Доктор Хаттон уставился на меня так, будто у меня выросла еще одна голова. Он проверил ярлык, привязанный к ноге трупа.

— Прошу прощения, — искренне произнес он. — Я и в самом деле думал, что тут та самая женщина. Вот она.

Он дважды проверил ярлык на теле рядом с телом бедной молодой женщины.

Я тяжело вздохнула. Прикоснулась к пластику, в которое было завернуто тело, и сощурилась. Если он хочет поиграть, я — в игре.

— Клеона Чатсворт, — простонала я. — Покажись!

Краешком глаза я увидела, как Толливер быстро наклонил голову, чтобы скрыть улыбку. Доктор Хаттон побледнел еще больше, став почти такого же цвета, как его клиенты. Он задохнулся.

Я правильно «прочитала» имя. К счастью для меня, Клеона Чатсворт хотела, чтобы кто-нибудь узнал, что с ней произошло, очень этого хотела.

— Клеону отравили, — прошептала я, моя свободная рука двигалась по кругу над трупом.

Я подумала, что Хаттон упадет в обморок.

— Что мне искать? — прохрипел он.

— Кто-то дал ей это в приправе для салата, — пробормотала я. — Селен. — Я открыла глаза и сказала: — Эту леди отравили.

Лайл Хаттон уставился на меня стеклянными глазами.

— Теперь пошли, — обратилась я к Толливеру, который сердито смотрел на доктора, сжав кулаки.

Наконец мы покинули комнату и вернулись в длинный холл. Там нас ожидала молодая женщина. Так же молча, как она проводила нас сюда, она вывела нас обратно к наружным дверям.

Я была бесконечно рада шагнуть в холодный серый день и глубоко вдохнуть воздух, не запятнанный смертью.

Мы с Толливером стояли и наблюдали за густым потоком машин на Мэдисон, наверное, минут пять, вдыхая и выдыхая, радуясь, что выбрались из здания. Перед тем как я туда вошла, гудение казалось очень интенсивным, но теперь оно было лишь отзвуком того, что я ощущала, находясь в тех стенах.

— Ее убила не Диана, — с трудом придя в себя, произнесла я. — Табита звала маму.

— Тогда хорошо, — переварив это, сказал Толливер. — Одним подозреваемым меньше.

— Не смейся надо мной, — пробормотала я, хотя его губы даже не дрогнули. — Думаю, это только начало.

— Конечно. Я не смеюсь. — Брат стиснул мою руку, чтобы я посмотрела на него. — Я не знаю, как ты сохраняешь рассудок при такой работе. Восхищаюсь тобой.

Сейчас не время было, чтобы Толливер становился таким сочувственным и верящим в меня.

— Я хочу, чтобы убийцу нашли. — Я двинулась через парковку к нашей машине. — Обычно я более или менее смиряюсь с тем фактом, что люди убивают людей. Считаю это просто частью мира. Но это дело меня по-настоящему злит. Я очень, очень зла.

— Раньше у тебя тоже бывали дети, — сказал Толливер, имея в виду, что я уже «читала» их тела прежде.

— О, конечно, я разбирала случаи с детьми. Но этот случай другой. Не знаю почему. Может, из-за семьи, все еще ожидающей, когда же выяснится, что случилось с Табитой, из-за догадок, что убийца один из них. Все это не дает мне покоя.

— Плохо. Это рвет тебя на части. Я не хочу, чтобы с тобой такое творилось.

— Я и сама не хочу. Но ничего не поделаешь. Я не могу назвать убийцу, прикоснувшись к ней. А мы не можем на время уехать.

— Ты хочешь уехать?

— Что это значит? — поинтересовалась я, пристегивая привязной ремень. Тон брата заставил меня насторожиться.

— Обычно ты с трудом можешь дождаться, чтобы убраться из города после того, как мы кончаем дело. Но вот уже два или три дня, как ты ничего не говорила насчет того, чтобы уехать из Мемфиса. Ты хочешь здесь остаться? И что тебя здесь привлекает? Манфред Бернардо? Или Джоэл Моргенштерн? Или Сет Кениг?

Толливер с излишней силой повернул ключи в зажигании, намеренно не глядя на меня.

Я уставилась на него так, будто он начал говорить по-шведски. Когда смысл его слов дошел до меня, я засмеялась. В них было слишком много иронии. Дело в том, что в прошлом у Толливера могли быть кое-какие причины задать такой вопрос. Я могла думать о Манфреде, или втайне фантазировать о Сете Кениге, или Джоэле Моргенштерне — его тело борца было хорошо сложенным и могучим, тоже неплохое топливо для фантазий… О-о-о, пригвозди меня к мату, Джоэл! Но быть пригвожденной никогда не было пределом моих мечтаний.

И хотя наша разница в возрасте была минимальной, я относилась к Манфреду Бернардо как к мальчику.

— Толливер, я не шутила, когда сказала, что не интересуюсь Джоэлом. К тому же он, кажется, счастлив в браке. И я бы никогда не захотела стать разлучницей. А что касается Манфреда… Мм… — Я облизнула губы. — Это другое дело. Невольно начинаешь гадать, что у него под всей этой кожаной одеждой.

Толливер недоверчиво посмотрел на меня, увидел, что я улыбаюсь, и у него хватило здравого смысла выглядеть смущенным.

— Хорошо, хорошо, прости. По правде говоря, у меня у самого с этим проблемы.

— Что? — Я сразу стала серьезной. — В чем дело?

— Фелисия звонит все чаще, — сказал он.

Мы стояли у светофора, и брат в упор смотрел на меня.

— Несмотря на ее вчерашнее поведение? Несмотря на то, что вчера она вела себя так, будто никогда тебя раньше не видела?

— Да, — кивнул он. — С тех пор как мы покинули отель, она звонила четыре раза.

— Ты правда не хочешь, чтобы она звонила?

Я искала дорогу ощупью, потому что не могла понять, куда гнет Толливер.

— Определенно не хочу. Ты сказала мне раньше — иногда ты чувствуешь, что мужчины назначают тебе свидания потому, что ты… так отличаешься от прочих женщин?

Я кивнула.

— Вот и я чувствую нечто в том же духе.

На светофоре зажегся зеленый, и Толливер стал смотреть на дорогу.

— Похоже, у нас с Фелисией никогда не было много общего. Она никогда не вела себя нежно, не давала знать, чего ей хочется, чтобы мы узнали друг друга получше. Я не могу понять ее постоянных попыток снова меня подцепить. Когда же она наконец встречается со мной, то ведет себя так, будто мы никогда не бывали вместе. А после звонит снова.

— Ты очень строг к ней. А может, она и вправду… э-э… наслаждалась тобой в постели? — Я пыталась не говорить смущенно.

Мы нечасто разговаривали о таких вещах. Ни я, ни Толливер не относились к людям, которые легко целуются или ведут подобные дискуссии. Это было вульгарно. К тому же неуместно.

— По правде говоря, с ней было довольно средненько. Просто… секс, — пожал плечами Толливер.

Похоже, он почувствовал, что не слишком галантен с женщиной, с которой ложился в постель.

— Она хорошенькая и очень пылкая. Может быть, даже слишком пылкая. А вот разговоры ее почти не интересуют, — пыталась я ощупью найти правильный ответ. — Похоже, она использует тебя? — спросила я, стараясь, чтобы на моих губах не появилось ни малейшего намека на улыбку.

— Именно, — ответил Толливер. — Думаю, я знаю, как себя чувствуют женщины, когда парень использовал их только для того, чтобы мастурбировать изнутри.

Он выразился грубо, но я ясно поняла, что именно он имел в виду.

И Фелисия теперь все время тебе звонит?

Трудно было сопоставить это с замкнутой и лощеной молодой женщиной, с которой я встречалась.

— Да, после того как я ничего не слышал о ней долгие месяцы, она вдруг как с цепи сорвалась.

Может, при виде Толливера она вспомнила, как он был хорош в постели? Может, она долго не занималась сексом, и вот перед ней партнер, чьи сексуальные качества ей хорошо знакомы, партнер, который не впутает ее ни в какие разговоры о долгих отношениях?

— И как ты с этим справляешься?

— Сначала я подумывал о том, чтобы заняться этим, — смущенно признался Толливер. — Я имею в виду…

— Секс есть секс, — сказала я, пытаясь говорить понимающим тоном.

— Но что-то в ней отталкивает меня. Я могу заниматься сексом с тем, с кем… э-э, меня больше ничего не связывает, и наслаждаться этим. Но мы должны, по крайней мере, нравиться друг другу.

— Она тебе не нравится?

Я поколебалась. Я никогда не слышала, чтобы Толливер так говорил о женщине, и, надо сказать, слегка беспокоилась.