Она вручила ему большой бумажный пакет, приобретенный во время похода за покупками. Внутри находились скрученные бумажные мешочки с мятными леденцами, которые были ему нужны, но также ромовые шарики, ириски, марципаны, засахаренный мед, лакричные конфеты и крошечные сахарные мышки.

– Вот это да, ты опустошила всю аптеку?

– Я не знала, какие твои любимые, так что купила всех понемногу.

– Пытаешься подсластить меня, не так ли? – Он положил пакет на каминную полку, где его не достанет собака.

– Я хочу извиниться перед тобой за то, что солгала Джему и Дэниелу. И за то, что взяла твою лошадь без разрешения. Но мне на самом деле нужно было выиграть эти скачки. Сможешь ли ты простить меня?

Пока она стоит перед камином, окутанная тем, что можно назвать всего лишь тенью, и улыбается ему, Харри сможет простить ей все, что угодно. Черт, его рот уже наполнился слюной, и не от мятного леденца или ромового шарика. Ему хотелось схватить Симону в объятия – дьявол, он мечтал унести ее на эту постель позади них – но знал, что им нужно поговорить. Что означало, что ему придется держаться на расстоянии.

– Я прощу тебя потому, что ты не сломала себе шею – или шею Фидуса. Теперь, когда я знаю, что ты можешь справиться с ним, я смогу забыть тот ужас, который испытал, увидев тебя на этом звере.

– Тебе не нужно беспокоиться, что я попытаюсь сделать это снова. Фидус упрям, как демон, и вдвойне сильнее его. Но скажи мне, неужели ты злишься на Джема? Он не виноват ни в чем из того, что случилось, ты же знаешь, и я не могу позволить тебе взвалить на него вину за мои поступки.

– Сомневаюсь, что какой-либо мужчина смог бы противостоять тебе, а Джем на самом деле всего лишь мальчик. А вот Дэниел должен был остановить тебя. Он знал, что я не давал разрешения.

– Как он мог знать, когда не разговаривал с тобой?

– Потому что я никогда не разрешил бы тебе ехать на Фидусе, вот почему. И потому что Дэниел достаточно мощный парень, чтобы унести тебя прочь, если ты не прислушаешься к его разумным аргументам. Он мог остановить тебя от попытки разбиться насмерть. Он должен был это сделать.

– Но я же не травмировала ни себя, ни лошадь. И я выиграла.

– Это не сделало твой поступок правильным. Пообещай мне, что больше не будешь так рисковать.

– Но Харри, что, если ты будешь в опасности, или мой брат? Мне придется рискнуть собственной безопасностью. Что, если чья-то жизнь будет зависеть от меня?

Что он мог ответить? «Моя жизнь зависит от тебя».

Девушка уселась на кровать, словно ожидая, что он присоединится к ней. Харри этого не сделал. Он наклонился, чтобы погладить собаку.

Симона подобрала ноги под себя.

– А теперь расскажи мне о мадам Лекруа. Она на самом деле была шпионом, которого ты искал?

– Я жду известий об этом.

– Но Харри, если ты не знал, кто вовлечен в это дело, как ты узнал, что именно здесь, на приеме у Горэма, нужно искать заговор против страны?

– Я услышал слухи, которые на вкус оказались правдой.

Она улыбнулась.

– На вкус? Разве тебе не следовало сказать «на слух»?

– И это тоже. – Он почесал Блэки за ушами, не глядя на нее. – Что, если я могу ощущать на вкус разницу между правдой и ложью?

Симона уставилась на него и на собаку, пытаясь выяснить, дразнит ли он ее, или каким-то образом испытывает.

– Я бы ответила, что ты, конечно же, несешь чушь. То, что ты описал, невозможно.

– Конечно, это невозможно. – Харри потянулся к пакету со сладостями.

Ей хотелось встряхнуть его за то, что он рассказывает сказки, когда ей нужны ответы.

– Ты на самом деле вовлечен в шпионаж?

– Ты сомневаешься в моем слове?

– Я не знаю, что думать. Твои объяснения – если ты вообще даешь их – слишком фантастичны. Так ты на самом деле шпион?

– Нет, я никогда не занимался настоящим сбором информации. Большей частью я организовываю его, решаю, стоят ли слухи того, чтобы их расследовать, а затем посылаю кого-то еще действовать на основании тех, что я счел важными. Я являюсь – то есть я являлся – разрекламированным клерком, вот и все.

Симона знала, что он должен быть кем-то большим, в противном случае, зачем ему понадобилось так много маскировок и почему он думает, что какие-то люди пытаются убить его? Чем больше она размышляла над тем, что знала, тем больше у нее появлялось вопросов.

– Харри, как получилось, что ты доверяешь мне свои секреты, если они так важны для благосостояния страны?

– Потому что скоро это не будет иметь значения. Я пытаюсь рассказать тебе о том, что моя причастность к разведывательному управлению закончится после этой недели. Я пока не могу объяснить больше, потому что слишком многое поставлено на карту. Что касается другого, моего появления в роли майора, то это оказалось злополучной шуткой, и я немедленно пожалел о том, что подверг тебя опасности. Но у меня было мало времени, и должен был знать, смогу ли доверять тебе. Если бы я решил, что не могу, то тогда тебе нашли бы место гувернантки где-нибудь в провинции, где ты не смогла бы вмешаться в наши планы.

– Ты смог бы просто сотворить работу гувернантки из воздуха, когда я искала ее несколько месяцев? Нет, не отвечай на это. Я не хочу знать. Но что насчет настоящего момента? Ты не боишься, что я предам тебя?

Харри подошел ближе и сел на кровать.

– Ты сказала, что не сделаешь этого.

– И ты поверил мне? Вот так просто?

– Просто как нектар.

– Проклятие, Харри, ты снова вернулся к бессмысленным речам. Иногда я думаю, что ты необыкновенно умен, но затем ты начинаешь говорить о нектаре, и я беспокоюсь, что твой мозг набит ватой.

– Иногда я и сам не уверен. – Он разгладил покрывало на кровати. – Если я попытаюсь объяснить, то ты заподозришь, что у меня не все дома. Что более важно, да, я тебе верю. А разве я не должен?

– Конечно, ты можешь мне верить. Я никогда никому не расскажу ни про мистера Харриса, или про Харольда-кучера. Но что, если мы поссоримся и я передумаю? Вдруг ты станешь грубым, как Данфорт или начнешь флиртовать с настоящими куртизанками? Я могу захотеть отомстить, как леди Горэм.

– Этого не произойдет.

Что именно – его жестокость или его неверность? Симона знала, что ее сердце разобьется, если он бросит ее, а все будут знать о том, что она – отвергнутая женщина.

– Кто может знать, что чувствует женщина, что она решится сделать?

– Ни один мужчина, несомненно. Но если мой план сработает, то никто не поверит тебе. Довольно об этом. Расскажи мне об этом твоем секретном выступлении.

Симона натянула на себя покрывала, потому что легкомысленная ночная рубашка не обеспечивала тепла; а слова Харри и быстрая смена темы леденили кровь.

Он взял ее за руку, казалось, понимая, что происходит.

– Расскажи.

Так что она рассказала ему и попросила у него помощи, потому что у нее не было другого выхода. Девушка не хотела, чтобы он ставил под угрозу свою честь, или предавал друзей, только поделился небольшой информацией, которой, как она знала, Харри обладал.

Харри обдумывал ее идею меньше минуты, пока поглаживал пальцем ее чувствительную ладонь.

– Ты просто великолепна, моя дорогая! Это как раз то, что мне нужно, чтобы поймать в ловушку нашего шантажиста. Я сделаю это. Я даже воткну золотую серьгу себе в ухо.

– Я подумала, что ты должен прицепить фальшивые усы.

– Дьявол, нет. Я их ненавижу. Так же, как и ты. И усы могут напомнить людям о мистере Харрисе или о майоре. Я не собираюсь больше наклеивать их, никогда. И очки тоже больше не одену. Я стану носить их, когда мне будет семьдесят, но не раньше.

– А как насчет кушака вокруг талии?

– Предполагается, что я буду похож на пирата или цыгана?

– Предполагается, что ты будешь выглядеть как Харри, мой возлюбленный.

Теперь каждый дюйм его тела стал чувствительным, потянулся к ней, полуобнаженной на белых простынях, ее рыжие волосы, заплетенные на ночь в косу, уже растрепались. О Боже, Харри хотел ее больше, чем мечтал покончить с майором Харрисоном. Ему не были нужны никакие странные полномочия, ни запутанные заговоры, ни богатство информации – только Симона. Она потянула покрывала вниз и похлопала по месту рядом с собой. Она хотела его.