По сути дела, она не сомневалась, что Гаррет исчезнет так внезапно и загадочно, как появился. На душе у нее потемнело от этой мысли. Она знала, что это чистая правда. В Кенилуорте он не останется. Ему здесь не место.

— Мы выбрались через окно моей спальни. Честно горя, я чувствовала себя, как Джульетта со своим Ромео. Я когда не испытывала подобных чувств. — Леди Ребекка вздохнула, и ее глаза вдруг наполнились слезами. — С тех ор как мы поженились, он ни разу не говорил мне таких слов.

Уилли всегда был честолюбив, но до сего дня Кейт и не подозревала, что он также способен лгать и манипулировать другими. Может статься, теперь, когда сестра герцога прикована к нему узами брака, он не испытывает желания выражать жене какие бы то ни было теплые чувства. Своей прелестной, красивой, мягкосердечной жене, которую не любить ну просто невозможно.

Нет, этого просто не может быть. Как она могла такое подумать о родном брате? Леди Ребекка наверняка ошибается.

В любом случае Уилли явно не получил ни цента из приданого леди Ребекки — герцог надежно хранит ее богатства. И все равно он бьется изо всех сил, чтобы содержать жену так, как она привыкла. Определенно, брат делает это из любви к ней. А для прошлой ночи наверняка есть какое-то разумное объяснение.

По щеке леди Ребекки покатилась слеза, и Кейт охватило пронзительное желание ее утешить.

— Вы действительно были очень счастливой невестой, — сказала она. — Я и представить себе не могу, чтобы кто-то испытывал ко мне подобные чувства.

— Это была самая прекрасная, самая запоминающаяся, самая волнующая ночь в моей жизни, — пробормотала леди Ребекка. — Никогда ее не забуду.

Обе — и служанка, и госпожа — погрузились в задумчивое молчание. Кейт заколола волосы на затылке леди Ребекки и завила пряди, обрамляющие «корону». Госпожа вздохнула, сжала ее пальцы в поисках поддержки и отправилась в гостиную — писать письма. Кейт спустилась на кухню — она делала это каждое утро, — чтобы посмотреть, не нужна ли кухарке какая-нибудь помощь, и дать Энни указания на день, потому что девушка была не в состоянии самостоятельно решить, что надо сделать. Даже если на перилах лежал слой пыли толщиной в дюйм, она не вытерла бы ее без специального на то указания.

На кухне кухарка резала овощи, на огне в большой кастрюле что-то булькало, а Энни сидела без дела, накручивая на палец ярко-рыжие волосы.

Кейт вздохнула. Перила могли бы быть и почище.

— Энни! — резко окликнула служанку Кейт.

Энни вздрогнула и чуть повернулась на плетеном стуле, чтобы видеть ее. Круглые розовые щеки девушки раскраснелись от жара, исходившего от очага.

— Доброе утро, мисс Кейт.

— Доброе утро. Будь любезна, возьми тряпку, состав для полировки и натри перила до блеска.

— Да, мисс.

— А когда закончишь, сразу доложи мне, поняла?

— Да, мисс.

Энни встала, взяла ветошь, бутылку из шкафчика возле узкой задней двери и бодро отправилась выполнять поручение.

— Она такая заторможенная, — вздохнула Кейт.

— Да, у этой девчонки не все в порядке с головой.

— Ты правда так думаешь? — Кейт бросила суровый взгляд на кухарку.

Та не подняла головы, но ее чепец качнулся — она кивнула:

— Да, это правда. Ее мамаша твердила ей, что у нее сливовый пудинг вместо мозгов.

Кейт посмотрела вслед ушедшей Энни:

— Как жестоко! Бедняжка Энни.

Кухарка фыркнула:

— Она неплохо устроилась в жизни: получила место у благородных господ.

— Нуда, — пробормотала Кейт.

Разумеется, ни кухарка, ни Энни не знали о том, что она, Кейт, — родственница Уилли. Уилли нанял их в Бирмингеме и привез сюда. Откуда взялся Джон, Кейт и понятия не имела, но подозревала, что Уилли притащил его из самого Лондона, а это значит, что ему известно о побеге брата и леди Ребекки.

Остаток дня Кейт наводила в доме чистоту и грезила о Гаррете. Она думала о его губах, выразительных голубых глазах, о твердой линии его подбородка, о его сильном, закаленном в боях теле и мечтала о том, чтобы он ласкал ее. Никогда прежде она еще не заходила в фантазиях так далеко.

Проходил час за часом, и внутри ее будто ширилась пропасть, росла пустота, которую мог заполнить лишь Гаррет. Она тосковала по нему. Ей до боли нужно было увидеть его. Коснуться его. Невидимая веревка, что накануне связала их, натянулась и словно вытягивала сердце из груди.

Кейт сидела в кресле у окна на втором этаже и подшивала обтрепавшийся манжет шерстяного жакета леди Ребекки. Громады серых облаков мчались по небу, затмевая солнце и отбрасывая на землю темные тени.

Движения Кейт замедлились. Потом она и вовсе застыла.

Мужчина — даже очень благородный мужчина — назначает молодой женщине встречу в уединенном уголке леса, только если чего-то хочет от нее. Чего-то плотского. Любой разумной женщине известна эта непреложная истина. Она будет дурой, если станет думать иначе.

Однако ей все равно.

Кейт безвольно уронила руки на колени.

Она сама жаждала плотских утех. Она хотела принадлежать ему, пусть даже на одну ночь. Так сильно она не хотела ничего и никогда.

Кейт давала зарок никогда не предлагать себя мужчине, но Гаррет для нее был не просто мужчиной. Ее слишком сильно тянуло к нему. Если она не пойдет к нему, она просто вспыхнет ярким пламенем, сгорит, и все.

Или умрет от одиночества. Может, и то и другое вместе.

Необъяснимо, но это правда, и нет смысла это отрицать.

Между ними не может быть ничего долговечного. Гаррет не принадлежит к ее обычной жизни. Как и пруд, на берегу которого они встретились. Гаррет относится к самой глубокой, самой затаенной ее части. Кейт подозревала, что никогда не увидит его в каком-либо ином месте.

И тем не менее она хотела взять все возможное из того времени, что они проведут вместе, пусть даже времени этого чертовски мало.

Она вернется домой поздно, и мать пожалуется на нее Уилли, и они вместе придумают, как помешать ей вновь, увидеться с Гарретом. Возможно, это ее последний шанс встретиться с ним.

«Еще один раз», — сказал он.

Если он не передумает и вправду придет на пруд сегодня, она ему отдастся. Целиком и полностью, без всяких глупых ожиданий и надежд на продолжение, которого не может быть.

Только сегодня, только один раз. Она возьмет все, что сможет, отдаст все, что сможет, и навсегда запомнит каждое мгновение.

Через какое-то время Кейт посмотрела на часы — было почти пять. Она пошла в гостиную спросить у леди Ребекки разрешения уйти — и едва смогла говорить от волнения.

Леди Ребекка уединилась в комнате и целый день писала письма, едва прерываясь на еду. Она подняла голову, посмотрела на Кейт долгим взглядом и отвернулась.

— Конечно, Кейт, можешь идти. Счастливо добраться до дома.

Эти слова были наполнены глубочайшим чувством, и Кейт охватило острое сожаление. Леди Ребекка хотела, чтобы она осталась.

Кейт правда хотела остаться рядом с госпожой, но она не могла не пойти к Гаррету — точно так же, как не могла перестать дышать до конца вечера.

— Спасибо, мадам, — пробормотала она. — Надеюсь…

«Надеюсь, Уилли придет к вам».

Леди Ребекка обмакнула перо в чернила и махнула рукой:

— Иди, увидимся завтра.

Кейт сделала реверанс и поскорее, чтобы не передумать, повернулась и пошла по коридору.

Внизу она мимоходом бросила взгляд на кушетку, на которой вчера обнаружила Джона. Она не видела его ни разу за сегодняшний день — возможно, он подался к Уилли, где бы тот ни был.

Черт бы побрал их обоих! Будь она мужчиной, вызвала бы на дуэль и одного, и второго: Уилли за его бессердечное обращение с леди Ребеккой, а Джона… Она задумалась на секундочку, потом кивнула. Да. Джона она бы вызвала на дуэль за его безграничную наглость.

Выйдя на улицу, Кейт бросила взгляд на алеющие в лучах заката облака, тяжело вздохнула, подхватила юбки и бегом помчалась к пруду.

Что-то дернуло Гаррета принести ей ужин.