В разгар веселья из Новгорода прискакал гонец с известием, что, пользуясь отсутствием Мстислава, на княжество двинул свои войска Давыд.

– Беда, князь! – настойчиво говорил гонец. – В городе поднимают голову сторонники Святославичей. Тебе надо немедленно возвращаться!

Перед Полоцком повозку Росавы окружили всадники, стали кричать:

– Кто такая? Куда едешь?

«Разбойники! Пропала я!» – в страхе подумала она, но потом пригляделась, поняла: вовсе не лихие люди, а воины какого-то боярина, может, даже князя, потому что одеты были не в разношерстные одеяния, а в нарядные кафтаны и цветные плащи, под которыми у некоторых виднелись панцири и кольчуги.

– Купчиха я, – сжавшись в комок, ответила она, все еще опасливо поглядывая на разгоряченные лица мужчин. – Еду торговать в Полоцк.

– Откуда едешь? Что за товар? – сыпались со всех сторон вопросы.

Не успела она ответить на них, как перед ней выехал богато одетый всадник и сказал удивительно мягким голосом:

– Как вам не совестно обижать слабую женщину? Видите, как она напугана, а вы стращаете еще больше. Надо сжалиться над беззащитным человеком и помочь чем только возможно.

Росава взглянула на говорившего и была поражена его необыкновенным лицом. Сказать, что оно было добрым, – мало; оно излучало саму доброту. Его большие светло-синие глаза смотрели с такой лаской, что у Росавы пропали все страхи, она выпрямилась и проговорила с благодарной улыбкой:

– Спасибо тебе, добрый человек, за участие в судьбе беззащитной девушки. Дай тебе Бог счастья и благополучия!

– Ты находишься на земле полоцкой, а я князь полоцкий Михаил, – и всадник слегка поклонился Росаве. – Так что можешь ехать спокойно, ты под моей защитой, и тебя никто не обидит.

– Спасибо еще раз, князь. Я очень рада, что встретила тебя и твоих воинов, и уверена, что беспрепятственно доеду до места своего назначения.

– Но почему едешь одна? Разве можно девушке, да еще такой хорошенькой, путешествовать в одиночку?

– Мы отправились вдвоем с братом. Но в пути сучилась беда. Брат заболел и умер. Поэтому продолжать путь пришлось мне одной.

– Ах, какое несчастье, – искренне проговорил Михаил. – Я всей душой сочувствую твоему горю. А кто у тебя остался в Новгороде?

– Никого. Родители давно умерли, я теперь одна на всем белом свете.

– Как тяжело жить, не имея никого из родни! – на глазах князя навернулись непритворные слезы. – Некому рассказать о своих заботах, не от кого услышать доброго слова!

В это время к ним подъехала пожилая женщина, по-видимому, мать Михаила. Одета она была в куртку из плотной ворсистой ткани с золотой нитью и штаны, отороченные серебряной каймой; красный шелковый плащ подчеркивал ее прямой стан и гордую осанку. Она резко осадила своего коня и устремила на Росаву холодный взгляд темно-синих глаз.

– Князь, почему ты задержался возле этой повозки? Нам надо спешить в Полоцк. Разве забыл, что нас ждут гости из Владимира?

При ее появлении лицо Михаила сразу потухло, на нем появилось беспомощное и виноватое выражение, словно у ребенка, застигнутого при совершении какой-нибудь проделки.

– Да, да, я еду, еду, – проговорил он торопливо и поскакал вперед. Росава глядела ему вслед, и ей показалось, что сидит он в седле как-то неловко, чуть скособочившись, подпрыгивая и мотая головой. Следом за ним, даже не взглянув на нее, устремились его мать и дружинники.

Отряд воинов скрылся в лесу, а она еще продолжала думать о князе. Перед ней стояло его лицо с большими синими глазами, в которых застыло детское выражение. «Он большой ребенок, – с теплотой думала она о нем, благодарная за его заступничество. – С его непорочной душой, наверно, трудно править княжеством. Впрочем, он, как видно, и не правит. Вместо него всем руководит мать».

С такими мыслями въехала Росава в Полоцк. На высоком холме, омываемом реками Двиной и Полотой, раскинулся Верхний город, его защищали каменные стены и башни; к нему примыкал Нижний город с домами ремесленников и просторной рыночной площадью. На ней она и остановилась, прикидывая, к кому бы обратиться, чтобы снять на время торговли жилье.

В это время к ней подскакал дружинник и передал приказание князя прибыть во дворец. У Росавы упало сердце: значит, стало известно, что товар чужой, а ее хотят привлечь к ответственности за убийство купца. Сначала она хотела бросить повозку и бежать куда глаза глядят, но потом поняла, что бежать-то некуда, она не в лесу, где можно легко спрятаться, а находится в городе, ее схватят в любой момент, потом не отвертеться. Нет, придется ехать и объяснить, как все произошло, может, поверят...

Князь стоял на крыльце. Едва завидев ее, кинулся навстречу, помог сойти с повозки, взял за руки и стал смотреть в ее лицо, восторженно и восхищенно говоря:

– Как я рад, что снова встретил тебя! Я все глаза проглядел, не отходя от окна. Верилось и не верилось, что ты согласишься посетить мою обитель. Пойдем же со мной во дворец. Там уже накрыт стол в твою честь. Моя мама будет так рада тебя видеть! Скажи‚ как тебя зовут?

Она назвалась.

На втором ярусе в чистой светлице стоял небольшой стол с яствами и питьем. Во главе его восседала княгиня.

– Мама! – восторженно воскликнул Михаил. – Посмотри на нее, как она прекрасно выглядит после столь долгого пути! И зовут ее очень красиво – Росавой!

Княгиня смерила Росаву суровым взглядом, поджала толстые губы и ничего не сказала. Росава внутренне сжалась, уже проклиная себя, что согласилась приехать во дворец. Впрочем, был ли у нее выбор?

Михаил между тем усадил ее за стол, сам сел рядом, стал подкладывать ей кушанье за кушаньем, нахваливая их без меры:

– Вот студень отменный, только вчера сваренный! Повар у нас превосходный, такой умелец, он и ухо свиное положит, и курочки немного, и кусочек свиной головы не забудет! Не студень, а настоящее объедение! Или вот рябчики, тетерева и куропатки, приправленные молоком, а эти жаренные со сливами... Рядом стоит блюдо с гусем, начиненным гречневой кашей, с говяжьим салом...

– Право, князь, я не стою твоего внимания, – пыталась отговориться Росава, совершенно обескураженная таким приемом и неловко чувствуя себя под взглядом его матери. – Я совершенно сыта, только что в дороге перекусила...

– Что можно в дороге съесть? Солонину с черным хлебом и водой холодной запить? А здесь и шти с курицей, забеленные сливками, и икра паюсная...

– Михаил, сядь прямо и оставь девушку в покое, – строго сказала княгиня. – Пусть она поест спокойно, ты ей мешаешь. Она сама выберет еду по своему вкусу.

Михаил оборвал себя на полуслове, сел на стул и положил руки на стол, как малое дитя, только краем глаза продолжал наблюдать за Росавой. Она пододвинула к себе глиняную чашку, взяла деревянную ложку и, откусывая маленькими кусочками ржаной хлеб, стала хлебать шти. Они были наваристые, с большим количеством мяса и показались ей очень вкусными. Она съела всю чашку и, сытая, блаженно откинулась на спинку стула, ее сразу потянуло в сон.

– А вот еще пирожок с осетриной, – начал было Михаил, но мать тотчас осадила его:

– Сиди смирно! Сегодня ты не в меру разбаловался!

«Что уж она его одергивает, будто ребенка? – внутренне возмущаясь, подумала Росава. – Все-таки он князь, и не мальчишка какой-нибудь, хоть и сын ее!» Росаве он показался таким милым и обходительным, что она решила тут же отблагодарить:

– Спасибо, князь, за угощение. Все было таким вкусным, что у меня слов не хватает для благодарности. И тебе, княгиня, спасибо. А теперь пора и честь знать. Я должна где-то устроиться на ночь.

– И не думай! Останешься во дворце. Комнат свободных у нас предостаточно. Правда, мама?

Лицо княгини передернулось, но она пересилила себя и ответила:

– Сегодня поздно искать пристанища. Пусть слуги отведут ее в баню, а потом и приготовят для нее светлицу, ту, что окнами выходит на восход.