— Собирайся, — напомнила она. — Скоро ужин.

Когда Одри и Эвелин, принарядившиеся к ужину, вошли в столовую, они переглянулись и шутливо приложили ладони к ушам. Возбужденные голоса гудели в воздухе, как пчелы на пасеке: студенты знакомились друг с другом, обсуждали выставку и свои шансы на победу в конкурсе. Остальные постояльцы отеля переглядывались и спрашивали друг у друга, почему здесь так много молодежи.

— Что случилось, дорогой? Сегодня какой-то концерт? — по-английски спрашивала туристка средних лет своего дородного мужа, задумчиво листающего меню.

— Это художники, милая. Юные дарования. — Почтенный супруг указал на большой плакат, гласящий: «Добро пожаловать на Ежегодную студенческую выставку».

— О, как интересно! — оживилась женщина. — Мы обязательно должны туда сходить.

— У нас будет последняя возможность это сделать, — подметил наблюдательный супруг. — Посмотри на дату: завтра выставка уже закрывается.

Девушки подошли к столику, где их ждал отец Эвелин.

— Папа, познакомься. Это моя соседка по номеру, Одри Дюшансе. Одри, это мой папа, мсье Маршаль.

Одри поздоровалась с мсье Маршалем и заняла свое место за столом.

— Мы так волнуемся, — признался отец Эвелин. — Мы так готовились к этому конкурсу! Мне пришлось задолго забронировать номер, чтобы поселиться в этом же отеле. Жена, наверное, не сможет сегодня уснуть, так переживает за Эви. Уже два раза звонила в отель, спрашивала, как мы.

Официант принес ужин, но мсье Маршаль едва притронулся к еде, так он был взбудоражен.

— Я даже не смог толком посмотреть всю экспозицию, — продолжал он. — Все время стоял у картины Эви.

— Папа, ты напрасно так волнуешься, — вмешалась Эвелин. — Подумаешь, еще одна выставка. В прошлом году я тоже приезжала на нее, никаких мест не заняла, ну и что? Мир от этого не рухнул. — Эвелин по возможности безразлично пожала плечами, хотя было видно, что она тоже с нетерпением ждет завтрашнего дня.

— А вы, Одри? Тоже, наверное, ждете не дождетесь финала? — поинтересовался мсье Маршаль. — Кстати, как вам понравилась выставка?

— Должна признаться, я ее еще не видела, — покаялась Одри. — Я не была на открытии, а сегодня слишком поздно приехала. Планирую отправиться туда завтра.

— Мы тоже хотим прийти заранее, — сообщила Эвелин. — Еще раз как следует все посмотреть.

Одри подумала, успеет ли Жюльен приехать достаточно рано, чтобы побродить с ней вместе по выставке. Она вспомнила, как блестели его глаза, когда она показывала ему свои работы. Ей хотелось снова разделить с ним эту радость. Он умеет ценить красоту, а она умеет радоваться его радости… Если только эта радость не вызвана близостью другой женщины.

Но теперь Одри знала наверняка: завтра Жюльен будет один. Больше никаких девушек в их совместных поездках, обещал он. И Одри верила, что он сдержит свое слово.

После ужина Эвелин и ее отец отправились звонить домой, в Марсель. Одри вышла из отеля и медленно, с удовольствием вдохнула свежий вечерний воздух, словно сделала глоток вина. Ах, если бы дела не задержали Жюльена в Париже! Они могли бы прогуляться по закатной Ницце, неторопливо спуститься по мраморной лестнице к пляжу, разуться и босиком пойти по медленно остывающему песку.

Держаться за руки и не думать ни о чем, наслаждаться жизнью и не ждать завтра, идти и грезить наяву. А когда надоест идти, остановиться, привстать на цыпочки и тихонько поцеловать смуглую, соленую от морских брызг щеку любимого. Нежно. Легко. Естественно. Как дуновение ветра.

На этот раз он не отвернется, хотелось верить Одри. Он все поймет и примет. Он почувствует, что настала пора забыть свои страхи и ответить на ее любовь.

И тогда время безответности кончится, как заканчивается тяжелый сон, и наступит пробуждение. Пробуждение чувств, которого она так долго ждет.

Одри настолько ярко представила, как это было бы прекрасно, что поневоле сделала несколько шагов к лестнице, ведущей на пляж… И тут же была атакована стайкой молодежи.

— Привет!

— Ты тоже на выставку?

— А ты откуда?

— Как тебя зовут?

Одри едва успевала отвечать на вопросы веселых студентов, запоминать имена, реагировать на шутки…

— А мой младший брат пытался отправить на выставку картины нашего кота, — сообщил пухлый мальчик в желтой футболке и с красной косынкой на шее. — Но их почему-то не взяли.

— Ваш кот пишет картины? — Одри улыбнулась и вопросительно изогнула бровь.

— Ага. Он работает в жанре абстракционизма. Мы обмакиваем его лапы в краску и возим ими по холсту. Потом отпускаем, он пробегает и оставляет свои отпечатки — это его подпись.

— И как кот на это реагирует? — спросила Одри, давясь от смеха вместе со всеми.

— А что, нормально реагирует, — невозмутимо пожал плечами рассказчик. — У него нордический характер. Когда мы были маленькие и глупые, мы привязали ему к хвосту гирлянду из консервных банок. А он, вместо того, чтобы удирать, просто лег и уснул. Даже храпел немного.

Компанию сотряс новый приступ хохота.

Одри удобно устроилась на широких перилах лестницы. Студенты продолжали рассказывать разные истории, кто-то уходил, кто-то приходил, приводя с собой знакомых. Многие обменивались адресами и телефонами, чтобы обязательно, обязательно встретиться, хотя понимали, что скорее всего забудут друг друга через неделю. Одри тоже сунули целый ворох листочков — кого-то из адресатов она успела запомнить, кого-то — нет.

Стемнело, зажглись фонари. Но никому не хотелось расходиться. Рядом с Одри оказался красивый юноша с длинными волосами — кажется, тот, на кого залюбовалась из окна Эвелин.

— Ты красивая, — серьезно сказал он. — Мы тут собираемся пойти посидеть в баре. Пойдешь с нами?

Еще недавно Одри согласилась бы, не раздумывая. Она никогда не упускала случая познакомиться с новыми людьми. Но слишком живы были воспоминания о Бюване, к тому же она прекрасно помнила обещание, косвенно данное Жюльену.

— Извини, но мне пора, — улыбнулась она. — Устала с дороги.

— Ну как знаешь, — разочарованно протянул ее собеседник. — Передумаешь — приходи, мы будем вон там, видишь, вывеска светится? — И он поднялся с парапета.

Прежде чем уйти, Одри пожелала всем спокойной ночи. Хотя она понимала, что они с Эвелин, пожалуй, единственные из студентов, кто будет спать в эту ночь.

— Одри, вставай! — пропела Эвелин. — Нас ждут слава и почет.

Одри зажмурилась от яркого солнца, бившего в глаза: Эвелин уже раздернула шторы.

— Вставай-вставай! Завтрак через полчаса! — не унималась соседка.

— Как через полчаса? Я не успею вымыть голову. — Глаза Одри моментально раскрылись.

— Ты вечером ее мыла, чистюля, — рассмеялась Эвелин.

— Честно говоря, мне о еде даже подумать трудно, — призналась Одри, нашаривая ногой домашнюю туфлю, спрятавшуюся под кровать. — Кажется, теперь и я начала волноваться.

— Тогда чашка горячего кофе тебе тем более не повредит. — Эви села перед зеркалом и занялась макияжем.

Одри умылась, надела короткие белые брючки и незабудковый топ, собрала волосы под заколку. Макияж она сделает накануне вечера, а пока ей хотелось простоты и естественности.

— Ой, Одри, я тебе даже немного завидую, — призналась Эви, наблюдая за соседкой. — С твоим шармом можно одеваться совсем скромно, а на тебя все равно будут оборачиваться. Что же будет, когда ты вечернее платье наденешь?

После завтрака Одри, Эвелин и мсье Маршаль поехали в выставочный центр. У входа их пути разделились: Эвелин хотела еще взглянуть на выставку китайского фарфора.

Одри быстро нашла нужный зал и пошла вдоль бесконечного ряда картин и рисунков, улыбаясь и хмурясь, вежливо обходя других посетителей, но почти не замечая их. Вот этот солнечный натюрморт так хорош, что она расцеловала бы его автора. А здесь она бы добавила немного сурика, чтобы выразительнее подчеркнуть складки драпировки…