— Я, крошка. — Грубый голос Марино на пару с хриплым ворчанием его крупного автомобиля наполняют гостиную.

— Брр. Если он еще раз назовет меня «крошка», я его прикончу. — Анна вскидывает руки.

Проходит к двери, и вскоре в гостиную заваливается Марино. Он, видно, настолько спешил, что не потрудился надеть пальто — так и примчался в сером трико и в кроссовках. Онемел от изумления при виде Макговерн, когда та подняла на него взгляд (она сидела на полу у камина в позе индийского йога).

— Ух ты, черт меня подери, — говорит новоприбывший. — Ну ты даешь, старина, кого затащила.

— Я тоже рада тебя видеть, Марино, — отвечает Макговерн.

— Может, кто-нибудь удосужится мне объяснить, какого дьявола здесь происходит? — Он подтаскивает кресло-качалку поближе к огню и, усевшись, обводит нас взглядом, одну за другой, пытаясь прочесть на лицах, что произошло. Делает вид, что, как последний тупица, совсем не в курсе происходящего. Хотя уж он-то точно знает, я уверена. Ну, теперь ясно как божий день, почему Марино в последнее время так странно себя вел.

Постепенно мы подбираемся к сути. Анна рассказывает, что предшествовало приезду в Ричмонд Хайме Бергер. Нью-йоркская знаменитость по-прежнему доминирует в разговоре, будто сама сидит среди нас. А я ей не доверяю. Хотя не могу не признать, что, возможно, моя жизнь находится в ее руках. Сама пытаюсь припомнить, где же я была в тот памятный день, четырнадцатого декабря. Мысленно отматываю назад, от двадцать третьего, то есть сегодня, и оказываюсь в прошлом вторнике. Я была в Лионе, во Франции, в штаб-квартире Интерпола, где впервые повстречалась с Джеем Талли. Вспоминаю ту первую встречу, воссоздавая в воображении, как мы сидим и беседуем в служебном кафетерии. Только мы двое — Марино его сразу невзлюбил и предпочел удалиться. Во время ленча я рассказала Джею о Диане Брэй и нашей взаимной неприязни, что она всеми силами пытается досадить Марино, никак не оставит его в покое и даже загнала в обычные постовые. Как Джей ее назвал тогда? Ходячая радиация в обтягивающих штанишках. Как видно, ей не удалось избежать стычек и с ним, одно время приписанным к штабу АТФ. Похоже, он все про нее знал. Неужели это простое совпадение, что в тот самый день, когда я открылась Джею насчет Брэй, Райтер звонил Анне и наводил справки о наших отношениях, намекая на мое душевное нездоровье?

— Я не собиралась всего этого рассказывать, — продолжает Анна. — Не хотела зря портить настроение. Теперь, учитывая, что меня однозначно будут против тебя использовать...

— Не понял, о чем вы тут базарите? — перебивает Марино.

— Поначалу я собиралась помочь тебе, направить разговор в нужное русло, чтобы отвести неоправданные обвинения — мол, у тебя не все в порядке с психикой, — говорит Анна. — Сама я не верила. А если я хоть сколько и сомневалась, совсем чуточку, то лишь потому, что мы так давно не виделись. К тому же мне все равно хотелось с тобой побеседовать — меня ведь по-дружески беспокоит твоя судьба. И Буфорд заверил, что он вообще не будет касаться того, что я выясню. Предполагалось, что все эти разговоры останутся между нами. А уж о том, что тебя обвиняют, я вообще ни сном ни духом...

— Райтер? — оскалился Марино. — Он тебя вроде как доносчицей сделал?

Анна качает головой.

— Консультантом.

Она упорно держится за это слово.

— Невелика разница. Какая крыса! — Марино так и кипит от злости.

— Его интересовала душевная устойчивость Кей. Интерес вполне оправданный, если учесть, что она фигурирует на суде главной свидетельницей. Я искренне была уверена, что ты будешь давать показания. Мне и в голову ни приходило, что ты — подозреваемая! Дикость какая-то.

— Подозреваемая, черт побери... Держи карман шире! — хмурится Марино. Он даже не пытается ничего скрывать, маски сорваны: он прекрасно осведомлен о происходящем.

— Марино, я знаю, ты не обязан был мне ничего рассказывать; говорить, что я под следствием, и про специальную комиссию, — ровным тоном начинаю я. — Мне просто любопытно, давно ты сам-то узнал? Скажем, когда выпроваживал меня в субботу из моего собственного дома, ты уже был в курсе? Потому-то и глаз не спускал с меня, сидел зыркал как ястреб. Как бы чего не вынесла подозрительного, а то вдруг от улик избавиться решу или еще что учудить вздумаю. И машину мне не разрешили оставить. Хотели убедиться, что там улик нет, на всякий случай. А то вдруг там кровь Дианы Брэй присохла? Ткани, волосы? Какое угодно доказательство моего присутствия в ее доме в ночь убийства. — Я хладнокровно его обличаю.

— Хрень господня! Да знаю я, что ты тут ни при чем, — взрывается Марино. — А то, что у Райтера совсем крыша поехала, так я ему это уже сказал. Каждый день готов говорить. А ты тоже хороша. Что ты ему сделала, что он так взъелся? А? Скажешь или нет?

— Знаешь, — уставилась я на него, — не собираюсь тут вновь выслушивать, будто я же во всем и виновата. Ни черта я Райтеру не сделала. Понятия не имею, кто его клюнул в задницу, чтобы выделывать здесь такие кульбиты. Разве что Джей воду мутит.

— Ага, с ним ты тоже не виновата. Сама небось в койку легла?

— Он вовсе не потому мне гадит, что я с ним переспала, — выпаливаю я. — Скорее потому, что больше не стала.

Макговерн хмурится, облокотившись на камин.

— А-а, старина Джей. Чистюля, смотреть тошно. Он мне сразу не понравился, наш красавчик.

— Я сказала Буфорду, что ты психически здорова. — Анна упрямо стиснула зубы и яростно глядит на меня. — Он хотел знать мое мнение, достаточно ли ты вменяема, чтобы выступить в роли помощницы. Значит, соврал. Выставил все так, будто речь идет о суде Шандонне. Кто бы мог подумать. В голове не укладывается: чтобы Буфорд взял да спровоцировал меня на откровенность вот так вот, запросто! Змеюка подколодная... — Она опускает руку на грудь, будто сердце расшалилось, и прикрывает ненадолго глаза.

— Тебе нехорошо? — Я хотела вскочить с места.

Анна отрицательно качает головой.

— Мне теперь никогда хорошо не будет. Знать бы, что такое случится, я бы вовсе не стала с тобой разговаривать.

— Вы записывали сеанс на пленку, делали заметки? — интересуется Макговерн.

— Конечно, нет.

— Уже лучше.

— Но если меня попросят... — начинает Анна.

— Пожалуйста, не переживай, — говорю я. — Сделанного не воротишь. Теперь я просто хочу рассказать Марино другие новости. Раз уж у нас тяжелые разговоры пошли, пусть до конца выслушает. Твой сын Рокки...

Интересно посмотреть, может, Марино и тут в курсе.

Он словно в камень обратился.

— Ну?

— Он будет представлять Шандонне в суде, — отвечаю я.

Лицо Марино залил жаркий, пунцовый румянец. На какой-то миг все смолкли. Да, видно, он не знал. И тут капитан заговорил глухим, жестким голосом:

— Этого стоило ожидать. Не исключено, что каша вокруг тебя заварилась не без его участия. Знаешь, забавно, я ведь начал подумывать: а не приложил ли он руку к визиту Шандонне.

— Откуда вдруг такие подозрения? — удивленно спрашивает Макговерн.

— Он всегда якшался с плохишами. Вполне возможно, что и с папочкой Шандонне из Парижа знаком, а уж подгадить мне он не преминет.

— Не кажется ли тебе, что нам пора узнать о Рокки побольше? — говорю я.

— А в этом доме бурбон имеется? — спрашивает Анну единственный среди нас мужчина.

Она встает и выходит из комнаты.

— Тетя Кей, тебе нельзя здесь больше оставаться, — тихо, но настоятельно говорит Люси.

— Вам нельзя больше общаться с Анной, — добавляет Макговерн.

Что тут ответишь? Разумеется, они правы. Теперь в довершение ко всему прочему я осталась без подруги.

— Ты ей что-нибудь рассказала? — обращается ко мне Марино обличительным тоном.

— Ага, что мир станет чище без таких, как Диана Брэй, — отвечаю я. — Иными словами, я практически призналась, что рада ее смерти.

— Как и все, кто ее знал, — парирует капитан. — И я с радостью засвидетельствую это перед целой сворой присяжных.