Однако Хелен вынуждена была признать: он ей не нравился. И никто другой, кстати. И уже очень давно…

Хелен беспокойно шевельнулась и быстро выбросила эти неприятные мысли из головы. Чтобы отвлечься, она заставила себя заговорить с Грэгом на нейтральную тему.

— Как ты думаешь, какая сегодня будет повестка?

— У нас с прошлого месяца осталось несколько вопросов, которые требуют обсуждения, — с энтузиазмом откликнулся Грэг и свернул на дорогу, ведущую к центру города. — Я слышал, кое-кто предлагает пикетировать здание городского совета из-за новой системы канализации. Должен сказать, я считаю такое поведение недопустимым.

Она подняла брови.

— А, по-твоему, сопротивляться следует пассивно?

— Разумеется, нет. Но я не вижу смысла в таких вызывающих акциях. Ведь есть же другие, так сказать, более цивилизованные способы, добиваться своего. Люди не одобряют всякие сборища и пикеты. Что ты думаешь, Хелен?

Она закусила губу. Люди в Кемпси жили по-разному, и Хелен вовсе не собиралась порицать их образ жизни. Она искоса взглянула на Грэга, который неодобрительно поджал губы.

— Я считаю, каждый имеет право высказаться в надежде, что с его мнением будут считаться, — осторожно заметила она.

— Но ведь есть легальные пути. Так неприятно видеть все эти демонстрации.

Хелен вздохнула. У нее не было ни сил, ни желания спорить с Грэгом.

— Я понимаю, что сравнительно недавно здесь обосновался, — продолжал он, — но я выбрал этот тихий прелестный городок именно потому, что здесь нет шума и гама, как в других местах.

— Кемпси действительно спокойное место. — Хелен смотрела на скромные дома вдоль улицы, по которой они ехали. Она обожала городок с его устоявшимся образом жизни.

— Я видел, как Джейми сегодня утром катался на велосипеде по пляжу, — сменил тему Грэг.

— Сейчас езда на велосипеде — его всепоглощающая страсть, — задумчиво ответила Хелен, вспомнив рассказ сына о большом белом доме. — А, как сейчас дела с недвижимостью? — спросила она по возможности равнодушно.

— Не жалуюсь. Я продал дом Рассела сыну Джеффри Дадли. Он в конце года собирается жениться и к свадьбе хочет его переделать.

— Очень мило. — Она перевела дыхание. — Джейми сказал, что в большом белом доме полно рабочих. Его тоже продали? — Она не сумела скрыть волнение, но Грэг, казалось, ничего не заметил.

— Ничего об этом не слышал, а я обязательно знал бы. Разве, что его продали частным образом. Но если рабочие уже приступили к переделке, значит, продажа состоялась несколько месяцев назад.

Он подтвердил ее худшие опасения, и Хелен ощутила холодок в душе. Она и так знала, что Грэг обязательно был бы в курсе, если бы дом продали. И непременно упомянул бы об этом. В маленьком городке все друг о друге знали. Продажа такого большого дома поставила бы на уши весь город. А означать это могло лишь одно…

— У него ведь хозяин американец? — отвлек ее от печальных мыслей Грэг, и она кивнула.

— Да. Эшли Уоррен.

— Уоррен? Тот самый? Глава большой американской брокерской фирмы?

— Что-то вроде этого, — осторожно ответила Хелен. — У него сеть финансовых консультаций. И много других фирм. Занимается он и добычей угля, и недвижимостью.

— Кто-то мне говорил, что у него даже есть киностудия. Это так?

— Да. Маленькая. Думаю, у него это вроде хобби. — Или грандиозный подарок для возлюбленной дочери, прибавила про себя Хелен, почувствовав, как пробуждается давно заснувшая боль. Она решительно задвинула эти мысли в самые темные, наполненные болью уголки мозга. Нельзя позволить себе все снова вспоминать. Не сейчас.

— Ничего себе хобби! — Грэг свернул на парковку за зданием, где должно было состояться собрание. — Сколько же ему лет? В смысле, у него есть семья? И почему он никогда сюда не приезжает?

— У него есть дочь, — бесстрастно сообщила Хелен. Что подумает Грэг, если она поведает ему всю историю?

— Везучая девушка. Где бы мне с ней познакомиться? — Грэг рассмеялся, вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть дверцу Хелен.

К счастью, их тут же окружили люди, тоже направляющиеся на собрание, так что ей не пришлось мучиться над ответом.

Зал, где проводилось собрание, был сырым и старым, сидеть было неудобно. Однако народа собралось предостаточно, несмотря на все эти неудобства. Усаживаясь рядом с Грэгом в одном из первых рядов, Хелен подумала, что, какими бы скучными ни были эти собрания, озабоченных граждан всегда на них хватало.

Бретт, председатель, постучал карандашом по стакану, и собрание началось. Дискуссия еще толком не развернулась, а Хелен уже не могла сосредоточиться.

Она снова вспомнила рассказ Джейми насчет ремонтных работ в большом белом доме. Эшли Уоррену, хозяину дома и другу отца Джоса, сейчас лет шестьдесят, так что он, возможно, уже отошел от дел. Может быть, ему захотелось вернуться в Кемпси? Эта мысль вызвала новое беспокойство.

А что, если и его единственная дочь последует за ним?

И его зять…

— Я не собираюсь ввязываться в марш протеста, — услышала она тихий голос Грэга.

Хелен виновато подняла голову, стыдясь своей невнимательности.

— Уверена, до этого не дойдет, — начала она, не имея ни малейшего представления о том, что вызвало недовольство Грэга.

— Вероятно, это несколько преждевременно, — прозвучал низкий голос в конце зала.

К первым рядам широкими шагами приближался высокий темноволосый мужчина, бесшумно ступая кроссовками по пыльным доскам пола. На нем были обтягивающие джинсы и простая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Золотые часы на запястье сверкали под ярким светом ламп. На той же руке на безымянном пальце поблескивал золотой перстень.

Все это Хелен отметила бессознательно. Окаменевшее тело отказалось реагировать. Если бы она была одна, то, услышав знакомый голос и увидев такое знакомое и одновременно чужое лицо, затряслась бы, как былинка. Или грохнулась бы в обморок. Но она не сделала ни того, ни другого.

В этот момент толпа расступилась, и их глаза встретились — темно-карие с испуганными зелеными. Сердце Хелен бешено заколотилось.

Хелен хотелось только остаться одной, в тишине, попробовать взять себя в руки. За эти несколько секунд вся жизнь промелькнула у нее перед глазами, со всеми радостями и горестями, успехами и тем, что она считала неудачами.

Она снова была маленькой девочкой из Сиднея, растущей под любящим крылышком заботливой матери. И вот ей уже двенадцать, она сирота, и ее отправляют к Меган Уэйд, крестной матери, которую она едва знала. Так, она попала в незнакомую семью, состоявшую из Меган и ее сына Иана. И племянника Меган — Джоса.

Она хорошо помнила тот миг, когда впервые увидела Джоса Уэйда. Он настолько врезался в ее память, что затмил все впечатления от прелестного маленького городка Кемпси и от встречи с Меган и Ианом. Воспоминания о нем все еще мучили ее.

Она жила с Меган и ее пятнадцатилетним сыном Ианом уже неделю, когда вернулся после школьной экскурсии в Мельбурн племянник Меган. Но за эту неделю она наслушалась о нем всякого.

Меган открыто обожала его, а если верить всему, что рассказывал Иан, то его двоюродный брат был просто божеством. В школе он был первым, в спорте достиг невиданных высот. Словом, Джос был просто идеалом с любой точки зрения.

Как рассказали Хелен, он жил с овдовевшим отцом в коттедже, через несколько домов от дома Меган. Отец Джоса и покойный отец Иана были братьями, так что, по словам Иана, он считал Джоса родным братом, а не кузеном.

В те далекие дни, до встречи с Джосом, Хелен поняла, что Иан нисколько не завидовал своему идеальному кузену, и это говорило в его пользу.

Джос зашел к ним сразу же, как вернулся из Мельбурна. Иан говорил, что Джос не слишком ладит с отцом. Позднее Хелен узнала Теренса Уэйда. Он был холодным, угрюмым человеком и никого не подпускал к себе близко, включая сына.

И вот Джос появился.