Впрочем, сигнальный экземпляр меня немного успокоил: настоящая книга, с моей фотографией на обложке, как положено. Луиза К. Делакор никогда не удостаивалась такой чести. Правда, отзыв на обложке настораживал: «Современная любовь и сложности межполовых взаимоотношений, поданные с удивительной остротой и шокирующей откровенностью». Я полагала, что моя книга не совсем об этом, однако Стержесс заверил, что знает свое дело.

– Вы пишете, мы продаем, – сказал он. И с ликованием добавил, что ему «удалось добиться» самой важной рецензии.

– Что вы имеете в виду? – не поняла я.

– Мы позаботились, чтобы книга попала к тому, кому она обязательно понравится.

– Разве так честно? – пролепетала я, чем очень насмешила Стержесса.

– Вы неподражаемы! – воскликнул он. – Такой и оставайтесь.

«НОВАЯ КОМЕТА НА ЛИТЕРАТУРНОМ НЕБОСВОДЕ» – так называлась самая первая рецензия, в «Торонто Стар». Я вырезала ее кухонными ножницами и вклеила в новый блокнот, специально купленный в «Крески». Мне постепенно становилось лучше. В «Глоуб» книгу прямо в одном абзаце назвали «гномической» и «хтонической». Я нашла эти слова в словаре. Может, если разобраться, все не так уж плохо?

(Но я забыла о природе комет, этих гигантских скоплений космического мусора с длинными огненными волосами и красивыми хвостами – астрономы их открывают и называют в свою честь. Знамения несчастий. Провозвестницы войны.)

Я подарила Артуру «Мадам Оракул», написав на первом листе: «Артуру, с огромной любовью. ХХХХ, Джоан». Но он ни словом не обмолвился о книге, а я боялась спросить. Он замкнулся в себе и стал подолгу пропадать в университете – по крайней мере, так говорил. Временами, когда ему казалось, что я на него не смотрю, он бросал на меня обиженный взгляд. Я ничего не понимала, ибо ожидала чего угодно – обвинений в мистификации, буржуазности, нелепице, безвкусице, – но только не такого странного поведения. Словно я совершила чудовищный, непроизносимый грех.

Я пожаловалась Сэму, у которого давно вошло в привычку забегать к нам во второй половине дня на кружку-другую пива. Он знал, что мне известно про Марлену, и мог на нее пожаловаться.

– Знаешь, я по уши в дерьме, – признался он. – Марлена не просто держит меня за яйца, но еще и выкручивает. Она хочет рассказать про нас Дону. Считает, что мы должны быть честными и открытыми. Теоретически, конечно, да, но… Она собирается переехать ко мне с детьми и все такое. Я прямо с ума схожу. И потом, – в голосе Сэма зазвучала привычная истовость, – подумай, что станет с «Возрождением»! Дело развалится!

– Это будет ужасно, – вяло отозвалась я. – Слушай, Сэм, у меня проблема.

– У тебя? – удивился Сэм. – У тебя же не бывает проблем.

– А вот бывает, – сказала я. – Дело в Артуре и моей книге. Понимаешь, он даже не ругает ее. Это совершенно не в его духе. Он ведет себя так, будто ее не существует, но при этом страшно обижается. Она что, настолько ужасна?

– Я сам всяких метафор не люблю, – ответил Сэм, – но, по-моему, книга очень даже ничего себе. По-моему, в ней много правды. Ты так точно описала все про брак – прямо в самую точку. Я, конечно, не подозревал, что Артур такой уж… ну да мужикам не понять этой стороны, верно?

– О боже, – проговорила я. – Так ты думаешь, моя книга про Артура?

– Он и сам так думает, – сказал Сэм. – Вот ему и обидно. А разве это не так?

– Нет, – воскликнула я, – конечно, нет!

– А про кого ж тогда? – заинтересовался Сэм. – Если Артур узнает, что книга про другого, ему будет еще обиднее, сама понимаешь.

– Сэм, да она ни про кого! У меня нет тайных любовников, честно. Это все… ну, вымысел, фантазии.

– Ты по уши в дерьме, – констатировал Сэм. – Он тебе ни в жизнь не поверит.

Именно этого я и боялась.

– Может, ты с ним поговоришь?

– Попытаюсь, – сказал Сэм, – только не знаю, что из этого получится. Что, собственно, я ему скажу?

– Не знаю, – буркнула я. Однако Сэм, похоже, все-таки поговорил с Артуром: поведение моего мужа немного, но изменилось. Он продолжал смотреть на меня так, словно я выдала его фашистам, но все же явно решил проявить великодушие и забыть о моем злодеянии. И сказал мне только одно:

– Буду очень признателен, если следующую книгу ты мне дашь прочитать до публикации.

– Я больше не собираюсь писать никаких книг, – заверила я. Работа над «Любовь, мой выкуп» шла полным ходом, но… зачем ему было об этом знать?

Мне хватало других забот. Боевая операция Стержесса была в самом разгаре – приближался день моего первого выступления на телевидении, после которого Мортон и Стержесс устраивали званый вечер в мою честь. Я страшно волновалась. Сильно намазав подмышки дезодорантом, я надела длинное красное платье и попыталась припомнить, что говорилось в книжечке тети Лу про потные ладони. Тальк, что ж еще, решила я и чуть-чуть присыпала ладони. Потом села в такси и поехала на телевидение. Главное, оставайтесь собой, посоветовал Стержесс.

Интервьюировал меня очень молодой и очень бойкий мужчина. Пока мне на шею вешали петлю – микрофон, как было объяснено, – он шутил с техническим персоналом. Я несколько раз сглотнула, ощущая себя громоздким, неуклюжим мистером Арахисом. Вскоре зажегся очень яркий свет, и бойкий молодой человек повернулся ко мне.

– Добро пожаловать на передачу «Персона дня»! Сегодня у нас в гостях писатель, или, точнее сказать, писательница, Джоан Фостер, автор бестселлера «Мадам Оракул», который сейчас пользуется поистине феноменальным успехом. Скажите, миссис Фостер… Или вы предпочитаете обращение «мисс»?

Я в тот момент пила воду и так быстро поставила стакан на стол, что все расплескала. Мы оба притворились, будто не замечаем струйки, стекающей по столу прямо в ботинки ведущего.

– Как вам удобнее, – ответила я.

– О, так, значит, вы не феминистка.

– В общем, нет, – сказала я. – То есть, разумеется, некоторые феминистские взгляды я разделяю, но…

– Миссис Фостер, счастливы ли вы в браке?

– Конечно! – воскликнула я. – Я очень давно замужем.

– Но это очень странно. Я читал вашу книгу, и она, знаете ли, показалась мне очень гневной. О-очень гневной. На месте вашего мужа я бы вряд ли ее оценил. Что вы на это скажете?

– Но книга вовсе не о нашем браке, – серьезно сказала я. Молодой человек ухмыльнулся:

– Вот как? Тогда вы, может быть, расскажете зрителям, что побудило вас написать именно такую поэму?

Тут я взяла и рассказала правду. Не следовало, конечно, но, начав, я уже не могла остановиться.

– Понимаете, я проводила эксперименты с Автоматическим Письмом, – стала объяснять я. – Знаете, когда садишься перед зеркалом с зажженной свечой, кладешь рядом бумагу и карандаш… То есть, я хочу сказать, текст был мне, до некоторой степени, продиктован. Я имею в виду, что обнаруживала слова на бумаге, а сама их не писала, если вы понимаете, о чем я. А потом… в общем, так все и вышло. – Я чувствовала себя полной идиоткой и ужасно хотела пить, но воды не осталось, я все пролила.

Ведущий растерялся и бросил на меня взгляд, ясно говорящий: «Вы издеваетесь».

– Значит, вашей рукой водил дух? – шутливо уточнил он.

– Да, – твердо ответила я. – Что-то в этом роде. Можете сами дома попробовать.

– Хм, – сказал интервьюер, – большое спасибо, что почтили нас своим присутствием. С нами была очаровательнейшая Джоан Фостер, или, лучше сказать, миссис Фостер, или – ох, будет мне от нее за это! – мисс Фостер, автор поэмы «Мадам Оракул». Итак, господа, «Персона дня» прощается с вами. Разговор вел Барри Финкл…

На званом вечере Стержесс ухватил меня под локоть и потащил по комнате, как тележку по супермаркету.

– Простите меня за интервью, – начала я. – Наговорила таких глупостей…

– Что? Глупостей? – Он даже пустил петуха. – Да это сенсация! Как вы только додумались? Так поставить наглеца на место!