вечером. И попросите Лулу надеть свое самое красивое платье. Как давно ее не было с нами — все так соскучились по ней. Наденет свое красное сатиновое платье? Ну это уж слишком, Ваше Преосвященство! Мне не терпится ее увидеть. Ну что ж, я прощаюсь до вечера.

Он повесил трубку и на минуту застыл с мечтательной улыбкой на лице в предвкушении вечеринки. Затем он вернулся к действительности и какое-то время смотрел на Томаса, решая, как начать деликатный разговор, для которого он его вызвал. Томас подметил блеск в глазах директора, чего не было еще несколько минут назад в палате Катрин.

— Извини меня, — произнес Вик Джексон, — сегодня вечером у меня состоится встреча выпускников, а всеми уважаемый Губерт Росс не получил приглашение.

— Губерт Росс, правая рука мэра?

— Да, он такой обидчивый, даже чересчур! Но мы ведь здесь не для того, чтобы это обсуждать?

— Конечно нет, да и времени мало.

— Скажи, Томас, ты уже принял решение насчет Артура?

Он редко называл Гибсона по имени, несмотря на годы совместной работы. Врагами они не были, и между ними не возникало серьезных разногласий, но можно было бы предположить, что между столь противоположными личностями неизбежно назреет конфликт. Рано или поздно.

— Еще нет, — ответил Томас.

— То есть как нет?

— В принципе, я никогда не принимаю решение до слушания. Я стараюсь учесть мнения всех сторон, прежде чем высказаться самому.

— Послушай. Я не против того, что у тебя есть принципы, но дело слишком деликатное. Ты прекрасно знаешь, что Артур всегда был уважаемым психиатром, ответственным работником. И потом, ты должен помнить, что может пострадать репутация клиники. Я говорил с мужем этой пациентки, к счастью, он готов все уладить полюбовно. Мы избежим скандала и спасем честь выдающегося врача, который допустил незначительную ошибку в разрешении ситуации при веских смягчающих обстоятельствах.