Он с удивлением заметил, что рассказ не причинял боли. Простая обязанность. Он сам не понял еще, что это значит – никогда не увидеть больше Дахилис. А то, что он видел в последний раз…

– Она не вернулась до наступления ночи, и я пошел искать. Искал несколько часов. Она сломала ногу, и роды начались. Лежала без сознания, почти замерзшая. Я принес ее обратно, но не смог… вернуть. Как только она умерла, я сделал все возможное, чтобы спасти ребенка. Если я совершил грех, святотатство – они на мне, и только на мне. Она ни в чем не виновата.

Бодилис сжала его ладонь.

– Нам придется заново очистить и освятить остров. Что до твоего поступка, я смею надеяться – мы, Сестры, решили, что смеем надеяться, – справедливость богов восстановлена. Они испытали твой дух. А жертвой стала… Дахилис. Не та жертва, о которой думали Девятеро, и, быть может, не та, которой желали сами боги, но едва ли можно найти дар драгоценнее.

В горле стояла горечь. Нет ему дела до таких богов. Но надо молчать и молча исполнять Их обряды. Ради Рима, Митра свидетель, и ради Бодилис. Ей и без того нелегко.

Они подошли к храму. Солдаты, гремя оружием, разошлись и замерли по сторонам лестницы. Король и галликена прошли между их рядами.

– Церемония будет простой и недолгой, – заверила она его. – Не то что Вручение Ключа. А новую королеву торжественно представляют народу только после того, как душа ушедшей переплывет пролив.

– Что?! – он вдруг очнулся от внутреннего оцепенения, тревожно вскинул голову. Бодилис не успела ответить: они вошли в храм.

Их встретили чистые молодые голоса весталок, певших гимн. Младшие жрицы окружали алтарь. Бодилис опустила на лицо покрывало и прошла к Сестрам, стоявшим за алтарем, под странными высокими образами Девы, Матери и Старухи. Светильники отбрасывали яркие блики на золотую купель. Тонкие белые покрывала придавали королевам вид призраков.

Грациллоний не сразу решился приблизиться к алтарю, но наконец вышел вперед торжественными мерными шагами. Перед мраморной глыбой алтаря он остановился и замер с непокрытой головой и пустыми руками. Ни Молота, ни Короны. Здесь владения Белисамы. Только Ключ висел на груди под рубахой.

Одна из верховных жриц обошла алтарь и встала перед ним. Он узнал под вуалью Квинипилис. Ее голос звучал ровно, но Грациллоний впервые услышал в нем старческие нотки:

– Король и отец, мы собрались здесь, чтобы освятить твое дитя. Мать ее покинула нас, и ты должен сам благословить дочь. Пусть принесут ее сюда, дабы ты дал ей имя и наложил Первый Знак.

Приблизилась жрица с младенцем на руках. Девочка спала, глазки на красном сморщенном личике закрыты. Какое крошечное создание! Как ей жить в этом жестоком мире? Квинипилис шепнула:

– Ты знаешь, Грациллоний? Дахилис звали Истар.

Он знал, знал и о том, что обычно первую дочь называли именем, которое носила мать-королева в детстве. Но для него она была Дахилис, а эта крошечная частица ее тела – все, что осталось ему от любимой. Он все обдумал еще тогда, в ту долгую ночь на Сене.

Квинипилис взяла завернутую в одеяльце девочку, протянула Грациллонию.

– Начерти у нее на лбу полумесяц, – подсказала она тихо, – и скажи: Иштар-Исида-Белисама, прими слугу Твою Истар. Освяти ее, сохрани в чистоте и дай ей последний приют в Твоем Доме.

Грациллоний опустил указательный палец в мерцающую воду купели и очертил полукруг на крошечном лобике. Его голос отчетливо прозвучал по всему храму:

– Иштар-Исида-Белисама, прими слугу Твою, Дахут. Освяти ее, сохрани в чистоте и дай ей последний приют в Твоем Доме.

Голоса весталок дрогнули. Среди жриц пробежал шипящий шепоток, но все покрыл громкий крик проснувшейся девочки. Малютка корчилась у него на руках, стараясь сбросить пеленки.

Грациллоний встретил скрытые под покрывалами взгляды галликен и вполголоса проворчал:

– Я хотел, чтобы ей осталось хотя бы имя матери. Надеюсь, это законно?

– Да-да, – отозвалась Квинипилис. – Против обычая, но… закон молчит… пусть будет Дахут, – и передала малышку жрице, которая унесла ее, качая на руках.

Все поняли Грациллония. Сакральное имя Дахилис происходило от ручья, посвященного ее покровительнице, нимфе Ахе. Приставка «Да-» образовывала уважительную форму обращения. Суффикс «-лис», принадлежавший только королевам, отец заменил на «-ут», обычный для имен, данных в память предка. Так в Исе явилась Дахут.

Гимн смолк. Квинипилис выпрямилась в полный рост и, воздев руки, воскликнула:

– Да свершится божественное обручение!

Грациллоний остолбенел. Обручение? Уже?

Ну конечно. Как он мог забыть? Должно быть, не хотел помнить. Когда умирает королева, знак немедля сходит на одну из весталок. Перед ним восемь женщин, а ведь Форсквилис на Сене…

Ни за что! Когда Дахилис еще не похоронена!

Призрачные фигуры вышли из-за алтаря и окружили его. Квинипилис осталась на месте. Одна из галликен, чуть спотыкаясь, подошла и встала рядом с королем.

– На колени, – приказала старая галликена.

Он мог уйти. Слабые женщины не удержат солдата. А у дверей ждут легионеры. Так вот просто – и конец всем его замыслам! Грациллоний опустился на колени рядом с избранной богами невестой.

Молитва доносилась словно издалека. Еще гимны, новые славословия – хвала богам, короткие. Он услышал приказ откинуть вуаль с лица невесты.

Повиновался. В тот же миг все его жены открыли лица.

Он увидел знакомое испуганное личико, но не мог вспомнить, где видел его прежде.

– Грациллоний, король Иса, в покорности богине, живущей в ней, и в почитании данной ей женственности, прими твою королеву Гвилвилис…

Во дворце устроили скромное пиршество, после которого семь галликен поцеловали свою новую Сестру и удалились. Слуги попросили ее благословения и почтительно проводили чету в спальню, где горело множество светильников. Празднество должно было состояться позже, когда дух прежней королевы покинет город.

За столом говорили мало, а сам Грациллоний не произнес ни слова. Девушка сидела рядом с мужем, потупив глаза. Она едва прикоснулась к еде. Прощаясь, Бодилис отвела Грациллония в сторону и шепнула:

– Будь с ней поласковей. Бедняжка совсем этого не хотела. Никому и в голову не приходило… Неисповедимы пути богини.

– Чья она дочь? – с усилием спросил он.

– Отец – Хоэль, а мать Морванилис, сестра Фенналис, так что девочка – двоюродная сестра Ланарвилис. Она рано потеряла мать. Добрая девчушка, но умом никогда не отличалась. Я помню, как она страдала от насмешек других, более одаренных учениц. Подруг у нее не было, и она вечно возилась с животными. Никто не сомневался, что она примет обет младшей жрицы, если только не найдется мужчины, который возьмет ее замуж ради приданого. И вот… не вини ее, Грациллоний. Будь с ней мягок, – глаза Бодилис глядели ему в душу. – Думаю, ты найдешь в себе силы…

«Да, рядом с тобой можно быть сильным», – подумал Грациллоний.

В спальне стоял аромат благовоний. От янтарных огней светильников расходились волны тепла. Ночной ветер за ставнями улегся. Гвилвилис стояла посреди комнаты в своем белом одеянии, сложив ладони на животе, склонив голову. Тонкие тусклые волосы плотно облегали удлиненный череп, острый кончик носа выдавался вперед. Высокая фигура с плоской грудью и тяжелыми бедрами казалась нескладной, и двигалась девушка несколько неуклюже.

Надо же что-то сказать, – подумал Грациллоний.

– Ну…

Она не отозвалась. Грациллоний в растерянности заходил по комнате, сцепив руки за спиной.

– Ну, не бойся, – говорил он. – Я не сделаю больно. Лучше скажи мне сама, как тебе больше нравится?

Она еле слышно отозвалась:

– Не знаю, король.

У него загорелись щеки. Она ведь весталка, девственница, а он говорит с ней, как с опытной женщиной! Грациллоний откашлялся.

– Тебе ведь что-то доставляет удовольствие: развлечения, интересные занятия, отдых от ежедневной работы? Хоть что-нибудь?