– И долго мы будем здесь торчать? – Я уже чуть не плакала.

Таксист пожал плечами.

– Не имею понятия.

– Понимаете, я очень спешу! – взмолилась я.

– Сочувствую, но, к сожалению, ничем не могу помочь. – Он перевернул следующую страницу, сложил газету вдвое и углубился в чтение.

От отчаяния я чуть не разревелась, как потерявшийся Дэнни, но сумела взять себя в руки. Следовало действовать, бороться до последнего, а не распускать нюни.

– А далеко до торгового центра? – спросила я как можно более твердо, чтобы доказать прежде всего самой себе, что помехи мне не страшны и я в силах их преодолеть.

– Пешком минут двадцать, – безразлично ответил водитель. – А на метро – пять.

– А где ближайшая станция?

Не поднимая глаз от газеты, водитель указал рукой туда, где футах в тридцати виднелся знак метро. Я тотчас расплатилась, схватила Дэнни на руки, выскочила из машины и стала как можно расторопнее пробираться между другими автомобилями к тротуару.

У кассы метро из-за образовавшейся наверху пробки скопилась очередь, увидев которую, я чуть не вскрикнула. До торгового центра мы добрались лишь спустя четверть часа. Купив в детском отделе первые попавшиеся штанишки, я снова взяла Дэнни на руки и понеслась туда, где светилась вывеска – значок туалета.

Обновка оказалась Дэнни велика. Подворачивая штанины, я не выдержала и бесшумно заплакала. Заметив слезы на моих щеках, он наклонился и принялся заботливо вытирать их своими грязными маленькими ладошками. Растроганная, я вымучила улыбку.

– Давай-ка вымоем руки. Какая-нибудь минута погоды не сделает.

К этой минуте прибавилось еще десять, потом еще и еще. В торговом центре полицейских не оказалось, а отделение располагалось в соседнем квартале. Потеряв всякую надежду, заплаканная, промокшая под начавшимся дождем, еще и с ушибленным о косяк коленом, я прихрамывая вбежала в наш бар с опозданием в полтора часа.

Эдвина не было. Ни за тем столиком, за которым мы сидели накануне вечером, ни у окна, ни в дальнем конце зала. Совершенно опустошенная и потерянная, я тяжело опустилась на первый свободный стул и уставилась в одну точку на столе.

– Вам нехорошо? – прозвучал где-то надо мной обеспокоенный женский голос.

Я медленно подняла голову. У моего столика остановилась женщина средних лет в джинсах, спортивной куртке и с большой дорожной сумкой через плечо.

– Нет, все в порядке. Почему вы спрашиваете?

Незнакомка пожала плечами.

– У вас странный вид… И кровь.

Она кивнула куда-то вниз. Без особого интереса я проследила за ее взглядом. По моей ноге, из царапины на колене, змеились алые струйки. Я взяла со стола салфетку и хихикнув махнула рукой.

– Ерунда. Это я… ударилась.

Незнакомка кивнула, продолжая настороженно смотреть на меня и о чем-то раздумывая. Я было собралась вытереть кровь, но тут мне в голову пришла одна мысль, и я забыла про свою ногу.

– Вы здесь давно? – спросила я у женщины.

– Зашла выпить кофе. Около получаса назад.

– Вы случайно не видели тут молодого человека? – с вспыхнувшей в сердце слабой надеждой поинтересовалась я, приковывая к незнакомке молящий взгляд. – Он шатен, в темной вельветовой куртке… – Я осмотрелась по сторонам. Народу полный бар. Друг на друга почти никто не смотрел – в аэропорту все мысли лишь о дороге. – Впрочем… – Я заставила себя улыбнуться и закачала головой. – Если даже он приходил, вряд ли вы обратили на него внимание.

Незнакомка развела руками.

– Тут полбара шатенов.

Я кивнула.

– Да, конечно.

– Если нужно, я позову врача, – предложила она, вновь кивая на мое колено.

– Спасибо, не стоит, – ответила я.

В Лос-Анджелес я вернулась на следующий же день. А потом еще дважды летала в Нью-Йорк, не желая мириться с мыслью, что столь необычайная история ничем не закончилась. Но с Эдвином так больше и не встречалась.

Спрыгиваю с дивана так суматошно, что чуть не переворачиваю столик с кофейной чашкой. Хорошо, что он на колесиках и лишь отъезжает в сторону.

– Эдвин!.. Почему ты вдруг про него вспомнила? – Одним прыжком подскакиваю к подруге, хватаю ее за руки и поднимаю их к своей груди, словно для совместной молитвы.

Мэгги смотрит на меня, разинув рот от изумления.

– Эй, что это с тобой? За кого ты собралась замуж? Может, я неправильно тебя поняла?

Сознаю, что веду себя по отношению к Дугласу предательски, опускаю руки, разжимаю пальцы, освобождая Мэгги, и потупляюсь.

– Нет, все правильно. Я выхожу за своего парня, за Дугласа Рейлли.

– Даже имя которого нагоняет на тебя смертную тоску, – многозначительно и вполне справедливо замечает Мэгги.

Возвращаюсь на диван и обхватываю голову руками.

– Да нет, вовсе не тоску. Я добровольно согласилась быть его женой, и, думаю, правильно сделала. Только вот… – Безвольно опускаю руки, потом неожиданно для самой себя вдруг снова вскидываю их и опять вскакиваю. – Понимаешь, вчера, когда я вернулась домой…

– Ты вернулась домой? – изумленно переспрашивает Мэгги, перебивая меня. – Одна? Не осталась у Дугласа? В такой-то вечер!

Часто киваю и спешу оправдаться:

– Да, я знаю, что лучше было провести ночь с ним… Он этого хотел, просил меня…

Мэгги хмыкает.

– Еще бы!

– Но мне вдруг стало как-то не по себе, – тараторю я, отчаянно надеясь на понимание.

Мэгги неодобрительно качает головой.

– Могла бы разок пересилить себя.

– Да нет же! – восклицаю я, хватая ее за плечи. – Мне стало так не по себе, что было необходимо побыть одной! Иначе не знаю, что бы со мною приключилось. Очень надеюсь, что Дуглас все понял, – гораздо тише добавляю я, глядя прямо подруге в глаза.

Она кивает и скрещивает руки на груди.

– Ладно, допустим.

Отпускаю ее плечи.

– Наверное, это естественно. Грядут колоссальные перемены, я немного растерялась, вот и почувствовала острую потребность в непродолжительном одиночестве. Но речь не об этом. – Беру со столика чашку, с жадностью допиваю остывший кофе, смачивая горло, и перехожу к самому главному: – Когда я приехала домой, вдруг до боли ясно осознала, что дала согласие принадлежать единственному мужчине и что об остальных должна забыть. И тут мне в мельчайших подробностях вспомнилась история… С кем бы ты думала?

Мэгги корчит гримасу и не отвечает.

– Не со школьной любовью Реем и не с историком Уэсли, хоть и с ним мы встречались целых два года, а… да-да, с Эдвином! Парнем, которого я практически не знаю – более того, почти не помню! В смысле не помню отдельных черт, например формы глаз или носа. Можешь себе представить?

Ловлю себя на том, что мой голос звучит плаксиво, а в глазах стоят слезы. Мэгги смотрит на меня, сдвинув брови, и явно не знает, что говорить.

Шмыгаю носом.

– Это еще не все. Далеко не все.

Брови Мэгги подпрыгивают, и в сережке мигает неуместно праздничный отблеск света.

– Далеко?

Киваю. Мы обе, будто сговорившись, возвращаемся на диван. Я откидываюсь на спинку, смотрю в пространство перед собой и продолжаю:

– Ночью мне приснился сон, который утром не рассеялся вместе с темнотой, а прочно засел в памяти, будто воспоминание о настоящем событии из жизни.

– Догадываюсь, что снился тебе снова не Дуглас и не свадебное торжество.

Качаю головой.

– Да. Я опять была в том баре и ясно видела звездочки в глазах Эдвина. – Поворачиваюсь и смотрю на Мэгги просящим взглядом. – Ты моя лучшая подруга, Мэг. Хочешь, скажи, что я дура, но мне очень нужно, чтобы ты меня поняла.

Во взгляде Мэгги отражается снисходительность матери, знающей, что дочь не права, но все равно ее любящей.

– Хорошо, предположим, я понимаю тебя. Но что с того? Так тебе будет проще поверить в то, что твоя судьба Дуглас?

– Гм… – Хлопаю ресницами, сознавая, что я противоречу сама себе и морочу голову подруге. – Видишь ли, я не вполне уверена, что смогу в это поверить.