В дальнем конце гостиной возникли очертания фигуры, которые вскоре материализовались в Лору. Она приближалась пружинящей походкой, виляя бедрами, как на подиуме. Для демонстрации мод, а заодно и себя, девушка выбрала ярко-красную короткую комбинашку. Неглиже дополнял, страстный взгляд.

У Стива перехватило дыхание, но не из-за Лоры. Он отвернулся от гостьи и плотнее прижал телефонную трубку к уху.

– Понятно. Спасибо, Сара. Позвони, пожалуйста, моей сестре и скажи, что я выезжаю. Братьев тоже надо поставить в известность. У тебя должен быть телефон Йена. Тим сейчас в Лондоне. Попроси Йена… Прекрасно. Буду держать с тобой связь.

Стив положил трубку, прочистил горло и повернулся к Лоре, влажное дыхание которой чувствовал на своей шее.

– Прости, но произошло одно событие…

Девушка хихикнула и положила руки ему на плечи. Стив почувствовал приторный, тяжелый запах духов.

– Еще не произошло, – промурлыкала Лора. – Но скоро мы…

Рука Стива сильно сжала ее запястье.

– Я должен успеть на самолет, – сказал он. Лицо его было сосредоточенно и сумрачно. – А ты одевайся и спускайся вниз. Швейцар поможет тебе сесть в такси.

– Самолет? – В вопросе Лоры слышалось неподдельное изумление. – Я думала, что мы… – Голос длинноногой красавицы начал звенеть от обиды, когда Стив стремительно прошел мимо нее. – Что такое важное случилось, что ты…

Интересно, что бы сказала эта куколка, если бы услышала, что именно «такое важное» произошло. Он мог бы сказать: «Милая, коль скоро тебе необходимо это знать, то слушай – мой отец, которого я любил не больше, чем прохожего на улице, мой отец, Ричард Тревор, умер».

Но Стив, молча, поднялся по винтовой лестнице в свою спальню. К тому времени, как он спустился вниз с кожаной дорожной сумкой в руке, у него и мысли не было о существовании гостьи.

Уже в такси по пути в аэропорт Стив неожиданно вспомнил об ощущении дискомфорта, которое преследовало его в течение всего дня. Вряд ли это стоит отнести к разряду предчувствий, но все же…

Стив устало вздохнул, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

Джоан и Тони сидели за обеденным столом в своей квартирке в Даунерс Гроув. Вдруг девушка замерла с вилкой в руке, на которой были нанизаны спагетти.

– Что случилось?

– Не знаю… – растерянно ответила она, – какое-то странное ощущение.

– Гусь прошелся по твоей клумбе, – усмехнулся Тони, увидев выражение лица приятельницы. – Послушай, если вспомнить, что среди твоих предков были здешние аборигены, то немудрено, что тебе в голову приходят всякие странные вещи.

– Гусь? – Джоан рассмеялась и приступила к обеду.

Над горами быстро поднималось солнце, но самые высокие вершины все еще скрывала сероватая дымка. Со стороны озера дул пронизывающий ветер. Стив только что закончил пятимильную пробежку, футболка неприятно липла между лопатками.

Под подошвами спортивных туфель скрипел гравий, этот звук резко контрастировал с прерывистым дыханием стайера. Стив пробегал такую дистанцию каждое утро в течение многих лет, но из-за высоты нагрузки увеличились. Мышцы болели, сердце стучало, как отбойный молоток, легкие с трудом качали воздух. Тем не менее, он получил огромное удовольствие.

Стив уже стал забывать, как здесь тихо и спокойно. Озеро и склоны гор принадлежали сейчас ему одному, если не считать двух насторожившихся оленей, которые паслись неподалеку. Ни машин, ни грузовиков, ни людской суеты – только он и природа.

Черт возьми! Это же одно из самых красивейших мест, которые ему довелось видеть. И тут же рот Стива искривился в презрительной усмешке. Изумительную картину – творение Создателя – портил уродливый особняк, возвышавшийся вдали.

Дом был чудовищным, как по размерам, так и по претенциозности. Его следовало бы построить из камня и стекла, линии сделать чистыми, летящими. Но вместо этого нелепое здание соорудили из бетона и красного кирпича. Особняк не вписывался в ландшафт и в соревновании с природой явно проигрывал.

В гостях хорошо, а дома лучше, бормотал себе под нос Стив, взбегая по ступенькам террасы. Он горько усмехнулся, схватив полотенце со стула. Уж чем-чем, а домом, в принятом смысле, это место для него никогда не было. Стив ненавидел родовое гнездо еще будучи мальчиком и продолжал ненавидеть до сих пор.

Здорово, что он сегодня уезжает. Недельное пребывание в «родных пенатах» – самое большее, что он мог выдержать и не свихнуться. Стив вытер лицо полотенцем. Он не брился со вчерашнего дня, и вылезшая щетина напоминала о себе при соприкосновении с мягким хлопком. Отбросив полотенце в сторону, мужчина сменил футболку на свежую. Вздохнув, он причесался и медленно прошелся по огромной террасе, любуясь великолепным видом озера, которое в лучах восходящего солнца сверкало подобно драгоценному камню.

Да, выдалась еще та неделя! Стиву пришлось проявить чудеса изобретательности, чтобы поддерживать связь со своим офисом в Чикаго. Все восемь телефонных каналов особняка были перегружены звонками. Казалось, каждый денежный мешок, политик и промышленная шишка считал своим долгом прислать соболезнования.

– Цирк, да и только, – сказал Йен однажды утром, когда все три брата крутились как белки в колесе, отвечая на звонки.

– Да-а, – поддержал Тим, ухмыляясь. – Старику все это очень понравилось бы.

Тим, конечно, прав. Для старика, оживи он сейчас, это, несомненно, было бы, как бальзам на раны – суматоха, внимание прессы, скорбные лица в день похорон, когда лимузины провожающих главу клана Треворов в последний путь, устроили пробки на дорогах, ведущих к кладбищу. Да, это отцу понравилось бы больше всего.

Стиву весь этот спектакль претил. Он чуть не вступил в драку с репортером светской хроники, который пытался проникнуть в фамильный склеп, чтобы сделать снимок гроба Ричарда из красного дерева. Йену и Тиму пришлось буквально отрывать брата от журналиста.

Стив сделал глубокий выдох. Это, пожалуй, был единственный момент за всю неделю, когда внутри него что-то шевельнулось. Вначале ярость, вызванная наглостью пройдохи-фотографа, а затем сильнейший приступ душевной боли при виде надгробия матери.

Слишком бурная реакция, скорее всего, результат перенапряжения, наверное, отразилась на лице, потому, что Марджори, уткнувшись в широкое плечо брата, прошептала:

– Эй, ты в порядке?

Стив, чувствуя себя неловко, кивнул и погладил сестру по голове.

– Все нормально. А как ты, дорогая? Выдерживаешь все это?

Девушка взглянула на старшего брата. Ее лицо побледнело, но к удивлению Стива, глаза оставались ясными и спокойными.

– Не беспокойся обо мне. Я хорошо себя чувствую.

После печальной церемонии похорон публика собралась в гостиной особняка, чтобы выразить соболезнование детям покойного.

– Для вас должно быть большим утешением, что много уважаемых граждан нашего города пришли отдать последний долг вашему дорогому отцу, – торжественно заявил старый судья Хопкинс, тряся тяжелым дряблым подбородком.

– Он хочет сказать, – тихонько произнес Йен, чтобы судья не мог услышать, – что почтенные граждане пришли посмотреть на новый треворовский порядок.

Тим ухмыльнулся.

– Что судья действительно имел в виду, так это то, что отцы города решили, не теряя времени, повилять хвостом перед новыми хозяевами.

Младший брат смотрит в корень, подумал Стив, повернувшись спиной к озеру. Пройдя по веранде, он подхватил полотенце и футболку и направился в библиотеку.

В комнате было прохладно, даже чересчур. Тяжелые стулья, обтянутые красной кожей, массивные дубовые столы, холодные стены между стеллажами с книгами выглядели особенно мрачно в нежном утреннем свете. Кругом стояла тишина. Единственный признак, указывающий на то, что дом обитаем, – это густой аромат свежесваренного кофе, который так ощутимо витал в воздухе.

Стив улыбнулся и прошелся по иранскому ковру. Если бы отец мог видеть сейчас сына, он бы нахмурился и заметил, чтобы впредь тот пользовался боковым входом, когда приходит взмыленный после такого глупейшего занятия как бег. Затем Тревор-старший презрительно скривил бы губы при виде хлопчатобумажной футболки и пустился в разглагольствования по поводу современной одежды. Но на самом деле вся тирада Ричарда Тревора означала бы только одно – он возмущен тем, что сын отказывается повиноваться отцу.