Это сейчас Маард знает, что главная примета военной базы – не забор, не вышки и не минные поля. И даже не люди в военной форме. Главная примета – это коты. Эти зверюги, жирующие на списанных харчах, достигают невероятных размеров и отличаются редкой наглостью. В свое время, попав в армию, Маард был поражен количеством выбрасываемой тут еды: приехав из страны, где в те времена даже колбаса была по карточкам, он не мог понять, как можно выкидывать горы окорочков или коробки рыбы. Но правила в этой не самой прохладной стране были жестки. Что не съедено за обед – списывается и выбрасывается на радость жирным кошакам.
Вот именно благодаря этим обнаглевшим животным Маард и получил свое прозвище. Калаи – стрелок, снайпер. Был он тогда совсем зеленым. Только-только остался позади тиронут[7]: идиотский цирк, с помощью которого из тупых деревенщин, иностранцев (которые по команде «Дом» не становятся «смирно», а называют страну, откуда прибыли) и прочих маменькиных сынков и дочек делают кого-то, слегка похожего на солдата.
Тогда это все и произошло. Пост по охране склада вещевого довольствия. Ночь. Тишина. И жутковатый шорох. Напряжение нервов, воображение, рисующее араба, подползающего и… Тень, метнувшаяся к нему. Окрик. Выстрел. Вой сирен тревоги. Группа быстрого реагирования, похожая на стаю злых терминаторов. Чья-то рука в перчатке. И жалкая тушка рыжего кота в свете фонаря.
– Наповал! – хохот ребят.
– Калаи! – хлопки по плечу. – Завалил с первого выстрела.
Почему-то того кота Маарду было жалко до сих пор. В отличие от людей, которых он не считал людьми. Оболочки. Чужие. Или просто попутчики. А кошки – это живое. Перед живым и беззащитным становится стыдно.
Глядя в пластиковое зеркальце и скребя щеки «Жилетом», Маард отвлеченно слушал бас друга. Тот рассказывал об очередных дебилах, опрокинувших «хаммер», о том, как их голанчики[8] увели у парашютистов рацию и запаску. Пока Игорь летал за океан, база жила. Свежепризванные пытливые умы спорили, можно ли опрокинуть джип. Кто-то «поднимал» чужое имущество – старая армейская игра. Стибри у соперников то, что они стибрили у тебя. Привычная безумная жизнь со своими законами и правилами, по собственному распорядку. Мало ли что ты только с дороги, – в шесть утра построение. Через пару минут он был готов. Глянул на себя в зеркало – хорош. Каменное лицо, жестяные глаза. Все нормально.
Для солдат он должен быть не человеком, а кем-то, внушающим страх: стихией – непонятной и жуткой. Он был в курсе историй, которые ходили про него. Тупой, почти не знающий языка, жутко подлый, заставляющий бедных подчиненных отрабатывать за малейший проступок. Садист, для которого нет большей радости, чем сделать пакость ближнему. Что ж, это тоже его должность. Безопасность – дело такое. Добрые и хорошие не в цене.
Пять минут до подъема. Пора. Сейчас начнется новый день. Первый день, когда ему будет некогда думать о Элен.
Часы пролетали незаметно. Главное – найти себе дело. Это просто, ибо дел было навалом. Начиная с канцелярщины, которой скопилось немало, и заканчивая… Заканчивая мазохистским желанием загонять себя, чтобы не было времени думать о… Просто не было времени думать. Маард был сегодня особенно жесток. Получили все, в том числе и наглый тирон, посмевший надеть солнцезащитные очки и попасться в таком виде на глаза Маарду. Темные очки – прерогатива начальства. Спрятать взгляд, пусть думают, что за теменью стекол горит холодная ненависть.
– Мацав штаим[9]!
Пронаблюдать, как отжимается несчастное тело. Когда-то он сам так же страдал под жгучим солнцем, ощущая взгляд сержанта, как ледяную пустоту за темными очками.
Штаб, прохлада кондиционеров, деловая атмосфера. И все тот же холод внутри. Тоска.
Машкин влюбленный взгляд. Совсем девчонка, нашла героя, глупенькая. Мы не пара. Тебе нужен кто-то молодой и любящий, чтобы семья, дети. Не я. И потому – прости.
Не снимая очков, процедить холодно:
– Застегнуться! Лифчик демонстрируем? Завтра на стол сочинение на тему «Чем кружевное белье вредно для душевного здоровья»! Доложить командиру.
И слезинка в огромных, похожих на спелые маслины глазах. Обида, непонимание. Что делать? Запомни: я – скотина, ищи достойный объект для любви.
Маард кружил по базе коршуном, и слухи о возвращении «великого и ужасного» опережали его самого. Он не понимал, что с ним происходит. Мысль о том, что скоро отбой, заставляла лишь яриться сильнее. Ему было страшно. Он знал, кого он увидит, закрыв глаза. И эта мысль жгла огнем. Почему не забывается? Он сошел с ума?
Когда пришла «секретка», он понял, что Удача ему не изменила – расслабиться не дадут. И это к счастью. Колесо работы вновь закрутилось, может, оно и даст нужный эффект. Забвение.
…«Негееееев», – шуршит ветер песчинками, едва слышно потрескивает огонь в костре. Маард поднял воротник и привалился к скату джипа. Пламя танцует свои экзотические танцы. Пустыня. Кто бы мог подумать, что именно тут он будет искать покой, вспоминать о Родине. Жизнь иронична.
Маард протянул зябнущие пальцы к огню. Дышалось легко и свободно – если закрыть глаза, то можно представить осень, лес, шорох опадающей листвы. Впрочем, даже если не представлять, то здесь ему становилось лучше. Наверное, на проклятых землях проклятым уютнее жить. Где-то тут занесены песком Содом и Гоморра, спаленные небесным напалмом. Совсем рядом спит в своем поселении красивая девушка Рада, которая когда-то была его женой. Девушка, которая еще подарит счастье кому-то. Кому-то более умному и достойному, чем он. А Машка, наверное, будет ждать его возвращения – дуреха, нафантазировала себе любовь. И вряд ли сочинение поможет ей излечиться.
Мысли скакали, не давая успокоиться. Пустыня, но где-то недалеко шоссе, рядом несут службу товарищи, шумит никогда не спящий Эйлат. Даже трубка отключенного телефона – нажми кнопку и… Вот только ничего нажимать Маард не собирался. Он собирался ждать и думать.
Подбросил в костер аккуратную чурочку и снова замер. Все-таки от цивилизации не спрятаться даже в пустыне. Если бы кто-то спросил его, что такое цивилизация, он бы ответил коротко: «Это когда дрова для костра покупаешь на заправке».
Но думать о цивилизации тоже не хотелось. Маард поднял глаза к небу. Тысячи чужих холодных звезд смотрели на него – глупого человека, умудрившегося влюбиться. Смешно, но он всегда считал себя слишком холодным, чтобы любить. Даже женился когда-то, не испытывая ни грамма нежности. Он искал путь. На пути к этой земле стояла маленькая женщина с грустными, как на православных иконах, глазами. Он был молод и жесток. Они расстались спустя год. Вроде и хорошо у нее все, но осадок остался – будто предал кого-то. Маард вздохнул: вся его жизнь – чреда обманов. А еще боль и драки. Война как с самим собой, так и с другими. Себя не изменить. Иначе жить не получается.
Едва заметный шорох заставил Маарда протянуть руку к винтовке. Но тут же на лицо вернулась ухмылка.
– Привет, Сережа! – громко сказал он в темноту.
Белое привидение материализовалось из темноты и уселось рядом с ним.
– Шайтан ты, Калаи, – с легким акцентом сказало «привидение». – В темноте видишь, да?
– Русский я, Сережа, – хмыкнул Маард. – А это пострашнее шайтана.
Бедуин промолчал. Он учился в стране шайтанов, там получил второе имя, оттуда привез старшую жену. И язык страны шайтанов уважал и помнил. Да и работать с Маардом согласился не из-за денег. Просто его тоже убивала жизнь здесь – спокойная, размеренная. Жизнь, где даже война становится рутиной – чем-то обыденным, как шорох песка или свет далеких звезд.
Двое у костра молчали. Один – контрабандист, берущий деньги за провоз оружия. Второй – сотрудник безопасности. Двое, костер, пустыня – все, как тысячи лет назад. Деньги, предательство, чьи-то смерти. Все будет после. И крепкий, как сон усталого путника, кофе с солью. И долгий разговор до утра.
