Ему открыла огромная сорокалетняя мексиканка с мужицкими руками и подозрительным взглядом. Это была горничная, — безмерно преданная хозяину, она осталась работать в доме после смерти Луизы.
Приход инспектора полиции удивил ее, к тому же тот явился не один, а с ассистентом, двадцатипятилетним стажером Полом Вильямсом, которого ему навязали взамен постоянного напарника, ушедшего в отпуск в связи с болезнью. Работать на Тамплтона было далеко не просто, это стало причиной ухода двух его лучших помощников.
Эскорт из двух полицейских в форме возбудил любопытство в округе. Очаровательная соседка прервала прогулку со своим пуделем, озадаченная визитом полицейских к доктору Гибсону. Спортсмен, прервав свою пробежку, остановился возле ограды. Постепенно подтягивались все новые зеваки.
— Мы к доктору Гибсону.
— Он спит.
Немногим ранее мексиканка зашла в спальню, где обнаружила доктора, тот заснул на своей кровати прямо в одежде. Обычно она редко заставала его дома по утрам, по крайней мере после смерти жены, так как с тех пор он стал завтракать в ресторане по соседству с клиникой.
Она хотела было закрыть дверь, но ей не дали этого сделать, предъявив полицейский значок.
— Инспектор Гарри Тамплтон из уголовного розыска!
С некоторым сожалением она разрешила им с ассистентом войти. Двое полицейских остались в вестибюле, ожидая дальнейших распоряжений инспектора.
Горничная прошествовала вперед.
— Перед тем как вы пойдете будить хозяина, я хотел бы задать вам несколько вопросов, — сказал инспектор.
Тем временем его ассистент, обозрев интерьер, не удержавшись, присвистнул от восхищения роскошью дома.
— Нам до такого далеко, — завистливо протянул он.
Его патрон никак не откликнулся на данный комментарий. Вильямс заметил на стене большую литографию Шагала, на которой значился номер 39/300. Будучи невеждой в искусстве, он подумал, что это цена произведения, и снова присвистнул от изумления.
— Ого! — возопил он. — Шеф, идите посмотреть: картина за тридцать девять тысяч триста долларов! Ну вот скажите, как люди могут выкладывать такие деньги за безделицу! Тридцать тысяч долларов за детский рисунок, который черт-те на что похож! Моя племянница рисует мне такие же, только бесплатно! Нет, таких людей надо на самом деле сажать… Они и правда не знают что делать со своими деньгами. — Он хохотал от души.
— Хватит, Пол! Мы не в музей пришли, а проводить расследование!
— Хорошо, патрон, но тридцать девять тысяч, это все же… я столько за год не зарабатываю.
— И будешь зарабатывать еще меньше, если не прекратишь свой треп, — сказал инспектор, закатывая глаза к потолку.
К нему приставили настоящего идиота! Тамттлтон повернулся к горничной:
— В котором часу вы пришли сегодня утром?
— Дак в восемь и начала.
— Я не спрашиваю, во сколько вы начали! Я спрашиваю, когда именно вы подошли!
Инспектора было не так-то легко одурачить. Он со своими черными, как угольки, глазами производил впечатление образованного человека. К тому же узкий, мексиканский, разрез его глаз предостерегал, что с ним не стоит играть в игры. Чтобы противостоять этому мачо, нужно быть таким же хитрым и сильным, как неудержимые в ярости и в выпивке мужчины его родины. Горничная опустила веки, уличенная сразу в двух злодеяниях: она опоздала на работу и пыталась обмануть инспектора.
— Я пришла пять минут назад.
— Вы к чему-нибудь прикасались?
— Нет, я всегда первым делом варю кофе. Хосите чашеську?
— С удовольствием выпью! — ответил ассистент, который как раз проходил мимо. — Интересно, каков вкус кофе у богачей?!
— Точно такой же, как и у твоего бедняцкого кофе, — оборвал Тамплтон.
— Да я так просто сказал, патрон.
Инспектор, посмотрев на часы, продолжил:
— Вы каждую пятницу приходите с утра?
— Да. Я здесь всегда ровно в восемь, а сегодня утром дочурка моей дочери, ей всего шесьнадцать лет, а она уже беременна на третьем месяце, ее насяло тошнить, и мне пришлось…
— Да, да, хорошо, — прервал инспектор. — Я не спрашиваю объяснений по поводу опоздания. Скажите лучше, обычно вы застаете хозяина дома, когда приходите?
— Нет, обычно он уходит раньше, он не завтракает дома с тех пор, как его жена…
— С тех пор как его жена — что? — спросил инспектор, который притворился, что не слышал о смерти Луизы Гибсон.
Кто знает, а вдруг он выведает что-то новое по этому делу.
Горничной не понравился взгляд инспектора. Он нехороший, этот мужчина, он нечестен. И к тому же он заставлял ее ощущать неловкость.
— С тех пор, как он вдовец. В прошлом году бедный доктор Гибсон потерял свою жену в автомобильной катастрофе.
— Ах вот оно что! Не могли бы вы теперь пойти разбудить своего хозяина?
— Очень хорошо, очень хорошо, — сказала она неуверенно.
Мексиканка испытывала страшную неловкость: как же разбудить хозяина, если за все время работы на него она никогда этого не делала? Она покинула гостиную.
— Похоже, вчера у доктора было небольшое пиршество с дамой, — заявил ассистент.
Стоя перед кофейным столиком, он указывал на два бокала, бутылку водки «Смирнофф» — все это, а также упаковка мнемониума и инструкция лежало там, где Гибсон оставил это накануне.
Приблизившись, инспектор заметил губную помаду на одном из бокалов и усмехнулся. Теперь-то он у него в руках! Во второй раз доктору Гибсону ускользнуть от него не удастся! Если губная помада на бокале и та, которой пользовалась девушка, ставшая жертвой преступного нападения, идентичны, к тому же если совпадут отпечатки пальцев — этого, возможно, будет достаточно для предъявления обвинения.
В самом деле, как сможет психиатр объяснить присутствие своей пациентки у себя в доме в тот вечер, когда было совершено изнасилование? А тот факт, что он выпивал с ней? И то, что она была обнаружена в его машине, неподалеку от его дома, в запачканных кровью мужских перчатках, в действительности принадлежавших Томасу? В случае если тест на ДНК выявит, что это кровь Томаса, тогда у психиатра будут большие проблемы. Кто, кроме него, мог запачкать перчатки его же кровью и надеть их на Катрин в вечер, когда на нее было совершено нападение? Нет, все это представляло собой целую серию слишком подозрительных совпадений. Напрасно доктор Гибсон или его адвокат будут выдвигать различного рода объяснения, ни один судья и ни один из присяжных им не поверит.
Да, на этот раз он влип! Удивительно, как человек со столь тонким мышлением мог допустить такие грубые ошибки. Хотя чувство вины все же порой возникает даже у самых жестоких преступников, у людей, лишенных чести и совести. Оно гложет их до тех пор, пока они сами, почти добровольно, не компрометируют себя, идя в прямом смысле на убийственный риск.
Осмотрев диван, инспектор сделал первое любопытное открытие: длинный волос, по всей видимости женский.
— Нужно взять на экспертизу, — приказал он своему ассистенту. — У тебя с собой полиэтиленовые пакеты?
Стажер, зазевавшись на роскошные резиденции квартала, забыл все принадлежности в машине.
— Я вернусь через минуту.
— Возьмешь образцы здесь, — сказал инспектор, указывая на маленькое светлое пятно на диванной обивке.
— Сперма? — спросил заглянувший в гостиную полицейский, взволнованный этой находкой.
— Нет, замороженный йогурт!
— Замороженный йогурт?
— Да нет же, идиот, это не йогурт и не сперма, разве что несколько сперматозоидов доктора, если они не такие же ничтожные, как у Бой Джорджа! Это, возможно, женская секреция, если ты понимаешь, что я имею в виду!
— А-а, — ассистент был изумлен наблюдательностью, проявленной патроном. — Женская секреция!
Он ушел за чемоданчиком, поскольку предстояло взять обычные образцы: отпечатки пальцев, образцы волос, ткани, коврового ворса, разные компрометирующие предметы.
Тамплтон наклонил голову и затянулся сигаретой. Стажер был симпатичным малым, но далеко явно не продвинется.
