– Боюсь, в таких делах рассудок не поможет, – заметила Бодилис, но она же склонила Сестер к тому, чтобы принять его предложение. Ей пришлось сердито шепнуть Малдунилис: «Помалкивай, не то я выставлю тебя за дверь», потому что эта королева никак не могла совладать с охватившим ее страхом. Остальные сами овладели собой, и установилось выжидательное молчание.

– Итак, – Грациллоний, чтобы разрядить обстановку, оперся на длинную рукоять Молота. – Надеюсь, вы понимаете, что я стараюсь исполнять долг короля. Но у меня есть и другие обязанности – римского префекта – и человека. Мне грустно слышать о беде с Иннилис. Если я не поспешил к ней, то только потому, что меня задержало это дело. Признаюсь, я еще не все понимаю. Знаю только, что она должна была провести день и ночь солнцестояния на Сене, но теперь Дахилис придется заменить ее.

– Я все исполню, – подала голос Дахилис.

Грациллоний снова вспыхнул гневом.

– Одна, в таком состоянии? Ты видела небо? Погода портится! Ты можешь застрять там на несколько дней, ни одна лодка не пробьется на остров в бурю. Безумие!

В холодном взгляде Форсквилис сверкнул огонь.

– Нет, римлянин, – сказала она мужчине, с которым этой самой ночью занималась любовью. – Это воля богов. Чтобы узнать ее, я провела ночь в гостях у мертвой; чтобы исполнить ее, мы постились без еды и питья и бичевали себя. Презреть ее так же невозможно для нас, как для тебя – плюнуть на жертву твоему Митре. Даже более того, ибо за грех свой ты отправился бы в ад один, но гнев наших богов падет на весь Ис. Они повелели, чтобы в ночь возвращения солнца Бдение несла сестра, носящая под сердцем плод. Должна была отправиться Иннилис. Теперь Дахилис придется заменить ее.

– Вы затеяли все это у меня за спиной! – Грациллоний взмахнул Молотом. – Зачем, зачем, зачем?

– Чтобы искупить грехи, среди которых твои, о король, числятся не последними, – спокойно, едва ли не с жалостью объяснила Ланарвилис.

– Но… но это… послушайте! – выкрикнул Грациллоний. – Если я заблуждался, я готов искупить… сделать все, что вы сочтете нужным… если в этом не будет ничего недостойного, я согласен!

Никто не ответил ему, только Форсквилис покачала головой. Слезы на глазах Дахилис высохли. Она сидела прямо, строго сложив руки на коленях, весь ее облик выражал решимость.

– Митра защитит тебя! Он справедлив, он выше… – Грациллоний осекся. Во всех взглядах он видел непреклонность.

Две дюжины легионеров… Пусть даже большинство исанцев откажется выступить против него, пусть даже часть флотских останется в стороне… Может быть, им удастся выбраться из города, добраться до Аудиарны. Вывести Дахилис.

Нет. Он знал, это сломает ее. И это будет концом той, еще ненадежной оборонительной сети, которую он сплетал с таким трудом. Ему было поручено спасти Арморику для Рима, а не раздирать ее надвое.

– Простите. Я не желал оскорбить богов Иса, – Грациллоний склонил голову, скрестил руки на рукояти Молота, чтобы стоять все так же прямо – это стало вдруг очень трудной задачей.

Наконец он встряхнулся и расправил плечи.

– Хорошо. Да будет так. Но я не позволю Дахилис рисковать больше, чем необходимо.

– Ты сомневаешься, что богиня позаботится о ней? – вызывающе спросила Виндилис. – То, что произошло сегодня ночью, могло быть проявлением Ее воли.

– Ну так Ее воля исполнится, что бы мы, смертные, ни делали, – буркнул Грациллоний. – Я прошу только, чтобы кто-нибудь из вас – одна или двое – сопровождали Дахилис и оставались рядом с ней на случай… того, что произошло сегодня ночью.

– Никто из нас не смеет, – ответила Квинипилис. – Грациллоний, дорогой мой, ты по-своему добрый человек, и я понимаю, как тебе больно. Но такой жертвы потребовали боги, и мы поклялись Великой Клятвой, что ни одна из нас завтра не ступит на Сен, кроме той, что избрана. И конечно, для всех остальных это запретно во всякое время.

– Ха! – усомнился Грациллоний. – А как же насчет рабочих – мужчин! – которые исправляли повреждения после бури?

– В том была священная нужда, – ответила Ланарвилис. – И они прошли обряд очищения и освящения. А после того весь остров был заново освящен. Не думай, что мы избежим проклятия Белисамы, прочитав в последнюю минуту над кем-нибудь фальшивую молитву.

Никого из них не удивил его ответ. Он давно надвигался, неотвратимо, как морской прилив.

– Я – освящен! – сказал он.

Шепот ужаса пронесся по комнате.

– Я – король. Я – Таранис на земле, – продолжал Грациллоний. – Если не бывало такого, чтобы король ступал на Сен, то ведь и Бдений в солнцестояние не бывало прежде.

– Король в Исе возглавляет праздничные торжества, – возразила Фенналис.

Грациллоний фыркнул.

– Исанцы – не дикари, чтобы верить, будто и в самом деле возрождают солнце. Это просто традиционный праздник. Мне полагалось бы принять в нем участие, но любой жрец – или, скажем, Сорен Картаги, мой Оратор, – отлично может меня заменить. Разве в вашей истории не случалось подобного?

– Случалось, раза два-три, – признала Бодилис. – Король болел, или был занят охраной границ, или…

– Вот видите, – обрадовался Грациллоний и глубоко вздохнул. – Не бойтесь. Я не собираюсь ничего осквернять. Я не стану вторгаться в таинства. Но… случись что – у меня неплохие руки, я вырос на ферме и не раз помогал коровам телиться и как всякий солдат, умею помочь раненому. Моряки, которые доставляют вас на остров, выходят на прибрежную полосу. Неужели вы откажете освященному королю в том, что дозволяется им? – и добавил тихо: – Я буду с ней. Я сказал.

Бодилис шевельнулась, напряженно вглядываясь в пустоту, пока ее разум нащупывал решение.

– Стойте, подождите, – заговорила она. – Сестры, в теле нашего короля живет бог. Кто поручится, что не сама Белисама призывает его?… Я не зря сказала тебе, Грациллоний, в этом деле приходится отказаться от доводов рассудка. Хотя… глубины океана недосягаемы для солнечных лучей, но солнце освещает волны… Слушайте же! Верно, что пришельцам дозволено ступать на прибрежную полосу. Священная земля начинается там, куда не достигает самый высокий прилив. Этот закон введен ради моряков, которых может вынести на остров после крушения, но относится и к прочим. – Ее взгляд встретился со взглядом Грациллония. – Сможем ли мы найти компромисс?

Он загорелся надеждой:

– Думаю, сможем!

Лицо Дахилис словно осветило восходящее солнце.

Баржа, доставлявшая галликен на Сен, впечатляла не размерами – ибо ее длина не превышала шестидесяти футов, – но пропорциями и тонкостью отделки. Вдоль голубых бортов тянулся серебряный узор, на высоком форштевне гордо поднималась резная голова лебедя, корма заканчивалась рыбьим хвостом. На палубе вместо обычной каюты стоял миниатюрный греческий храм. Над ним вздымалась стройная мачта – только для флага, так как баржа ходила на веслах. Гильдия вышивальщиков каждый год преподносила в дар новый флаг: серебряный дельфин на лазурном поле. Команду составляли моряки, добившиеся этой чести особыми заслугами.

В утро солнцестояния баржа отошла позднее обычного, потому что ветер разогнал большую волну и прилив, открывавший ворота, не сразу осилил накатывавшие валы. Наконец прозвучала труба, на берегу отдали концы, и судно вышло в море. Народ толпился на стенах, башнях и даже на причале, провожая покидавших гавань тревожными взглядами.

Едва судно миновало ворота, его принялись раскачивать, подкидывать и сотрясать волны. Ветер свистел в снастях, срывал с волн пену, выдергивал клочья тумана из низкой завесы свинцовых облаков, наползавших с запада. Ледяные брызги застывали на губах соленой коркой.

Корабль упорно шел навстречу ветру. Команда выбивалась из сил, и наконец сверкающие шпили городских башен растаяли в дымке. Чайки не вылетали сегодня на рыбную ловлю, и только черные бакланы изредка мелькали за кормой.