— Это его надо спросить. — Яои тяжело вздохнула. — Ходит куда-то почти каждый вечер, но что за место, я даже и не знаю.

— Сколько же он проиграл? — поинтересовалась, не сумев побороть любопытство, Кунико.

— Около пяти миллионов, — чуть слышно прошептала Яои.

Кунико поперхнулась дымом; в глазах ее промелькнула зависть.

— Какой ужас, — пробормотала она.

— А вчера вечером он меня ударил.

Яои со злостью подняла полу рубашки и показала синяк. Йоси и Кунико переглянулись.

— Наверняка он уже сожалеет о том, что так получилось, — попыталась успокоить подругу Йоси. — Мы с мужем, бывало, тоже все время дрались. Он был настоящая скотина. Но твой ведь не такой, правда?

— Теперь даже и не знаю, — проговорила, потирая живот, Яои.

Уже рассвело. День обещал быть похожим на предыдущий, жаркий и влажный. Йоси и Яои, приехавшие на работу на велосипедах, попрощались с Масако и Кунико, которые направились к парковочной стоянке.

— Не очень-то дождливый в нынешнем году сезон дождей, — заметила Масако.

— Похоже, опять будет засуха, — ответила Кунико, поглядывая на тяжелое, свинцовое небо.

Лицо ее после работы поблескивало от жира.

— Да, если так пойдет и дальше, — согласилась Масако.

— Что, по-твоему, собирается предпринять Яои? — сдерживая зевок, спросила Кунико. Масако пожала плечами. — Я бы на ее месте развелась. И никто бы не задавал никаких вопросов. После того, что он сделал…

— Да, наверное, — пробормотала Масако, думая, однако, что дело обстоит далеко не так просто, как представляется Кунико. В конце концов, у Яои маленькие дети.

Все расходились по домам, но, похоже, Масако была не единственная, кто не знал наверняка, где этот самый дом. До стоянки дошли молча.

— Спокойной ночи, — пожелала Кунико, открывая дверцу.

— Тебе тоже, — ответила Масако.

Было немного странно желать спокойной ночи в самом начале дня. Опустившись на сиденье, она заслонилась ладонью от яркого сияния утра. На нее вдруг навалилась усталость.

Кунико повернула ключ зажигания, и мотор «гольфа» мягко заурчал. По округе разнеслось эхо. В таком месте приятно иметь надежную машину, хотя за прошлый год Кунико только на ремонт потратила больше двухсот тысяч.

— Пока.

Масако махнула рукой, включила двигатель и быстро выехала со стоянки.

Кунико кивнула и, проводив подругу взглядом, откинулась на спинку сиденья. Масако — при том, что остальные относились к ней с большим уважением и полагались на ее мнение, — казалась ей немного холодной. Они были очень разными, и сейчас, когда подруга исчезла из виду, Кунико почувствовала облегчение. Так бывало всегда, когда она, попрощавшись со всеми, оставалась одна и из-под тяжелой, непроницаемой завесы выступала настоящая Кунико.

Машина Масако остановилась у светофора на самом выезде со стоянки. Глядя на облезлую, поцарапанную «короллу», Кунико удивлялась, как можно ездить на таком старом, таком неприглядном автомобиле. Судя по состоянию краски, машина прошла никак не меньше сотни тысяч километров. Кунико и сама ездила на подержанном автомобиле, но именно по этой причине она, совершая покупку, позаботилась о его привлекательности. В крайнем случае всегда можно взять ссуду в банке и купить новую машину. Для своего возраста Масако выглядела совсем даже неплохо, у нее определенно был стиль, но надо еще немного думать и о том, какое впечатление ты производишь на окружающих.

Кунико сунула в магнитофон одну из попавших под руку кассет мужа, и салон заполнил пронзительный женский голос. Ей вдруг стало жарко, и она вытащила кассету. Вообще-то музыка ее не интересовала, и стереосистему Кунико включала только для того, чтобы таким образом отметить освобождение от ночной смены и проверить, как работают всевозможные ее игрушки. Направив на себя раструбы кондиционера, она убрала верх, с удовольствием наблюдая за тем, как крыша медленно, словно сбрасывающая кожу змея, исчезает у нее за спиной. Если бы все в жизни было так легко.

Мысли ее снова повернули к Масако. Интересно, почему она всегда носит джинсы и старые рубашки своего сына? С приходом зимы к ним добавлялся джемпер или какой-нибудь ветхий свитер, поверх которого — что еще хуже — она надевала протершуюся куртку с заклеенными скотчем — чтобы не лезли перья — рукавами. Это уж слишком. Явный перебор. В таком наряде Масако напоминала мокрое, потерявшее листву дерево: сухонькая, даже тощая фигура, смуглая кожа, пронзительные глаза, тонкие губы и узкий нос — нигде ничего лишнего. Если бы она пользовалась косметикой и одевалась немного поприличнее, в более дорогую одежду, как, например, сама Кунико, то и выглядела бы лет на пять моложе и значительно привлекательнее. Просто стыдно так опускаться. Кунико испытывала к Масако сложные чувства, среди которых немалое место занимали зависть и антипатия.

Но главная причина, думала она, в том, что я сама отвратительная уродина. Толстая, жирная уродина. Кунико подняла глаза к зеркалу заднего вида и почувствовала, как ее накрывает волна безнадежности. Широкое, с отвисшим двойным подбородком лицо и крохотные глазки. Нос — широкий и покатый, рот — маленький, с недовольно надутыми губками. Все безобразное, все разнокалиберное, лишенное пропорций, а уж после долгой ночной смены она вообще казалась страшной.

Кунико достала из косметички «Прада» салфетку и протерла блестящее от жира лицо.

Она прекрасно знала, что почем в этом мире. Если женщина некрасива, ей никогда не получить высокооплачиваемую работу. А иначе разве стала бы она вкалывать в ночную смену на какой-то дурацкой фабрике? Однако напряжение от работы только распаляло аппетит, заставляя есть все больше. А чем больше она ела, тем больше полнела.

Внезапно прорвавшаяся злость на всех и вся как будто подстегнула Кунико. Она рванула рычаг коробки передач, освободила педаль тормоза и перекинула ногу на газ. Выезжая со стоянки, взглянула в зеркальце — после нее осталось только облачко пыли.

Оказавшись на магистрали Син — Оуме, Кунико несколько минут ехала по направлению к городу, потом свернула вправо, к Кунитати. Слева от дороги, за фруктовым садом, показалось несколько прижавшихся друг к другу жилых домов старой постройки. Место, которое Кунико называла домом.

Она ненавидела этот район, ненавидела по-настоящему. Но, как ни крути, учитывая все, что зарабатывали она и ее приятель Тэцуи, ничего лучшего они позволить себе не могли. Как же ей хотелось перемен — быть другой женщиной, жить другой жизнью, в другом месте и с другим мужчиной! Слово «другое» подразумевало, естественно, более высокое, более привлекательное, более престижное. Ступеньки этой лестницы означали для Кунико все, и лишь иногда, очень и очень редко, ей в голову приходила мысль, что, может быть, в этих непрестанных мечтах о «другой» жизни есть что-то ненормальное, неправильное.

Она поставила «гольф» на предназначенное для него место на площадке у дома. Все остальные машины были японские малолитражки. Ощущая свое превосходство как единственная обладательница иномарки, Кунико небрежно захлопнула дверцу. Если кого-то разбудила — то так им и надо. При этом она понимала: начни кто-то из соседей кричать и возмущаться, ей придется извиниться. Ничего не поделаешь, нужно жить по общим правилам.

Разрисованный фломастерами лифт поднял ее на пятый этаж. Выйдя из кабины, Кунико оказалась в коридоре, заставленном трехколесными велосипедами и пенопластовыми ящиками. Добравшись до своей квартиры, она открыла дверь и вошла в темную комнату. Не обращая внимания на громкое сопение, напоминающее храп спящего животного, достала из почтового ящика утреннюю газету и бросила ее на купленный в кредит обеденный стол. В газете ее интересовала только телепрограмма, ничего другого она не читала. Думая о выброшенных на ветер деньгах, Кунико несколько раз порывалась остановить подписку, но где тогда смотреть объявления? Она вытащила вкладыш с заголовком «Требуются женщины» и отложила его в сторону, чтобы внимательно изучить позднее.