– Там разрытая земля. Червяки.

– Червяки. Да. Вот послушай, как все было на самом деле.

– Светляки.

На Экбе содержание кислорода в воздухе превышало двадцать процентов, и люминофор на стенах быстро выгорал. Флуоресцентная лампа под потолком нервно помаргивала, реагируя на всплески электромагнитного излучения из-за изгороди. По чести, давно пора было эвакуировать эту базу пока и ее не сожрал зарождавшийся за периметром чужой мир.

– Что вы знаете о светляках?

Рюноскэ качнул лампу в последний раз и аккуратно поставил ее на столешницу.

– Были раньше такие штучки на транзисторах. Они назывались приемниками. Бывало, подкрутишь ручку и слушай музычку. А еще лучше – хватай первую же сисястую телку в баре и пускайся в пляс.

Марк пожал плечами. Ничего нового странный мертвец ему не сообщил.

– Мы знаем, что светляки передают сигнал Плясунов. Мы пытались его погасить, перехватить, модулировать. Даже ловили что-то на инфразвуке, но оно тут же… ускользало.

Неприятное воспоминание о рыбьих кишках заставило Салливана поморщиться.

– Говорила овечка с волком…

Марк вздернул голову и угрюмо уставился на Рюноскэ. Тот, похоже, искренне забавлялся.

– Чему вы радуетесь, Джек? Вас не пугает мысль о гибели человечества?

– Да я сам кого хочешь напугаю, – ответил Джек.

– Дьявол, говорю, перекинулся в серебряную монетку, но ни в какой кошелек он, конечно, не полез, поскольку был не дурак. Очень не дурак этот самый дьявол…

Ворон распростер крылья на весь обзорный экран. Его белая облачная манишка вскипала на севере грозовыми фронтами, а на юге дымка была нежна и прозрачна. Джек ткнул пальцем в экран, и кораблик послушно нырнул по широкой дуге к югу.

– Джек пошагал в деревню, где его уже поджидали односельчане с хорошими такими вилами. Джек шел и думал, а думал он о том, какой он ничтожный, Джек, человечишко, и что хорошо бы закинуть монету в колодец, и о том, что в кошельке его лежит крест. Не серебряный, конечно. Деревянный. Но и того бы хватило. И задумался Джек так глубоко, что и не заметил, как уткнулся прямиком в кулак Рыжего Вилли. А Вилли работал в кузне, и кулачищи у него были, что твои кувалды. В общем, Джека знатно измордовали. И, понимаешь, ему стало обидно. Не за то, что его отколотили. Нет. Но, понимаешь, вот заходишь ты в пивнушку. Там сидят все эти… со знатными кулаками. Рожи красные, пиво рекой течет. А ты весь синий, трясешься, как припадочный, у тебя сушняк второй день, и тебе бы стакашечку пропустить… один стаканчик. И впадлу просить, но губы уже сами, проклятые, в трубочку складываются и ноют: «Люди добрые, соседи». И вот встает такой кузнец. Встает, ширинку расстегивает и ссыт в пивную кружку. Щедро так ссыт, потому что пинт десять уже вылакал. И говорит тебе, душевно так: «Слышь-ка, Джек. Ты вот то, что в кружке, выпей – и тогда, так и быть, будет тебе рюмашечка за мой счет». И все ржут. Как они ржут. Они умеют ржать… И вот лежит этот самый Джек, в юшке и блевотине. Соседи над ним хлопочут. Особенно кузнец и особенно по ребрам. И думает Джек: «А и вправду – пошли вы все к дьяволу». И достает монетку. И отдает ее… ну, допустим, кузнецу. И встает, кое-как кровь утирает и хромает себе прочь. И назад не смотрит.

Марк, сощурившись, вглядывался в лицо Рюноскэ. Если этот человек и вправду верил, что говорит о себе, – он совершенно чокнутый, и миссия их, скорее всего, обречена. Но от Рюноскэ не тянуло безумием. Было то же, что и в первую минуту, там, на Экбе – шелест осенней листвы, тоскливая песня болот, изморось на сухих и ломких стеблях. Неожиданно Салливан вспомнил, что так пахло. Этой безнадегой несло от дедовского дома, что в старом городишке Фанор на западном побережье Ирландии. С одной стороны от дома хрипело вечно хмурое море, а с другой раскинулась серая пустошь с холмами. Вечерами, разведя огонь в очаге (да, вот он, запах торфяной гари), дед всегда закрывал ставни выходящего на пустошь окна. «Зачем, деда?» – спрашивал Марк. «Затем, чтобы жители болот не тянулись на наш огонь», – отвечал дед.

Марк положил подбородок на сцепленные кисти рук и уставился прямо в глаза Джека. Тусклые черные глаза без малейшего проблеска бесовских огней.

– Вы сами пришли ко мне. Принесли свою дурацкую тыкву. Значит, вам есть что сказать. Вы знаете, как договориться с Плясунами?

– Все дело в том, что тебя неправильно учили, Марк.

Впервые Рюноскэ назвал его по имени.

– Ты похож на глупую девчонку, которой сказали, что можно договориться с маньяком. Девке внушили в школе, что в любом деле можно достичь компромисса. Достаточно мило улыбнуться, слегка раздвинуть коленки и упомянуть любимого котенка, добрую старенькую бабушку и какой-нибудь там Звезднополосатый Флаг. Девка не понимает, что один запах ее подмышек сводит маньяка сума.

– Вы хотите сказать, что поговорить с ними можно – они просто не станут слушать?

– Я хочу сказать, что бесполезно трепаться с маньяком, когда у тебя так вкусно пахнут подмышки.

Марк скривил губы. Его в школе учили совсем другому, но…

– Я понял вашу мысль, можете не продолжать. Что же вы предлагаете?

– Где моя сигарета?

Марк вытянул одну сигарету из пачки и кинул Джеку. Тот ловко перехватил подачку. Если бы Рюноскэ был жив, при легком нажатии на фильтр сигарета бы зажглась. Но, судя по всему на мертвецов сенсор не реагировал. Джек поднес свою тыкву к лицу и умело прикурил и только затем ответил:

– Я могу тебе помочь. Так получилось, что у меня есть собственный приемник. И на нем играет совсем другое радио… Надо только слегка подкрутить ручку настройки.

– Вы можете заглушить Плясунов? Сбить их ритм?

– Я могу его перестроить, – сказал Джек. – Тебе понравился мой танец, Марк?

Людям нужно доверять, говорил отец Франческо. Люди – это источник информации и больших неприятностей, утверждал будущий генерал Висконти. Люди – это марионетки, шептало Марку отражение в зеркале, особенно по утрам, когда он просыпался в одиноком гостиничном номере – на Земле, на Луне-2, на Висле и Терре. Люди – марионетки, а ты – кукловод. Шепот отражения утешал, но здесь, на Экбе, он сделался противен Марку. Может быть, потому, что за пятиметровым забором миром заправляли куда более искусные кукловоды.

Самым сложным было заставить себя поверить Джеку.

По части веры Марк никогда не числился среди лучших учеников, хотя и преуспел во всем остальном.

И сейчас, глядя на серощекого – мертвого – человечка с нелепой тыквой, в маленькой комнате, где свет мигал и тускнел с каждой минутой, Марк принялся считать. Это всегда помогало.

Раз – Джек Рюноскэ врет. На самом деле он агент Плясунов. Доверившись ему, Марк погубит и человечество, и себя… Да нет, и так все погибнет. За оставшееся время им не расколоть код Плясунов, они даже не могут найти нужную частоту.

Два – Джек Рюноскэ несет околесицу. Это станет печальным концом быстрой и успешной карьеры Марка, но какая сейчас, к черту, карьера?

Три – Джек говорит правду и знает, что делает. А такой шанс есть. Он не похож на остальных мертвецов. В нем нету тягучего и странного ритма. И он сумел пробить защиту Марка – а это не удавалось даже монсеньору Висконти, не в последние пятнадцать лет.

Остается два вопроса.

– Остается два вопроса, – вслух повторил Марк. – Что я должен сделать? И почему именно я?

Рюноскэ ответил с неожиданной серьезностью:

– Ты, инквизитор, сильно мне задолжал. А я сильно задолжал тебе. Ты – мне, я – тебе. Так уж получилось. А теперь гони сюда всю пачку.