– Все когда-нибудь умрут. И, пожалуйста, не называйте меня инквизитором. Вы ведь знаете – я нейролингвист. Специалист по невербальным коммуникациям.

– Ты специалист по допросам. Не стоит стесняться. В мои времена твоя профессия была в цене. Ты пользовался бы ба-алышим успехом.

И, после паузы, совсем уже непонятно закончил:

– А может, еще и будешь.

Марк мог бы поинтересоваться, какие именно времена имеются в виду, но сдержался. Ответа он бы все равно не получил, а личное дело Джека успел изучить вдоль и поперек. Если верить этому документу, Джек родился тридцать пять лет назад в префектуре Шинагава, Токио. Еще в файле утверждалось, что Джека Рюноскэ расстреляли, но не за дезертирство, как тех двоих, а за убийство и шпионаж. И случилось это не на Экбе, а на Риньете, в двадцати световых годах дальше от Земли. А за день до того, как Марк спешно покинул Экбу, пришли разведданные с Талассы и с Гектора, от которых до Земли вообще рукой подать. Кольцо Плясунов сжималось, и именно поэтому у Марка Салливана, нейролингвиста и инквизитора, не осталось такой роскоши, как право на сомнение.

Пока разбушевавшегося инженера Андерсена ловили грависетью, Марк вышел на свежий воздух покурить. Подмораживало. Иней блестел на верхушке пятиметровой стены, отделяющей базу от всей остальной планеты. Иней колко поблескивал в свете прожекторов, и неожиданно Марку захотелось подняться на сторожевую вышку и посмотреть, что же творится там, снаружи. Он знал, что не увидит ничего, кроме клубящегося тумана и мерцающих в нем огоньков. Шахты и завод по переработке руды давно исчезли, их проглотила едкая слякоть, с каждым днем подползающая все ближе к базе. Отправленные туда команды роботов-пехотинцев и платформы с нафтой исчезли навеки, вакуумные бомбы не взорвались, а ядерная бомбардировка доказала свою неэффективность еще на Риньете. Ни электромагнитные волны, ни гравитационный пресс не остановили Плясунов. Все проваливалось в эту туманную взвесь, как в черную дыру, – и хорошо еще, что дыра не выплевывала армейские сюрпризы обратно.

Салливан сплюнул кислую от табака и кофе слюну, передернул плечами и уже шагнул к забору, когда сзади хлопнула дверь. Марк обернулся. Полковник Питер Нори, начальник разведки базы, а проще командир летучего егерского отряда, до недавнего времени занимавшегося отловом мертвецов.

Полковник зябко поежился и тоже вытащил из кармана сигареты. Вспыхнул оранжевый огонек, и в его свете морщины, бегущие от носа Нори к уголкам рта, показались особенно резкими.

– Как вы думаете, капитан, что они делают?

Марк сдержал усмешку. Военным он не был, но вместе с заданием получил все необходимые удостоверения. Понятно, среди армейских лучше выглядеть своим. Другое отношение. В ордене его чин равнялся, пожалуй, лейтенантскому – вот такое получилось неожиданное повышение.

– Кто, Плясуны?

Полковник кивнул.

– Что они делают, как раз очевидно. Они терраформируют.

– Терраформируют?

Нори покачал головой и раздраженно добавил:

– Так у вас в штабе называют это?

Полковник ткнул пальцем в сторону изгороди. Марк коротко взглянул туда, где над блестящей кромкой стены туманное облако жрало звезды.

– Мы строим купола и сажаем оксигенный бамбук. Они выдергивают из земли наших мертвецов и пускают их в пляс. На первый взгляд, ничего общего, но если бы на это смотрел кто-то выше и их и нас… в сущности, та же возня.

Тут Марк хмыкнул, и армейский немедленно ощетинился.

– Вы видите в ситуации что-то смешное?

– Да нет, просто вспомнил. Мой отец был палеоэтнографом… редкая сейчас профессия. Они с дедом спорили часами. Отец утверждал, что во всех дедовских побасенках о Маленьком Народце есть зерно истины. Что, мол, это эхо от эха воспоминаний о цивилизации, предшествовавшей человечеству и благополучно вымершей. Деда, а он был историком литературы и фольклористом-любителем, от такого прозаического взгляда на тайны фейри чуть кондрашка не брала. В ход шли Эннис, Бриггс и Крофтон Крокер, а однажды дед даже запустил в папашу бутылкой виски…

– И что же?

– А то, дорогой мой Нори, что наши зеленые огоньки – рядовой состав, если я не ошибаюсь, окрестил их светляками, – так вот, они как две капли воды похожи на уилл-о-уиспы, болотные огни из дедовских рассказов.

– Вы хотите сказать, что мертвяков заставляют плясать феи?

– Нет. Я хочу сказать, что все в этом мире – только вопрос терминологии.

Полковник снова поежился, но на сей раз не от холода. Он пристально уставился на Марка поверх затухающего сигаретного огонька.

– Я знаю, Салливан, кто вы такой.

– И кто же я, по-вашему, такой?

Неожиданно полковник ухмыльнулся.

– Наш новый клиент называет вас инквизитором.

– Новый клиент?

– Ага. Старого мы слегка повредили сетью. Но этот типчик что-то особенное. Он вам понравится.

Нори сделал паузу, ожидая, что Марк проявит любопытство, однако Марк любопытства не проявлял. Военный разочарованно скривился и договорил:

– Над этим субъектом нет никакого огонька. И он вполне вменяем.

– Ого, что-то новенькое.

На самом деле никакого оживления Марк не испытывал, но энтузиазм воякам по душе. Нори довольно хмыкнул.

– И еще какое. Начать с того, что он заявился к нам сам и сначала потребовал сигарет, а затем вас.

Джека Рюноскэ расстреляли на Риньете за военный шпионаж и убийство вышестоящего офицера. Формулировка заставила Марка улыбнуться. Можно подумать, что убийство низшего по чину – пустяк, не стоящий трибунала. Итак, майора Джейкоба А. Рюноскэ расстреляли честь по чести и похоронили на военном кладбище в Асунсьоне. Через три дня на планету явились Плясуны, и кладбищенская земля зашевелилась. Через четыре дня Джека засекли с отплясывающими мертвецами. Через пять танцоров обработали напалмом. Останки идентифицировали, и, что самое интересное, Джек Рюноскэ среди них обнаружился. А еще через два месяца покойный майор Рюноскэ заявился в лагерь морпехов на Экбе и потребовал пачку сигарет. Он курил «Мальборо».

Шагнув за вторую дверь, Марк столкнулся со взглядом черных, чуть по-восточному раскосых глаз. На сидевшем за столом не было наручников. Бледное с желтизной, острое лицо, в котором гэльская кровь явственно преобладала над японской. Он показался бы живым, если бы не синеватые тени на щеках и не медицинский рапорт, который передал Марку полковник. Рапорт, кстати, однозначно подтверждал, что их гость – тот самый Джек Рюноскэ, расстрелянный убийца и предатель.

Марк сделал еще шаг. Его не встретила ни привычная уже водяная вязкость, ни рыбьи кишки, ни чужой застекольный гул. Но и яркого цветения эмоций, жужжания беспокойных мыслей тоже не было. Салливан услышал шорох, шелест, подобный шелесту сухих осенних листьев. Шаг. Скрежет льдинок по торфяной кровле, поскребывание голых ветвей под ветром… Шаг. Марка потянуло вперед, туда, где мигал и манил огонек в окне заброшенного дома…

Глуховатый голос разбил иллюзию вдребезги. Обескровленный свет камеры резанул по глазам.

– На твоем месте я бы не стал этого делать, Салливан, – мягко проговорил сидевший за столом человек. – Оттуда можно и не вернуться.

– Откуда вы знаете мое имя? – глупо спросил Марк.

Это был первый глупый вопрос, заданный им за очень долгое время, – первый и отнюдь не последний.

– Я знаю многое, инквизитор, – спокойно ответил тот, кто назвался Джеком Рюноскэ. – Многое, хотя и не все. А чтобы ты мне поверил, я кое-что тебе покажу.

Рюноскэ нагнулся и вытащил из-под стола обыкновенную тыкву. В боку тыквы было прорезано маленькое окошко, и в оконце этом мигал огонек – уголек или свеча.

– Я поражен и очарован, – угрюмо сказал Марк. – Как вам удалось это сюда протащи…

И осекся. В глазах смотревшего на него человека мерцали зеленые огоньки.

Когда они вывалились из безвременья червоточины и в глаза ударили звезды – о, эта искрящаяся, избыточная щедрость торможения, белый свет в конце туннеля, рассыпающийся на отдельные огни, – так вот Марк думал о Флоренции. О свинцовом течении реки Арно, о брусчатке мостовой и стершихся от времени клыках бронзового вепря. Марк редко вспоминал своих родителей. Они погибли, когда плазменная бомба превратила дублинский супермаркет в озеро кипящей лавы. А семилетний Марк очень удачно потерялся тогда, очень удачно его ладошка выскользнула из твердой ладони отца, и крутящаяся стеклянная дверь – дань позапрошлому веку – очень удачно вынесла его на улицу. Потом-то Салливан осознал, что никакой это не было удачей. Просто впервые проснулось его верхнее чутье, уловило оттенок тревоги, суетливые мысли человека в желтой куртке, спешащего к выходу… делайте покупки в сети, господа.