— А теперь сумели? — Снова слова напитались горечью помимо ее воли.

— Я… — Леди Ребекка умолкла. — Что ж, не стану лгать. По правде говоря, я не уверена. Я хочу попробовать узнать тебя получше.

Значит, это все-таки милостыня. Благотворительность. Герцогом руководит чувство вины за то, что он убил ее брата. Леди Ребеккой — чувство вины за то, что она обращалась с Кейт как с простой служанкой, в то время как у той благородные корни и они породнились через брак с ее братом.

А теперь они собираются загладить вину, одарив ее вниманием, которого человек ее статуса просто не заслуживает.

И все же Кейт не глупа. Выбора у нее нет, идти ей некуда. Гордость пытается помешать ей узнать, каково же это — жить в большом богатом доме. Может быть, у них с Реджи будет спальня с окном? Кто же в здравом уме откажется от спальни с окном? Наверное, только тот, кто никогда не жил в глухом подвале.

— Вы очень добры, леди Ребекка…

— Бекки. Зови меня Бекки, прошу тебя.

— …и мне бы не хотелось, чтобы из-за меня разразился скандал, который коснется вас и его светлости. А если вы возьмете под свое покровительство простую служанку и ее незаконнорожденного брата, скандал неизбежно будет.

— Гаррета подобные вещи никогда не волновали. Даже до того, как он попал в Бельгию.

— А вас?

Плечи леди Ребекки едва заметно дрогнули — невнимательный человек и не разглядел бы этого движения.

— Мне всего восемнадцать. До этого лета я вела весьма уединенный образ жизни и никогда не становилась объектом для сплетен. — Она пожала плечами. — А теперь, после побега, после всего, что случилось, мне уже все равно. Моя репутация разрушена.

— Нет, — выдохнула Кейт. — Вы вступили в законный брак. А теперь вы…

— Законная вдова, — прошептала Бекки.

Кейт кивнула.

— В восемнадцать лет вдова. — Бекки сложила руки на груди. — Никогда не думала, что меня ждет такая жизнь. Вот я возвращаюсь домой с позором. Как же я была глупа! — Она заморгала и сжала челюсти, и впервые Кейт подумала, что она похожа на Гаррета. — Злословие и сплетни меня не волнуют, Кейт. Меня уже ничто не волнует.

— Я не хочу все усложнять для вас, сказала Кейт.

— Нет, что ты, это невозможно. — Бекки улыбнулась ей дрожащей улыбкой. — Я чувствую себя сильнее, зная, что ты рядом. Что кто-то — другая женщина — понимает меня.

— Я понимаю. — Кейт чувствовала боль и отчаяние Бекки как свои собственные. По сути дела, они и были ее собственными. Ее старший брат погиб. Его убил человек, которого она изо всех сил пытается не любить.

Она поступала эгоистично: хотела сбежать из Дебюсси-Мэнора, от матери, от всего того кошмара, который там случился. Но хуже всего то, что в глубине души она прекрасно знала: она поехала в Йоркшир с Бекки и ее братом потому, что не могла просто взять и распрощаться с Гарретом. Она не видела другого выхода.

— Следующий год я проведу в трауре, — сказала Бекки, обращаясь будто бы к высоким травам, росшим вдоль дороги. — Однако в душе я не скорблю и скорбеть не буду. Я злая, Кейт?

— Я… — Кейт чувствовала нечто подобное. — Не думаю.

Бекки потерла пальцами лоб.

— Четыре месяца назад я думала, что не проживу без него и дня, а теперь понимаю, что никогда не буду искренне оплакивать его. Я ненадежная и незрелая. Как я могу сама себе доверять после такого? Доверять своим чувствам?

— Уилли всегда очень ловко манипулировал людьми. Он сначала влюбил вас в себя и лишь потом предстал перед вами в истинном свете.

— Он… и тобой тоже манипулировал?

— Да… Кажется, да. — Манипулировал, осознала вдруг Кейт. Он попросил ее приносить Гаррету еду и заботиться о нем, с самого начала подозревая, что она отдастся ему. Он изначально хотел использовать ее как орудие мести.

— Кейт…

— Да, миле… Бекки?

— Вы с моим братом… — Бекки умолкла, откашлялась и снова начала: — Вы с Гарретом как бы…

Кейт напряглась.

— Я знаю, что, после того как я сбежала с Уильямом, они с Софи развелись, поэтому он вправе… заводить любовниц.

Кейт поджала губы. Лицо ее горело. Она не могла смотреть Бекки в глаза.

Бекки пристально смотрела на нее.

— Будучи ребенком, я почти его не знала. Софи часто дожидалась в Колтон-Хаусе его возвращения из разных военных походов. Я воспринимала ее то ли как старшую сестру, то ли как мать — родной матери я не знала. Она идеальная леди, такая красивая и элегантная. Но потом, когда Гаррет не пришел с войны, она страшно страдала. Тристан все время был рядом с ней, поддерживал ее. Их с Тристаном связали узы, которых никогда не было у нее и Гаррета. — Взгляд Бекки смягчился. — Их любовь настоящая, чистая. Она правильно поступила, выбрав его.

Кейт не удержалась и подняла глаза.

— Но…

Губы Бекки тронула мимолетная улыбка.

— Да, Гаррет любил ее. Но я уверена: с ним все будет в порядке.

— А… он все еще любит ее?

— О да, вне всякого сомнения.

Кейт как будто ударили кирпичом в грудь. Прошло несколько секунд, прежде чем ей удалось совладать с подступившими к глазам слезами. Экипаж угодил в глубокую рытвину на дороге и со скрипом выезжал из нее. Кейт вцепилась в ручку двери, чтобы удержаться на месте.

— Я не имею права давать советы, — негромко сказала Бекки. — Бог — свидетель, я и за свои собственные поступки не в состоянии нести ответственность.

Кейт хотелось, как в детстве, зажать уши ладонями: она предчувствовала, что Бекки сейчас скажет что-то, что она слышать не хочет.

— Я не хочу, чтобы ты страдала, Кейт.

Слишком поздно, с горечью подумала Кейт. Она глупая испорченная девчонка, которая слишком быстро — и слишком охотно — пала. Гаррет предупреждал, но она сломя голову неслась вперед, как, впрочем, и всегда. Она поступила, как ее мать когда-то. Нет, даже хуже, потому что мать соблазнил лорд Дебюсси, а Гаррета она соблазнила сама.

Лорд Дебюсси притворялся, будто любит ее, даже обещал жениться на ней, когда жена умрет. Теперь Кейт понимала, что он не мог этого сделать, даже если бы захотел: мать официально была замужем за отцом Кейт, человеком, которого она даже не помнила.

— И также я не хочу, чтобы страдал Гаррет, — сказала Бекки.

В последующие часы Кейт напряженно сидела на подушках, и ее тяжелое предчувствие росло с каждым шагом лошадей, потому что ехали они быстро и успевали в Колтон-Хаус до темноты. Даже Бекки по мере приближения к дому становилась все более молчаливой и задумчивой.

За прошедшие дни Кейт привыкла к изменившемуся отношению Бекки. Бекки чувствовала себя ужасно одинокой и виноватой в том, что заварила всю эту кашу. Едва между нею и Кейт возникла некая связь, она уцепилась за эту ниточку, как утопающий хватается за соломинку. Чтобы отвлечься от своих ошибок, она все свое внимание обратила на Кейт. Снова и снова Бекки повторяла, что Кейт ее удивительно понимает. Она надеялась, что они станут лучшими подругами. Ей не терпелось показать Кейт обширную библиотеку Колтон-Хауса.

Бекки вознамерилась сделать из Кейт леди. Только вслух она этого не говорила.

Она щебетала о визитах к модистке и портнихе, о балах и ассамблеях. В Колтон-Хаусе удивительно весело отмечают Рождество, говорила она.

Кейт слушала, кивала и вставляла вежливые реплики, когда Бекки ждала этого от нее. Она так жалела Бекки. Она просто не могла отказаться от всего, что предлагала Бекки, потому что не хотела обидеть свою юную невестку.

К тому же в глубине души она всегда жаждала носить шелка. Мечтала танцевать кадриль с джентльменом. А теперь ей до безумия хотелось, чтобы Гаррет увидел ее в шелковом платье, танцующую кадриль с джентльменом.

Она прекрасно понимала, что подобные желания не делают ей чести, однако разве признание греха не есть первый шаг к победе над ним?

Все это будет очень непросто. К тому же Реджи становится хуже, он кашляет все сильнее и сильнее. Наверное, это она виновата, она плохая сестра: в суматохе она забыла в Дебюсси-Мэноре микстуру, которую выписал ему доктор.