Внезапно, словно при вспышке молнии, он увидел три фигуры на дороге. Как не заметил раньше? Они уже подходили к Дому. Он заставил себя спокойно ожидать их приближения. Налетел ветер. Молот качнулся на цепи, задел медный щит. Послышался приглушенный гул. Вдали сверкнула молния, громче прозвучал раскат грома.

Перед королем встали три женские фигуры. Грациллоний узнал под покрывалами Форсквилис, Виндилис и Малдунилис – и не смог подавить дрожь.

– Привет тебе, повелитель, – произнесла Форсквилис. – Мы пришли позаботиться о тебе.

Грациллоний попытался смочить губы, но и язык оказался сухим.

– Благодарю… однако я не искал… вашего общества.

На сухом лице Виндилис вспыхнули глаза.

– Не искал, – признала она. Не презрение ли прозвучало в ее голосе? – Из всех Девятерых ты меньше всего хотел бы видеть здесь нас троих.

Форсквилис подняла ладонь.

– Мир, – серые глаза Афины перехватили взгляд Грациллония и не отпускали его. – Да, – сказала она. – Именно мы удерживали здесь Колконора, пока не настал час его рока. Это было неизбежное зло. Пришло время оправдать его.

Малдунилис подобралась поближе и потянула мужчину за рукав.

– Тебе с нами будет хорошо, милый, очень хорошо, – и хихикнула.

Ярко сверкнула молния, ударил гром, гулом отозвался щит. Будто с порывом ветра на Грациллония налетел обжигающий гнев.

– Слушайте, вы, – рявкнул он. – Я верю, что у вас добрые намерения, и, возможно, я пренебрег своими обязанностями, но я предпочел бы спокойно и разумно уладить все в свое время.

– А мы – нет, – отвечала Форсквилис. Она говорила спокойно, но при этом отпустила складки своего плаща, и он взметнулся у нее за плечами, как огромные крылья. – Мы делаем, что должно, дабы поток времени не покинул доброе русло невозвратно. Я посылала свой дух. Он не достиг богов, это не в моих силах, но приблизился так, что расслышал Их шепот. Следуй за мной, – она шагнула к дому.

Грациллоний молча повиновался. По бокам его шли Виндилис и Малдунилис.

Дверь в Дом зияла как ход в пещеру. Слуги зажгли факелы, но их мрачный свет лишь углублял колеблющиеся тени. Колонны, истертые знамена давних сражений, казалось, шевелятся в полумраке. Дым раздражал ноздри, мешал видеть. Завывающий снаружи ветер почти заглушал потрескивание горящего дерева.

– Уходите, – приказала Форсквилис собравшимся слугам. – Идите в город, да поторопитесь, чтобы вас не застал ливень. Не возвращайтесь, пока луна не пойдет на убыль.

Грациллоний сухим кивком подтвердил ее слова. А что еще ему оставалось?

– Мы позаботимся о тебе, – шепнула ему в ухо Малдунилис. – Отлично позаботимся. – От ее прикосновения у него по коже побежали мурашки.

Оставшись с ним наедине, все трое сбросили плащи. Под ними оказались королевские одеяния. Королевы выстроились перед ним в ряд.

– Король, мой повелитель, – серьезно сказала Форсквилис. – В нас – в тебе и в твоих королевах – земной облик богов. Мы – почва и семя, вода и воздух, круговорот времен года и морских приливов, движение звезд и веков. Мы оплодотворяем, мы даем рождение, мы питаем, засыпаем, и умираем, и снова возрождаемся в детях каждой весны, и снова умираем с каждой осенней жатвой. Если мы не исполним свой долг, Ис погибнет, ибо мы – это Ис. А потому – пусть то, что было содеяно в ненависти, повторится ныне с любовью. Пусть откроются лона, что были замкнуты. Таранис, приди к Белисаме!

Ослепительная вспышка, и сразу – могучий удар грома. Град ударил по крыше, земля побелела, щит отозвался раскатистым звоном – и потоком хлынул дождь.

Грациллоний словно со стороны видел, как мужчина оказался в объятиях Форсквилис. Не стало ни мужчины, ни женщины, а было то, что было, и более ничего.

…Свет лампы озарял спальню, глаза Форсквилис в этом свете светились желтым, как глаза коршуна, лицо стало ликом Медузы, локоны змеями расползлись по подушке, она цепко обхватила его тело руками и ногами и встречала каждое движение приглушенным криком.

– …Напрасно я прогнала тебя, – тихо шептала в темноте Виндилис. – Дай мне новую дочь, новое дитя, которое я могла бы полюбить.

– Но ты сказала, что тебе неприятно…!

– Я должна была научить тебя, как сделать, чтобы было приятно. Хоэль не мог понять, но Бодилис и Дахилис уверяют, что ты готов слушать.

– Готов. Потому что мне нужна ты, а не просто покорное тело…

– Попробуем, может быть… Позволь мне направлять твою руку.

…Сонное полуденное солнце согревало пышные формы Малдунилис.

– Мы, знаешь ли, собираемся выдоить тебя досуха, – засмеялась она, и это не прозвучало кощунством – боги тоже понимают шутки; и в любви, и в смерти есть место смеху, приносящему свежесть душе. Рядом резвились Виндилис и Форсквилис, и Грациллоний видел, что Малдунилис в самом деле желает его. В нем вспыхнул жар…

…Бык был в нем. И он был быком среди своих коров, а иногда, в мгновенных проблесках озарения, сознавал себя самцом тюленя на горбатых рифах Сена.

…Последняя ночь была на исходе. Заходящая луна побледнела в лучах рассвета. Все четверо устали так, что едва сумели подняться на ноги. Но все же Грациллоний и Виндилис – да, Виндилис – вышли на росистую траву на опушке.

– Теперь веришь? – тихо спросила она.

– Стараюсь, – ответил он.

В ее черных волосах воинским султаном блестела белая прядь.

– Мы были – боги. Едва ли такое может повториться. Плоть выгорит дотла. Нет, мы снова станем, кем были, может, чуть мудрее, немного сильнее, чем прежде, но смертными. И все же мы были богами!

Поднялось солнце, возвещая славу Митры Непобедимого. Грациллоний задохнулся.

Он молча позволил Оратору и жрецам проводить его и королев обратно в Ис. Дахилис встретила его во дворце, поцеловала, нежно пошутила, заметив, что он заслужил хороший отдых, проводила в покои с занавешенными окнами и оставила одного.

Сквозь шторы пробился луч света. Грациллоний подошел к окну, отворил его и подставил лоб и ладони солнцу.

– Нет, не понимаю! – воскликнул он. – Что это было? Что на меня нашло? – он осекся, осознав, что кричит на языке Иса, и перешел на латынь. – Tene, Mithra, etiam miles, fidos nostris votis nos!

Админий стал новым наместником Грациллония. Если кому и казалось, что ставить командиром этого тощего щербатого выпивоху неразумно, то он быстро разубедил сомневавшихся, твердо взяв в руки оставшийся отряд из двадцати трех легионеров. Он держал парней в постоянной готовности, наладил взаимодействие с исанскими военными и пользовался любовью гражданского населения.

Городской театр располагался на форуме в течение четырех летних месяцев, когда дневного света хватало на все представление. Ставили представления, выступали музыканты и декламаторы; танцы, гимнастика и спортивные состязания проводились в амфитеатре за городской чертой. Месяц после празднества Середины Лета Грациллоний гонял своих людей, укрепляя оборону и отрабатывая совместные маневры с моряками.

Наконец Админий объявил, что предстоит свободный день, который будет отдан посещению театра.

– Отправляемся строем, хотя и в гражданской одежде. Ведем себя прилично, смотрим представление. Да не пугайтесь, это «Двойники», забавная штука, есть и грязные шутки, хотя не знаю, дойдет ли до вас. Я видел это зрелище еще сопляком, в Лондинии. А потом пообедаем в «Зеленом Ките». Кто бывал, знает, какая там кухня! А платит за все город – вроде как награда за помощь в последней переделке. Так что вечером можете спускать свое жалованье в любых притонах – но чтобы к рассвету все были в казарме и готовы к службе, слышите?

Так что все были страшно разочарованы, когда оратор объявил, что сегодня театр с гордостью представляет «Агамемнона» Эсхила, в переводе на исанский, сделанном светлой королевой Бодилис.

– Что за сатана! – Сидевший на правом фланге римлян Админий обратился к соседу, важному и богатому суффету. – Простите, почтенный. Разве сегодня дают не Плавта?