Пока она говорила, в глазах постепенно набухали слезы, а когда замолчала, они побежали по ее щекам, по ее милому носику и стали падать на стол. Теперь уже почти все, кто находился в зале, смотрели на них. На лице японки в кимоно застыло обеспокоенное выражение.

— Не буду тебе больше надоедать, — сказал Сатакэ. — Возвращайся к своим обязанностям и забудь обо мне.

Анна молчала. Он поднялся и расплатился по счету. Цзинь с вежливой улыбкой проводил гостя до двери, но больше никто к нему не подошел. Что ж, так и должно быть, подумал Сатакэ. Этот мир перестал быть его миром.

В тот день, когда полиция пришла в клуб, Сатакэ уже после первого допроса понял: убитая женщина не отпустила, она все еще держит его, несмотря на то, что с тех пор минуло семнадцать лет. И вот теперь воспоминания, которые он так тщательно держал под замком, вырвались наружу, и он беззащитен перед ними, как беззащитен перед гурманом прячущийся в треснувшем панцире лобстер.

Он давно не был дома, если быть точным, почти четыре недели. За дверью его приветствовал тяжелый запах слишком долго остававшейся запертой квартиры. Из комнаты доносились приглушенные голоса, и Сатакэ, быстро сбросив обувь в прихожей, поспешил туда. В темноте мигал свет — телевизор еще работал. В тот злосчастный жаркий день, торопясь на встречу с Анной, он, очевидно, забыл его выключить, а те, кто приходил потом обыскивать квартиру, тоже не потрудились нажать кнопку. Горько усмехнувшись, Сатакэ сел на пол перед мерцающим экраном.

Лето заканчивалось, и звон у него в голове постепенно слабел. Сатакэ поднялся и подошел к окну. Снизу, с Яматэ-авеню, поднимался шум и запах отработанного бензина, но вместе с ними через окно вливалась, вытесняя затхлый воздух, приятная вечерняя прохлада. На фоне черного неба четко выделялись освещенные прямоугольники небоскребов. Вдыхая смешанную с пылью прохладу, он говорил себе, что теперь все будет хорошо. Сделать осталось совсем немного.

Сатакэ открыл дверь кладовой, куда складывал старые газеты. Бумага отсырела и начала желтеть, но он все же начал перелистывать слипшиеся страницы, отыскивая статьи, посвященные убийству в парке Коганеи. Наткнувшись на что-то, Сатакэ клал газету на пол и выписывал заинтересовавшую его информацию в блокнот. Закончив с этой работой, он сел на пол и перечитал сделанные заметки.

Потом поднялся и выключил телевизор. Пора идти. Держаться не за что, как и нечего терять. Он пересек глубокую реку, и мост за ним рухнул. Пути назад нет. Сатакэ охватило возбуждение, подобного которому он не испытывал с тех пор, как давно, лет двадцать тому назад, был мальчиком на побегушках у главаря банды. Блуждать бесцельно по мрачным улицам ночного города и знать, что возвращаться некуда, — в этом было что-то странно знакомое.

Он улыбнулся про себя, подумав, что и то и другое чувство обещают освобождение.

Дошла до точки. Докатилась. Кунико перевернула квартиру, обшарила все уголки, заглянула во все ящики, проверила все карманы — ничего, кроме жалкой мелочи и нескольких бумажек по тысяче йен в сумочке. Она уставилась на небольшой настенный календарь, но чем дольше смотрела на него, тем яснее сознавала неизбежность приближающейся встречи с Дзюмондзи. Масако устроила настоящий спектакль, когда уверяла его, что все будет в порядке, что они расплатятся с ним в срок, даже если придется сделать еще один заем, но время шло, а о проблемах Кунико не вспоминал никто, кроме ее самой. Даже Яои, похоже, забыла, что обещала расплатиться с подругой. По крайней мере пока Кунико не получила от нее ни йены.

Эти двое втянули ее в жуткое преступление, сделали своей сообщницей, а потом попросту бросили, как рыбку на берегу. В порыве ярости она смахнула лежавшие на столике глянцевые журналы мод. Потом, успокоившись, села, подтянула ногой ближайший, перевернула страницу и на несколько мгновений унеслась в сказочный мир, который обещали красочные рекламные картинки ее любимых фирм: «Шанель», «Гуччи», «Прада»… туфельки, сумочки, новые модели осеннего сезона…

Журналы были из мусорного бака, на них остались жирные пятна, но Кунико не трогали такие мелочи — ведь они достались бесплатно. Сроки ее собственной подписки давно истекли, так что в почтовом ящике было пусто, и она почти никуда не ездила, потому что не могла позволить себе заправить бак. Когда из всех развлечений человеку доступны только мыльные оперы да ток-шоу, он уже не воротит нос от выброшенных журналов. А ее финансовое положение в последнее время приблизилось к критическому — во-первых, из-за исчезнувшего бесследно Тэцуи, а во-вторых, потому что в августе она пропустила несколько ночных смен и в результате получила значительно меньше, чем обычно. Неудивительно, что деньги в конце концов кончились, а сбережений у нее не было уже давно. Нуждаться в самом необходимом, отказывать себе во всем — к такой жизни Кунико не привыкла, это просто было не в ее стиле, и чем сильнее затягивалась петля бедности, тем громче ей хотелось кричать от безысходности.

Она снова просмотрела раздел объявлений в надежде найти подходящую дневную работу, хотя и знала, что нигде ей не заплатят столько, чтобы рассчитаться по кредиту. Может быть, если согласиться на что-то сомнительное, что-то отдающее душком неприличия… Но нет, с ее внешностью на такое надеяться не приходилось, а потому она даже и не стала пробовать. В итоге не оставалось ничего другого, как продолжать работать в цехе, где, по крайней мере, платили более-менее прилично. В ней постоянно существовали, непрерывно сражаясь друг с другом, два неослабевающих импульса: желание быть богатой, модно одеваться и вести праздный образ жизни и комплекс неполноценности, сознание собственной ущербности, проявлявшееся порой столь сильно, что хотелось спрятаться в темноте от чужих оценивающих взглядов, свернуться комочком, сделаться невидимой.

Может быть, стоит объявить себя банкротом? Кунико попыталась представить возможные минусы такого решения, главный из который заключался в том, что ее могли навсегда лишить возможности пользоваться драгоценными кредитными карточками. Можно было бы, конечно, попытаться жить по средствам, но она никогда бы не согласилась на такую жизнь — уж лучше умереть!

Перебрав таким образом все возможные варианты, она вернулась к тому единственному, на который возлагала все надежды: обещанию Яои. Зачем биться головой о стену, когда впереди маячит перспектива сорвать солидный куш?

Решив не откладывать дело в долгий ящик, Кунико набрала номер. Она уже давно хотела позвонить Яои, но до сих пор сдерживалась, боясь, что полиция каким-то образом может прослушать их разговор. Теперь нужда победила страх.

— Это я, Кунико.

— О, — пробормотала Яои.

Похоже, звонок ее не обрадовал, но Кунико не собиралась останавливаться из-за таких мелочей.

— В газетах пишут, что с тебя сняты все подозрения.

— Подозрения? В чем? — растерянно спросила Яои.

Притворяется, что ничего не случилось, со злостью подумала Кунико. До нее доносился какой-то шум и детские голоса. Что-то уж больно они веселы, решила Кунико. Как будто все в порядке, как будто их папочка жив и здоров. Теперь ее раздражение перекинулось и на мальчиков. Им всем хорошо, а о ней никто и не думает.

— Не изображай из себя дурочку. Ты все прекрасно понимаешь. В газетах сообщают, что полиция арестовала владельца казино.

— А, ты об этом. Да, они, кажется, действительно кого-то арестовали.

— Кажется? Тебе чертовски крупно повезло. Уж и не знаю, чем ты заслужила такую удачу.

— Ну, ты ведь тоже была не на высоте, верно? Может, и не стоило бы говорить, но, если бы ты не оставила мешки в парке, его до сих пор бы так и не нашли. Масако ужасно на тебя злилась.

И эта туда! Ну и ну! Тот факт, что Яои, всегда такая тихая и послушная, осмелилась напомнить ей о совершенной ошибке, моментально довел Кунико до кипения.