– Предполагается, что это нетрудно, ради всего святого, и есть много того, чему можно научиться! Предполагается, что это мне будет… Не обращай внимания. Расслабься и попытайся снова.

Расслабиться после того, как майор заорал на нее так громко, что кошка выбежала из комнаты? В этот раз Симона попыталась смягчить свои губы. К тому же она не закрывала глаз, чтобы удостовериться, что найдет его рот, а не усы. Ей удалось добиться своей цели – после того, как она столкнулась с его носом. Губы майора были теплыми и податливыми под ее губами, отнюдь не неприятное ощущение, решила она.

– Вот, – проговорила девушка, отстраняясь так быстро, что сбила с него очки. – Видите, я могу это делать.

Он совсем ничего не видел, потому что держал глаза закрытыми, пока возвращал очки на свой нос.

– Едва ли это можно назвать поцелуем. Больше похоже на холодное прикосновение губ, такое быстрое, что его можно принять за падающий снег. Дьявол забери это, но пары, женатые в течение тридцати лет, умудряются вкладывать больше эмоций в объятия по сравнению с этим. Скажи мне, Симона, ты хочешь поцеловать меня или нет?

– Нома, сэр, а не Симона.

– Ты избегаешь ответа на мой вопрос. Я знаю, кто ты. Да или нет?

Симона не могла ответить «нет» и потерять свою работу. «Да» было бы ложью, о которой он немедленно узнает.

– Это… это усы. Мне не нравится их прикосновение.

Майор пригладил смущающий ее предмет.

– Без них я буду ощущать себя голым. Но скажи мне вот что, Нома, что, если бы я попросил тебя посетить прием с другим мужчиной, который будет чисто выбрит, молод и довольно привлекателен?

Симона возмутилась больше, чем могла бы возмутиться, если бы он сказал ей, что она целуется как корова.

– Я не позволю передавать меня по кругу, как флягу с вином. Я заключила соглашение с вами и ни с кем другим. Ваш друг может оказаться более требовательным в отношении моих услуг и менее привлекательным для меня.

– И ад может замерзнуть, – пробормотал майор. Вслух же он произнес: – Я боялся, что вы это скажете. Но что, если он тоже будет Харри?

– Как он может им быть? Либо вы Харри, либо вы – не он. Вы говорили, что никогда не лжете.

– Ага, и это проблема.

– Что не имеет никакого смысла. Может существовать любое множество Харри, но вы – только один. Харри, Харрисон, Харольд – имя ничего не значит. Вы сами так сказали. В самом деле, я никогда не поцеловала бы мистера Харриса, и не имеет значения, как этот сухарь будет называть себя.

Майор начал кашлять, так что Симона принесла ему еще одну чашку чая.

Когда приступ удушья прошел, тот проговорил:

– Люди не всегда являются тем или кем они кажутся.

– Если это загадка, то вам придется разгадать ее для меня.

– Я не могу, пока не могу. Слишком много жизней поставлено на карту. Если вы заговорите не с тем человеком до того, как мы уедем, бессознательно прошепчете о сомнениях, то все планы могут пойти вкривь и вкось и закончатся плохо.

– Но вы сказали, что хотите, чтобы я подслушивала сплетни.

– Подслушивать, да, но ничего не выбалтывать. Позже ты все поймешь.

Сейчас девушка понимала, что, несмотря на всю красивую одежду и намерения, она, кажется, в душе все равно оставалась мисс Симоной Райленд, разумной женщиной, которой не нравились парадоксы и загадки.

– Не знаю, смогу ли я в конечно счете справиться с этим.

– Просто ты еще не вжилась в свою роль. К несчастью у нас нет месяца на репетиции. Ну, давай попробуем снова. В этот раз я возьму инициативу на себя.

– Возьмете инициативу? – Ей не нравилось, как это прозвучало, но прежде, чем Симона успела отреагировать, майор притянул ее к себе на колени, где минуту назад сидела кошка. Испуганная его быстрым движением и его силой, девушка, тем не менее, заметила его удивительно крепкие бедра, оказавшиеся под ее задом. Она могла ожидать, что бедра будут хилыми и болезненными, если бы вообще думала о бедрах джентльмена, чем до этого момента ей заниматься не приходилось. Должно быть, он все же ездит на своих лошадях, в конце концов, подумала Симона до того, как майор приподнял ее подбородок и прижался своим ртом к ее губам.

Усы щекотали кожу, а борода натирала ее подбородок, но теперь она поняла, что такое настоящий поцелуй. Его губы были теплыми и сухими, а не потрескавшимися, как у викария, слюнявыми, как у барона или холодными и твердыми, как у того распутного сына. Теперь и ее губы потеплели. Их даже начало покалывать. Затем майор высунул язык и облизнул ее губы с нежностью бабочки, не угрожающе, не навязчиво, просто… приятно. Этого должно быть достаточно, чтобы убедить любых зрителей. Как много их может быть, в конце концов? Не важно, что там наговорил майор, никто, кроме животных на ферме, не позволяет себе проводить время в компании подобным образом. Она определенно этого не позволит. Симона отстранилась, и его руки немедленно оставили ее плечи.

– Может быть, вам бы понравилось это больше, если бы вы представили себе этого молодого человека.

Ей понравился его поцелуй, до некоторой степени, во всяком случае.

– Хм, высокого, темноволосого и привлекательного?

Майор снова коснулся губами ее губ.

– Более или менее.

– Голубоглазого?

– Если тебе так нравится.

Ей нравилось. И, без сомнения, перед своим мысленным взглядом Симона держала его образ, того Харри, о котором она мечтала, должно быть после историй, услышанных у Лидии Бертон. Закрыв глаза, забыв про усы, она целовала его, а Харри целовал ее в ответ. Его руки гладили ее спину и шею, проводили вниз по бокам, и девушка разгорячилась, желая прижаться ближе. Она осмелилась поднять руку, а затем передумала. Нет, ей не хочется прикасаться к его старомодному парику и разрушать свою мечту.

Ощущая себя предательницей из-за того, что она думает о воображаемом герое, когда целует своего старого немощного покровителя, Симона провела руками по его груди и плечам. На ощупь они казались твердыми и сильными, такими же мускулистыми, как и его ноги, и гораздо больше подходили для мужчины в ее воображении, чем старичку из ее будущего. Затем девушка забыла обо всем, кроме него, майора Харрисона, того Харри, который обнимал ее. Теперь собственное тело подсказывало ей, что делать, чего оно хочет, что больше всего он желает получить в ответ. Только этим были заняты ее мысли, в то время как падающие звезды танцевали на ее небосводе. Она никогда… не удивительно… его язык может делать это? Существовало что-то большее?

Наконец им обоим понадобилось вдохнуть воздуха. Симона отстранилась и широко улыбнулась.

– Я могу это делать!

– О, леди, ты, определенно, можешь. – Харри столкнул ее с коленей и расправил сюртук так, чтобы ткань прикрывала их. Он задыхался, так что девушка забеспокоилась, что поцелуи, подобные поцелуи, оказались слишком большим напряжением для дряхлого человека. Но майор улыбался. Его парик криво сидел на голове, шейный платок был развязан – неужели она сделала это? – и теперь один кончик усов поднимался вверх, а другой – смотрел вниз.

Симона едет в Ричмонд.

Харри сгорел бы в аду, если бы они не остановились. Он отправил девушку в постель – в ее собственную постель – и налил себе еще один стакан портвейна. Затем он откинулся на спинку, поправил свою одежду, привел в порядок мужские органы и мысли.

Этот новый план сработает идеально, сказал он себе. Она сохранит свою добродетель; а он – свою репутацию повесы.

Симона будет играть роль; а Харри будет вести себя как идеальный джентльмен, а не как ублюдок, которым он был по рождению.

Сохранить ее целомудрие будет легко; он в любом случае не хотел эту женщину.

Затем он отставил стакан с портвейном в сторону и съел три куска сахара с чайного подноса.

У Харри были свои шпионы, чтобы он всегда мог быть в курсе событий, по всему Лондону, его кадры, состоящие из офицеров разведки. У него были платные источники информации в самых высших кругах общества и среди самых низких отбросов человечества. Однако ничто из этого не могло сравниться со слухами, которые циркулировали в среде слуг.