— Моя пациентка была изнасилована, и я хочу найти виновных, вот и все.

— Вы из полиции?

— Нет.

— Покажите ваш значок.

— Я же говорю, что не из полиции. Скажите, вы знаете Джексона?

Девушка по вызову, не отвечая на его вопрос, продолжала:

— У вас есть что-нибудь, доказывающее, что вы врач?

Покопавшись в своем бумажнике, Томас наконец нашел удостоверение личности с записью, удостоверяющей его профессию. Успокоенная, она продолжила:

— Да, я его знаю, Джексона. Он мой клиент. Обычно звонит мне, когда у него, как он это называет, «неотложка».

— Понятно, — сказал Томас.

Не владея этим условным кодом, он ни секунды не сомневался насчет того, о какого рода «неотложных делах» идет речь. Значит, под видом порядочного человека дорогой директор вел двойную жизнь!

— Не позднее как вчера вечером он попросил меня об одном одолжении.

— О каком?

— Он попросил меня отыскать Жасмин в баре «Гавана».

— Жасмин? Вы хотите сказать, Катрин?

— Да, в общем, вашу пациентку. Но я же не знала этого. Я… Он сказал, что это молоденькая девушка и что она работает на агентство в Вашингтоне, а в Нью-Йорке проездом. Так как у нее не было машины, то он сказал, что с моей стороны будет любезно, перед тем как поехать к нему, подъехать к десяти часам туда и забрать ее.

Томас не верил своим ушам. Версии Катрин и этой девушки сходились лишь в одном: изнасилование в любом случае было совершено в доме Джексона, как он и подозревал! Но нужно было уточнить детали.

— Вы видели, что случилось с Катрин в этот вечер?

— Собралось много народу, я была очень занята… это немного меня смущает. Мы выпили, потанцевали, а потом, ну, принесли кокаин — килограммы кокаина. У тех, кто принимает бюджет и все такое, — у них мешки денег, ничего общего с людьми обычными, не знаю, понимаете ли вы меня…

— Постарайтесь, это очень важно, ведь у нас нег другого свидетеля.

Девушка нервно затянулась сигаретой. Теперь она жалела о том, что рассказала. Она позволила себя разговорить, возможно, потому, что Томас показался ей симпатичным, мужчина с такими большими чувственными глазами.

— На данный момент я… — Она замолчала в нерешительности. — Вечеринка проходила в большой гостиной. Не знаю, были ли вы у Джексона…

— Да.

— Хорошо, так вот в какой-то момент я проходила мимо второй гостиной, которая намного меньше первой, и услышала какой-то шум, крики… Раздвижная дверь не была плотно закрыта, и я заглянула…

— И что вы увидели?

То, что она видела, кажется, было зрелищем не из приятных, в любом случае рассказывать не хотелось.

— Освещение было сильно приглушено, поэтому я не смогла хорошо рассмотреть, но вокруг рояля стояло много мужчин. В этой комнате есть рояль, — решила уточнить она.

— Я знаю, — сказал Томас, которого передернуло при мысли, что все становится на свои места.

— Впрочем, как я теперь припоминаю, там были только мужчины, а также молодая женщина, толстая блондинка в красном платье. Я еще подумала: она-то что там делает, потому что, как правило, девушки скорее худенькие. Как бы там ни было, я никогда с ней не работала.

Томас не мог поверить: Катрин тоже говорила ему о блондинке в красном платье, которая якобы ее изнасиловала. Но, возможно, Катрин была настолько подавлена случившимся, что испытывала к себе презрение. В конце концов, кое-что пока не сходилось, но деталей становилось все больше. По крайней мере, теперь стало ясно, что Катрин изнасиловали во время пресловутого приема.

Но кто именно?

Он пока не мог ответить на этот вопрос, но обстоятельства складывались не в пользу Джексона. Уже то, что он каким-то образом завлек к себе домой на эту «оргию» пациентку, было явным нарушением профессиональной этики. Одно было ясно: он сделал это отнюдь не из отеческих побуждений.

Теперь стало понятно, почему, по трогательному признанию супруги Джексона, жены приглашенных собирались отдельно.

— А Катрин, где была она?

— Сначала я ее не видела, но в какой-то момент та полная женщина, которая ее закрывала, отошла и… Она была на рояле. И еще там…

— Кто там был?

— Мужчина низкого роста, который забрался на рояльный табурет и.

— И что?

— Ну, в общем, похоже было, что он получает удовольствие.

— И вы ничего не сделали?

— Я не знаю, понимаете ли вы, за что нам платят, приглашая на такого рода вечеринки, но там была куча народа, кто целовался в гостиной, кто в комнатах…

— Я понимаю. А Катрин, что же она? Ведь она, должно быть, кричала, сопротивлялась, разве нет?

— Но есть клиенты, которые просят нас об этом! Это их возбуждает, и потом, откуда мне было знать, что она не из агентства?

— Да, я понимаю…

Она потушила сигарету. Было заметно, что она нервничает.

— Вы помните еще что-нибудь?

— Нет, — сказала она, — извините. Поймите, что… как сказать, для нас это совершенно очевидно. Знаешь, на что идешь: поглаживаешь стариков, делаешь вид, что получаешь удовольствие, а на самом деле думаешь о том, что завтра надо купить что-то поесть или о недавно виденном фильме. Поэтому пьешь, и память… — Она прикурила новую сигарету, затем предложила одну Томасу, но вспомнила: — Ах да, вы же не курите.

— Вы больше ничего не припоминаете?

— К сожалению, нет! Хотя вот что, одна деталь показалась мне довольно забавной: в гостиной, рядом с роялем, стоял мужчина, весь в черном, в большой шляпе, причем в руке он держал клетку.

— Клетку?

— Позолоченную. А в другой руке у него был фужер для шампанского, но он держал его за край… как если бы хотел его перевернуть.

— Как странно… А вы рассмотрели, что было в клетке?

— Я думаю, птица. Но я не видела, он стоял слишком далеко, и потом, один клиент… попросил меня пойти с ним в комнату.

Томас, пораженный тем, что узнал, был в то же время доволен: против всех ожиданий он нашел свидетеля.

— Необходимо, чтобы вы мне помогли. Вы необходимы в качестве свидетеля.

— Давать показания? Перед судьей?

— Да.

Она разразилась смехом. Ее немало забавляла эта святая простота. Не курит, не пьет, да еще думает, что проститутка станет сотрудничать с полицией и пойдет в суд, — невероятно!

— Хочу напомнить, если вы забыли, я — девочка по вызову! Я зарабатываю на жизнь нелегальным путем, занимаясь любовью, в конце концов, не будет преувеличением сказать, что я сплю с мужчинами за деньги. Право, не знаю, понимаете ли вы, что это значит: это значит, что я не желаю иметь с полицией никаких дел — ни прямо, ни заочно! Если я дам показания, меня спросят, что я-то делала на этом маленьком омерзительном праздничке, и мне придется выложить всю правду. Воображаю выражение лица патрона.

— С полицией мы договоримся. Совершено очень серьезное преступление, намного серьезнее, чем занятия проституцией.

— Возможно, только проституцией-то занимаюсь я, к тому же это мой хлеб! Не скажу, что это призвание, но я, право, не вижу, где еще могла бы огребать по тысяче в неделю уже седьмой год подряд! У вас есть какие-то соображения?

— Если это вопрос денег, то его можно уладить.

— Может, я и продаюсь, да не по дешевке!

— Сколько?

— Послушайте, мне не нравится то, к чему вы меня подталкиваете… но не знаю, за двадцать тысяч долларов я готова рискнуть.

Двадцать тысяч долларов — ощутимая сумма! Но Томас не был беден, и потом, что значили деньги в сравнении с судьбой его пациентки, его собственной свободой и репутацией, которые так сильно пострадали из-за всей этой истории?

Томас не стал тянуть с ответом:

— Согласен.

Он достал чековую книжку, ручку и приготовился выписать чек, но Наташа его остановила:

— Никаких чеков! И потом… — Она вдруг заколебалась: — Все же я думаю, что идея так себе, слишком рискованна! Если я хоть раз попаду в лапы полиции, они больше меня не оставят в покое.

— Необходимо, чтобы вы предстали перед судом, — сказал Томас. — Просто необходимо. Катрин изнасилована. Такая же женщина, как вы. Виновные должны понести наказание. Неужто вы хотите, чтобы мужчины считали, что могут безнаказанно измываться над женщинами? Нет, без вас нам не обойтись.