Злость Донована понемножку утихала. Все, что он знал о ней, говорило за то, что его подозрения просто нелепы. Но ведь она была здесь, и притом убегала.

— Ну, а тогда почему ты бежала?

— Потому что мне холодно! — прокричала Джойл. — Эта накидка, конечно, романтичная, но не так уж и согревает. А кстати, раз уж на то пошло, что ты сам здесь делаешь?

— Меня пригласили выступить в классе рисования, — ответил Донован.

— И что, это дает тебе повод вести себя как кретин?

В первый момент он не нашелся что сказать. Понятное дело, он ошибся. Он не знал, как объяснить ей свое поведение. Но, не желая признавать, что свалял дурака, Дон решил попробовать фокус, которым всегда пользовался Вэл. Он взял выбившийся сзади из ее прически локон и потянул ее к себе. Сам не зная почему — ведь обычно он не питал склонности к холодным, неподатливым женщинам, — Донован вдруг захотел испытать ее темперамент. Наверное, потому, думал он, что чувствовал, что заслужил ее гнев. Но когда его губы коснулись губ Джойл, нужда искать причины отпала сама собой. Он крепко обнял ее, почувствовав в первое восхитительное мгновение, что она почти сдалась, поддавшись соблазну, но затем Джойл оттолкнула его, свирепо глядя снизу вверх, рассыпав конспекты по влажной траве.

— Слушай меня, — тихо, угрожающим тоном проговорила она. — Я никогда не относилась к женщинам, которые бросаются на шею тому, кто их оскорбил. Я знаю, что твой прекрасный Вэл в такое не врубается, но тебе бы стоило, если ты собираешься общаться по-соседски со мной. Хотя вряд ли я когда-нибудь захочу тебя видеть. И если ты окажешься где-нибудь поблизости…

— Я подумал, что это ты та женщина, которая оставила мне тогда записку, — прервал ее Донован, опасаясь, что эта тирада может еще долго не кончиться и что Джойл будет распаляться все больше от собственных слов.

Она умолкла. Когда ее захватила ярость, Дон решил было, что все кончено. К счастью, любопытство взяло верх.

— Да зачем и кем это сделано?

Ирвин объяснил, о чем он подумал, когда увидел, как кто-то убегает, укрывшись накидкой.

Сначала я не знал, кто это. Потом, когда увидел, прикинул, что все сходится. Ты как раз была поблизости, и у тебя была возможность…

— Ну конечно, это произошло как раз в ту ночь, когда Ева заболела. Я развлекалась, опорожняя бензобак в промежутках между укачиванием ребенка, сменой постели и попытками урвать хоть часок сна для себя самой. — Поглядев на него с отвращением, она наклонилась, чтобы подобрать рассыпавшиеся листки.

Донован сел на корточки, чтобы помочь ей.

— Прости меня, — проговорил он искренне. — Я почти с самого начала понял, что ошибся, но ты была такой хорошенькой в гневе…

— Знаешь что, играй в эти игры с кем-нибудь еще. Донован подравнял собранные листки и протянул ей.

— Да ладно тебе, — проворчал он с усмешкой. — Я же рисую комиксы, так что у меня почти ко всему шутливый подход.

Джойл хотела забрать бумаги, но Донован удержал их. Он посмотрел ей в глаза и произнес:

— Тебе ведь нечасто удается развлечься, а?

Он увидел, как глаза ее сузились, а губы сжались. Он был прав, и его слова задели ее даже больше, чем Дон предполагал. Он почувствовал отчаянное желание изменить ситуацию.

Это совсем не тот мужчина, которого я угощала «радостью сердца» у меня на кухне на прошлой неделе, подумала Джойл. Этот тип способен заподозрить ее в воровстве, пусть даже всего лишь канистры бензина, и находил забавным издеваться над ней, только чтобы посмотреть, какая она хорошенькая, когда злится! Она снова почувствовала себя смущенной, разозленной, выведенной из равновесия. Как можно так ошибиться в человеке? Да и вообще, стоило ли ей самой усложнять себе жизнь?

— В виде извинения, — проговорил Донован, — можно мне пригласить тебя к себе на чашку кофе?

Но Джойл все еще была раздражена, чтобы быть вежливой.

— У меня есть прекрасная чайная, где можно приготовить кофе по любому рецепту, известному людям. С какой стати я пойду пить кофе к тебе?

Донован протянул руку и аккуратно надел на нее капюшон, придерживая его так, чтобы не смять ей прическу.

— Ну, просто чтобы переменить обстановку, — ответил он, осторожно заправив выбившийся локон. — Из моего окна открывается чудесный вид на океан, который тебе загораживает холм. И потом, я унаследовал от тетки целый сундук старинных вещей, но так и не знаю, что мне с ними делать. Может, ты подскажешь? — Это он оставил напоследок и произнес с нарочито наигранным безразличием.

Ее любопытство среагировало как надо.

— А что там за вещи? Донован пожал плечами.

— Да так, платья, какие-то безделушки. Джойл подозрительно посмотрела на него.

— А почему же ты об этом раньше не говорил? Донован улыбнулся.

— Я же не знал, что ты такими вещами интересуешься, — ответил он.

Джойл вздохнула. Пожалуй, можно было бы простить его грубость, подумала она. Возможно, если бы кто-нибудь выкачал бензин из ее машины, оставив такое идиотское послание, что его даже поместили на первой полосе «Старз», она вела бы себя точно так же подозрительно и несдержанно. И его прикосновение… Оно тоже, конечно, оказало свое влияние. Джойл хранила воспоминания о таких прикосновениях с той поры, когда она влюбилась в мужа. Могло теперь случиться что-нибудь подобное? Что же, по крайней мере, у нее был шанс.

— Пойдем, — уговаривал Донован, обняв за плечи, чтобы проводить до ее машины. — Заезжай ко мне, я покажу тебе, что оставила мне тетка, потом поболтаем за чашкой кофе.

Джойл слабо улыбнулась, размышляя, что, даже если ей не повезет, все равно эти отношения могут дать ей больше, чем многие другие вещи в жизни.

— Ну, хорошо.

— Ну и отлично. — Донован подождал, пока она садилась в машину. — Поезжай аккуратно, — предупредил он на прощание.

Когда машина Джойл скрылась из виду, Донован вдруг почувствовал угрызения совести, ведь этот разговор за чашкой кофе будет вовсе не о теткином сундуке.

Из окна комнаты, где Донован работал, открывался поистине фантастический вид. Небо сливалось на горизонте с океаном, казалось, в окно заглядывала сама бесконечность.

— Похоже на край земли, да? — проговорил он, ставя на рисовальный стол перед Джойл дымящуюся чашку кофе. — Иногда я скучаю по Нью-Йорку. Он всегда в огнях, как рождественская елка, даже в самую глухую полночь.

— Ты в Нью-Йорке, наверное, никогда не видел восхода, — ответила гостья, оторвав взгляд от великолепного зрелища, чтобы взять кофе. — Здесь восходы просто чудесны. Вчера, например, казалось, что день встает прямо из глубин океана.

Она глотнула из чашки и почувствовала привкус спиртного.

— М-м-м, — протянула она. — Бренди.

— Ну, раз уж я держал тебя так долго на холоде, — объяснил Дон, беря ее за руку, чтобы отвести в гостиную, — то просто обязан восполнить недостаток тепла.

— Ой, а это кто такой? — Женщина присела на корточки, чтобы погладить ушастого рыжего пса, который разлегся под столиком.

— Это Вик, — ответил Дон. — Мой главный критик.

Донован жестом показал Джойл на диван, и она села на среднюю подушку.

В обширной гостиной преобладали темно-коричневые и бежевые тона с вкраплением красного. Дубовая отделка, незадрапированные окна, выходящие на океан, и простая незамысловатая мебель напоминали ей колониальный стиль в сочетании с современным комфортом. Лампа на столе, сделанная в форме каретного фонаря, освещала комнату мягким светом.

— Располагайся, — произнес Донован. — А я пока пойду, принесу сундук.

Он исчез в коридоре, ведущем в спальню, и через минуту вернулся обратно. Джойл отставила в сторону чашку, чтобы освободить место на столе для широкого и глубокого сундука. Дон открыл его и снял белую салфетку, которая скрывала содержимое. Вниманием Джой тотчас же завладела небольшая, обшитая бисером дамская сумочка яркой, ягодной, расцветки. Едва сдерживая восхищение, Джойл достала ее, осмотрела, затем раскрыла, обнаружив внутри изношенную, но еще крепкую подкладку, а также серебряный гребень и разрисованную цветочками пудреницу.